Выбирая жизнь (СИ) - Предгорная Арина Страница 11

И ещё муж. Она, Виррис, выходит, вовсе не Адорейн, а дочь какого-то… Сдыдоба какая. А Бьорд — Вейсдгар, признанный сын графа, хотя и бастард, единственное исключение в своей семье, отказывающейся считаться с кем-либо недостойного, по их мнению, происхождения.

Конюх или папин лакей..? То есть не папин! Но называть вырастившего её человека по имени, считать его чужим она никогда не сможет. Бьорд осторожно заметил, что не искал настоящего родителя, но, если Виррис захочет… Девушка едва сдержала злые горячие слёзы, только головой дёрнула резко, поспешно, а в экипаже совсем не осталось воздуха, и так тесно, невыносимо. Бьорд смотрел с жалостью, и вздыхал, словно лично виноват во всём случившемся. Уронил руку, так и не дотянувшись до её локона, упавшего на лоб.

— Виррис. Плюньте на слухи, их никто не собирается подтверждать. Людям надо о чём-то болтать, поболтают и перестанут. Не важно, чья кровь в вас течёт, важно…

— Замолчите, пожалуйста, — кое-как выдавила она.

Едва досидела до дома, выскочила из кареты первой, не дожидаясь помощи мужа, споткнулась на ровном месте, чуть не полетела на землю, но упрямо избегала рук Зоратта.

— Не трогайте меня. Оставьте, просто оставьте, пожалуйста! — она зажмурилась, чтобы не видеть его огорчённое лицо.

И, подняв юбки, почти бегом понеслась куда-то, с ровной дорожки по ковру ландышей, вглубь сада, и дальше, дальше, где потемнее, где никто не увидит её смятения и стыда.

Бьорд долго смотрел вслед, сделав знак Бергу не вмешиваться. Повернулся к забору, и вовремя: неясная расплывчатая тень перетекла со стороны улицы в утонувший в сумерках сад. Арви приблизился на четырёх лапах, неся длинный толстый хвост на весу. Зоратт рассеянно погладил широкий лоб ортейра, почесал за ушами. Большой зверь отстранился, поплыл очертаниями и собрался заново — человеком.

«Тебе лучше? Остудил горячую голову?»

«Тому хлыщу ничего не угрожало. То есть… Кишки бы я ему не выпустил, я уже говорил. Так…помял бы маленько. Заслужил! С первой встречи показался неприятным типом».

«Это моя жена, Арви. Мне её и защищать».

«Мою мать…»

В голове юноши прозвучал тёплый смех.

«Я знаю, что вы, Ольверские, вступаетесь за честь дамы всем скопом, и твоей матери очень повезло с защитниками. Но здесь не Герриард, Арви, здесь достаточно…меня. Но — я тебе благодарен. За порыв. Виррис не заслуживает подобного в свой адрес».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Где она?»

«Ей нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Пойдём в дом. Чуть позже я схожу за ней».

— Прийти в себя после чего? — внимательно посмотрел на Бьорда племянник. — Ты мне ничего не хочешь сказать?

Они медленно двинулись к крыльцу.

— Тебе? — хмыкнул Бьорд невесело. — Тебе — определённо нет, не хочу. И Виррис не хотел. Понимаю, что когда-нибудь пришлось бы, но…

— Я слышал каждое слово этого…Форриль, кажется? Форриля. По-моему, совершенно очевидно, что мне нужно понимать, что происходит.

Зоратт длинно вздохнул. Что за дурацкий вечер!

…

— Я только переоденусь и вернусь, — хмуро сказал он юноше. — Выйдем в сад.

Парень оглянулся назад, в темноту, туда, где за деревьями и аккуратно подстриженным кустарником чернели ворота.

— Защиту по всему периметру ты установил?

— Я, — подтвердил Зоратт. — Расстроенная женщина непредсказуема, не приведи Небо, сбежит. Я не могу допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось.

Второй раз за вечер Бьорду пришлось вытаскивать на свет чужие тайны, разглашать которые вообще-то имела право лишь рыжая Элге, снова Адорейн. Племянник не из болтливых, но всё-таки жаль, очень жаль, что он всё слышал там, в доме градоправителя. Зоратт излагал полученные сведения сухо, скупо, а сам напряжённо прислушивался к звукам ночи за пределами дома. На пальце тихо мерцал зеленовато-голубой камень диковинной огранки, и от него шло едва уловимое тепло. Его жена, самая настоящая, независимо от того, делят они одну постель или нет, была в безопасности. В растрёпанных чувствах, очень несчастная, но невредимая. И то, что она согласилась носить то кольцо, очень грело сердце, и ему так гораздо спокойнее.

«Вот оно что», — протянул Арви по их родовой связи. Он также, как и дядя, сменил вычурный расшитый наряд на простые штаны, рубашку и укороченную тонкую куртку, если эту мягкую кожу, плотно облегающую ноги, можно было считать простым материалом. С волосами, убранными в небрежный высокий хвост, затянутый в антрацитово-серую, местами потёртую кожу, он смотрелся франтоватым пиратом. — «Отец так интересовался личностью твоей супруги, когда я вернулся домой. Скоропалительная свадьба, более чем скромная, из всей семьи пригласили только меня, а я далеко не глава рода! Еле выкрутился, не хотел тебя подставлять. Но тебе и без меня устроили допрос по всем статьям, верно? Как же тебя угораздило, Бьордхард?»

Они брели по майскому саду, но едва ли слышали переливчатое пение ночных птиц, и только ароматы распустившихся после захода солнца цветов со всех сторон окутывали, призывая сбросить с плеч тяжесть дня и окунуться в безмятежный покой.

«Выбирай выражения, мальчик. Знаешь, я счастлив, что мне не нужно одобрение и благословение Сиб…отца для того, чтобы повести к Алтарному камню женщину, которую выбрало сердце. Не ты ли не так давно говорил о ценности подобного выбора?»

«Извини, не хотел обидеть ни тебя, ни тётю Виррис. Но, Бьорд… Ни приданого, ни полезных связей. А теперь ещё и разговоры пойдут, благодаря длинному языку этого хлыща. Общество не прощает изъянов и тёмных пятен».

«Если бы мне нужно было приданое и связи — поверь, я давно получил бы и то, и другое. Хоть здесь, хоть в столице. И пустые разговоры — самое меньшее, что меня волнует, и до Виррис эта грязь не долетит, я позабочусь об этом. Я знаю тебя с детства, знаю, какие ценности вкладывали в твою голову в Ольвере. Скажи, Арви: насколько темны для тебя эти пятна и существенны изъяны родословной? Ведь час назад за одну из нас ты готов был порвать того мальчишку на кровавые ленточки».

Негромкий голос Бьорда в голове юноши бился штормом, лицо, далёкое от яркой привлекательности, сделалось жёстким. Парень брёл, спрятав руки в карманах, с плотно сжатыми губами, глядя строго себе под ноги.

«Бьордхард! Я поражён, не буду скрывать. Дело не в том, как отнесусь я — тебе ведь это неважно, правда? Я не позволю себе оскорбить твою жену; я успел немного узнать её и понимаю…принимаю твой выбор. И слишком уважаю тебя. Нет, не так. Ты мне как отец. Настоящий, такой, каким я хотел бы видеть своего. Но… Виррис не одна из нас. Это не моё личное мнение: ты не хуже меня знаешь, что никто из Вейсдгаров не примет твою жену так, как должно».

Зоратт помолчал. Прогуливаясь, они дошли до угла дома, и мужчина остановился.

«Ты был бы не самым плохим сыном, — хмыкнул он. — Знаешь, поэтому я и не хотел никому ничего говорить. Не нужно, пожалуй, демонстрировать моей жене чрезмерное расположение — боюсь, я не смогу оценить такое поведение адекватно. Обещанного тобой принятия и уважения — вполне достаточно».

Арви вздохнул, словно прибавил разом десятка три лет, досадливо повёл плечами, примирительно хлопнул дядю по спине.

«Не принимай за оскорбление мою чрезмерную откровенность, ладно? Я не буду распространяться дома обо всех нюансах происхождения Виррис, поскольку ты прав: не Вейсдгарам жить с ней, а тебе. А тебе я желаю только счастья. Пусть у вас всё сложится, Бьорд».

От Арви исходил острый пряный запах перца с лёгкой травяной ноткой: волнение, досада, гнев? С первой госпожой Зоратт мальчик в своё время так и не нашёл общего языка. Мирея его побаивалась, опасалась спонтанных оборотов, сердилась на детские шалости, а шалил мальчишка от души. Но молчала о том, что они с Бьордом приютили у себя оборотня — ортейра. А маленький снежный котёнок, казалось бы, слишком мелкий, чтобы придавать значение сословиям и классам, узнав о том, что госпожа Зоратт не обладает никаким титулом, в первый год позволял себе разное. И высокомерие откуда-то взялось, и холодная надменность, и попытки командовать, не считать женщину достойной заботиться о нём, таком прекрасном и родовитом. Не единожды бывал оттаскан за ухо той самой не аристократической рукой. Всякое бывало.