Дочь атамана - Тата Алатова Страница 12

Вкрадчиво и, как показалось Гранину, злорадно засмеялся страшный цыган.

Лядовы пригласили Гранина на обед, и он не нашел причин, чтобы отказываться, однако то и дело ловил на себе пронзительный взгляд атамана, который вроде так и сяк примеривался к новому управляющему и никак не мог окончательно решить, годится тот или нет.

Вдовство открыло Гранину дверь в этот дом, но не избавило от подозрительности его хозяина. Канцлер предупреждал, что пришлому чужаку сложно угодить Лядову, поскольку тот везде ищет врагов, а в усадьбу отправит, скорее всего, проверенных долгими годами службы людей.

Однако управляющий был нужен позарез, и отставной вояка на это место, увы, не годился. Особенно с учетом того прелюбопытного факта, что у Александры за несколько прошедших месяцев откуда ни возьмись появились новые и грандиозные планы.

Довольная предстоящим отъездом, она выглядела оживленной и довольной, ластилась к отцу, как ребенок, и без умолку болтала.

— Лошади новой лядовской породы, — перечисляла Александра, опасливо косясь на жидкий студень, пахнущий почему-то селедкой, — должны быть крепкими, нарядными, сильными, одинаково удобными под седло, в упряжку и плуг.

— Ну ты хватила, — с улыбкой возразил ей Лядов, и было видно, что это он так, поддразнивает дочь, а на самом деле любуется ею и гордится. В простеньком домашнем желтом платье, с немудреной растрепавшейся косой, Александра казалась очаровательной. В ней не было привычной Гранину статной красоты — угловатая и порывистая, с экзотическим разрезом черных глаз, она и сама чем-то неуловимо напоминала нетрепеливого жеребенка.

— Ничего и не хватила, — в запале воскликнула Александра и отважно ткнула вилкой в студень, который немедленно накренился и распластался по тарелке, — а еще эти лошади обязаны выдерживать плохие дороги и уметь подолгу бежать рысью, чтобы не уставать и поменьше трясти экипаж!

— Она у меня мечтательница, — пояснил Лядов с обезоруживающей неловкостью.

Пухленькая гувернантка немедленно поджала губы и произнесла утомленно:

— Удивительно ли это при таком хаотичном воспитании, которое получила эта девочка. Александра, упражнения для ума не менее важны, чем другие… тренировки, — гувернантка поморщилась, явно не желая говорить об оружии при посторонних, хотя дуэльные шпаги валялись прям здесь же, на одном из кресел. — Ну а пока ты витаешь в облаках…

— Ну а пока я витаю в облаках, — весело подхватила Лядова, — вы с Михаилом Алексеевичем займете папину конторку и напишете всем заводчикам, подробно расспросив их о племенных лошадях — кто из них будет готов к скрещиванию уже весной.

— Ах, что она говорит, — и гувернантка побагровела. — Александр Васильевич, допустимы ли такие разговоры за столом при двух незамужних дамах!

Лядов и глазом не моргнул:

— Я тебе и так назову заводчиков, у которых есть приличные лошади. Езжай, Саша, к Соколову, больше не к кому.

— А это потому, что вы считаете за лошадей только тех, на ком можно на параде красоваться!

Лядов оглушительно расхохотался:

— Палец в рот тебе, Сашка, не клади. А вы, Михаил Алексеевич, и слова не сказали за весь обед. Вам неприятна тема нашей беседы?

— Я мало понимаю в лошадях, — признался Гранин смущенно, — но при некоторой подготовке смогу принять у них роды. Моя мать была повитухой.

— Ах, это невыносимо! — провозгласила гувернантка и придвинула к себе гречку с уткой. Видимо, бесстыжие разговоры о скрещивании не влияли на ее аппетит.

— Лошадиный повитух, — обрадовалась Александра, — изумительная новость.

— Вы бы, Михаил Алексеевич, лучше думали об обустройстве усадьбы, — осудил его Лядов, — а не поддавались фантазиям моей дочери.

— Да кому есть дело до узоров на стенах, — с досадой проговорила Александра.

— Вот пропадет у тебя в мороз тяга в печи — посмотрим, как ты запоешь.

— Все бы вам печами топить, Александр Васильевич, — приободрилась гувернантка, — в приличных домах уж камины давно!

— Заморская блажь, — отмел камины Лядов.

Гувернантка мученически вздохнула, поймав взгляд Гранина. Посмотрите, говорило ее лицо, с каким варварством приходится здесь мириться.

— Не беспокойтесь, Александр Васильевич, — спокойно сказал Гранин, — я ни в коем случае не допущу, чтобы Александровна Александровна мерзла в собственной усадьбе.

— Валенок надо побольше, — раздался из соседней комнаты зычный голос кормилицы, и что-то там грохнуло, — и шалей, шалей потолще.

Александра засмеялась, сорвалась с места и побежала на шум. Слышны были старческое ворчание и звуки звонких поцелуев.

— Хоть поешь, Саша, — крикнул Лядов и обернулся к Гранину: — Егоза. Без нее дом опустеет, а меня в деревню дела не пускают. Дочери — это сущее наказание, Михаил Алексеевич. Когда она рядом — нет никакого покоя, а без Саши… — и он уныло махнул рукой.

Гранин сглотнул отвратительный студень.

Где-то теперь его сыновья?

Совсем ведь уже взрослые, Степке тридцать, а Ваньке — двадцать семь. Выросли, презирая собственного отца.

Лядов, чуткий к его настроению, замолчал.

— Я сегодня же лично отправлюсь в усадьбу, — сказал Гранин, — своими глазами посмотрю, как дела обстоят.

— Вы, я вижу, человек серьезный, — проговорил атаман, понизив голос, — вы Сашу мою не слушайте. Она кого угодно с ума сведет своими выдумками. Слыханое ли дело, до пятнадцати лет мечтала быть пиратом! Барышни ее возраста о нарядах да женихах мечтают, а у нее лошади да дуэли на уме.

— А вы и рады, — сердито вмешалась гувернантка, — для вас лучше дуэли, чем женихи!

— А вы, Изабелла Наумовна, свое место помните, — неожиданно вспылил Лядов и тут же оттаял: — Михаил Алексеевич, вы глазами-то не лупайте, привыкайте, у нас без реверансов. Проще на войне, чем в этом женском царстве, — пожаловался он вдруг, — у всех свое мнение.

— А ты, батюшка, как будто кого слушаешь, — из соседней комнаты сказала кормилица, — стадо баранов, а не семейство!

Появилась Александра в теплой шали с яркими цветами. Прошлась павой, прыснула, подняла подол, показав белые валенки на ногах, тоже с цветами, да так и покатилась со смеху.

— Вот видите, папенька, — отсмеявшись, она сделала очень серьезной, надула щеки, — я к деревенским морозам совершенно готова. Незачем Михаила Алексеевича гонять туда-сюда.

— Я все-таки съезжу.

— Ну, воля ваша, — она вернулась за свое место за столом, с тоской поглядела на студень, взялась за булку, да так