Александра Турлякова - Рифейские горы Страница 10

— Случилось! — Лидас вздохнул. Он смотрел на Кэйдара без зависти. Тот был моложе его всего на два года. Сложение просто идеальное, ни капли лишнего жира. Мускулы под кожей перекатываются при каждом движении, как у горного барса. Такой же стройный, гибкий, и такие же сильные движения. Кэйдар — хороший воин, это все знают. И всё равно Лидас не завидовал его славе. Он слишком хорошо знал, на что способен сам. А мечта сойтись с Кэйдаром в поединке — просто, померяться силами: кто — кого! — оставалась пока мечтой.

— Завтра с утра придётся отправлять лодку искать воду. Кони без воды совсем оста-лись, и другая скотина. На утро только и есть…

— А с кормом как? Сена-то хватит?

— Не знаю. Если так и будем на вёслах идти, то вряд ли. И так уже порядком уреза-ли. Ячмень — две меры в день, сено — полтюка на голову.

— Овец надо резать! Съедать их, пока они нас не съели…

— Режем! Но не рабам же мясо давать…

— Ну, это ясное дело! — Кэйдар рассмеялся. — Ты мне, главное, воинов моих корми получше, а рабов потом пусть хозяева откармливают. А насчёт воды это хорошо, что предупредил. С утра и отправим на разведку…

Это ещё полдня потеряем, пока заправимся. А может, и больше…

Лил закончил перевязку, отошёл в сторону. Кэйдар сам справился с застёжками лёгкого паттия, хоть и видно было, что каждое движение причиняет ему боль. Он продолжал довольно улыбаться, таким Лидас его уже давным-давно не видел. С тех пор, пожалуй, как Правитель дал "добро" на организацию этого похода.

— Ну, остаёшься на ужин? Я, вон, даже Лила пригласил. Вы ведь согласны, правда же? — Врач, собирая все свои инструменты и бинты, укладывая баночки с мазями, немного растерянно и испуганно улыбнулся. Улыбка на его узком костистом лице вообще была редкой гостьей.

— Нет! Я ещё одно дело не уладил. — Лидас поднялся с широкого удобного кресла, явно намереваясь уходить.

— И какое же? Разве мы не всё обсудили?

— Кэйдар, отдай его мне! — потребовал резко, с вызовом, как никогда ещё не обра-щался к брату жены.

— Кого? — тот удивлённо вскинул брови, не понял, о ком речь.

— Раба того. Гребца…

— Он что, ещё живой? — Кэйдар поморщился с разочарованием. Лидас кивнул в от-вет. — Зачем тебе? Я приказал его казнить. Он убить меня хотел… Таких щадить нель-зя ни в коем случае. И вообще… Какой в этом смысл? Да и не отменяю я свои приказы обычно…

— Я хочу его… Для себя лично…

— О! — Кэйдар рассмеялся. — Если б ты взял себе одну из женщин, я б ещё понял… Но этот варвар?

— Нет! Ты неправильно понял. Ну, вообще-то, я же имею право взять себе что-нибудь из общей добычи, — Лидас говорил, глядя Кэйдару в глаза, будто со стороны себя слыша, и сам поражался своему упрямству. Никогда с ним такого не было. Это и Кэйдар почувствовал. Может, поэтому и уступил так легко, не допытываясь боль-ше.

— Да забирай, конечно! Я видел — это падаль уже. Еда для мух! Всё равно подохнет. Если уже не подох…

— Ну, тогда ладно, пойду я, — Лидас заторопился. — Лил, зайдёте ещё ко мне сегодня перед сном, хорошо?

Врач кивнул, а Кэйдар недовольно скривился. "Меня и раба этого — одному врачу лечить?! Ну, это уже слишком!" Но вслух ничего не сказал, промолчал.

* * *

Если б Хатха осталась живой, она бы пожалела. А так… Ни с кем другим Ирида не решилась поделиться своим горем. Да и сами они всё прекрасно понимали.

Выплакалась украдкой, плакала до тех пор, пока не устала. А тело всё ещё помнило его грубые сильные руки, и следы от них появились на запястьях, и болели губы, которые он целовал силой.

Грубое животное! Разве такого можно назвать человеком? В конце концов, перед ним не скотница, а дочь царя, как он сам сказал "царевна".

Хотя какое это теперь имеет значение? Рабыня ты! Такая же, как и все другие. Вон, как Тина со своей годовалой дочкой. Баюкает её, бережёт, свой хлеб ей в воде разма-чивает, а на рынке продадут по разным хозяевам, и не увидит больше свою Лидну. И Симса… Её трёхмесячного ребёнка ещё на берегу бросили с одним объяснением: "Всё равно не доживёт!" Всё равно им, что она уже пятый день в себя прийти не может. Не ест, ни с кем не разговаривает, не чувствует ничего.

Что им всем твоё горе? Ещё неизвестно, как судьба у каждой сложится.

Может, он ещё и отвяжется, этот аэл? Он уже получил всё, что хотел. Чего с меня взять ещё?

Нет, аэл не отвязался. Утром от него пришёл слуга, проводил под понимающие взгляды других женщин. "Ещё хоть пальцем прикоснется, руки на себя наложу! Чем жить так, лучше вообще никак!" Шла и думала, даже по сторонам не глядя. Остано-вилась у порога, поплотнее прихватив разорванное до самого низа платье: подол его расходился при каждом шаге, и ноги оказывались непростительно открытыми.

Аэл ещё только завтракал, сидел за столом к ней лицом, и при появлении Ириды медленно поднял голову, улыбнулся с таким доброжелательным видом, что невоз-можно было внутренне не вздрогнуть. Нет, человек он симпатичный, красивый даже, но опасный, какой-то до жестокого опасный. Так и ждёшь от него подвоха, неприят-ностей. Не всё решает красота лица, и этот аэл — прямое тому подтверждение.

— Мне сказали, что в тот день справляли твою свадьбу. Что же твой муж? Ты не знаешь, что с ним стало?

— Он погиб. Как и все другие… — Ирида смотрела на него, смотрела прямо в глаза, и его насмешка, постоянная насмешка раздражала, невольно вынуждала быть резкой, не такой, как до́лжно в её положении.

— Как видно, до брачной ночи дело не дошло, — усмехнулся. — Не показалась ты мне похожей на замужнюю женщину. Отсутствие опыта…

— Какое вам дело? Я не хочу об этом… — Ирида выдержала его холодный оцени-вающий взгляд, полный хорошо скрываемой злости. Аэл повёл бровью: "Вот ты, значит, как!", — допил вино в бокале. Каждое движение спокойное, а всё равно ждёшь: вот встанет сейчас — да как ударит. И будет прав! Вспомни, как сама частенько сер-дилась на Хатху за её нерасторопность, била по рукам молоденькую Улу, когда та, расчесывая волосы, была не аккуратна. Теперь их обеих нет, а сама ты во власти этого вот человека. Захочет — прикажет высечь, может сам ударить по лицу, как вчера… Ну и пускай! Он ждёт покорности, привычного послушания? Для этого нужно родиться рабыней, а я дочь царя, не абы кто! Попробуй сейчас заставить меня вести себя, как тебе этого хочется!

— Для варварского народа ты неплохо знаешь наш язык, — заметил он, срезая ножом кожуру с яблока. Ирида смотрела, не отрываясь, на эту скручивающуюся змейку и понимала лишь одно: хочется есть. И больше ничего! Чего ему надо? Зачем мучает? Пусть сразу говорит!

— Моя кормилица была из аэлов.