Лиза Смит - Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает Страница 13

И тут Бонни замолчала, потому что Мередит и Стефан замерли, и у них на лицах появилось абсолютно одинаковое выражение: «Господи, только не это».

– И пара чутких ушей, – произнес за спиной у Бонни звенящий от ярости голос. У Бонни екнуло сердце.

Вот что бывает, когда отмахиваешься от предзнаменований.

– Кэролайн…

Мередит и Стефан сделали все, чтобы свести к минимуму жертвы и разрушения, но было поздно. Длинные ноги Кэролайн прошагали через всю комнату, а лицо у нее было такое, как будто она не хотела, чтобы ее ступни прикасались к полу в комнате Стефана. При этом свои туфли на высоких каблуках она почему-то держала в руках.

– Я вернулась за темными очками, – сказала она все тем же звенящим голосом. – И услышала достаточно, чтобы понять, что на самом деле обо мне думают мои так называемые друзья.

– Нет, не достаточно, – в Мередит мгновенно проснулся оратор, а у Бонни так же мгновенно отнялся язык. – Ты услышала разговор раздраженных людей, которых ты только что оскорбила, и им нужно было выпустить пар.

– И вдобавок, – сказала Бонни, к которой неожиданно вернулся дар речи, – ну признай сама, Кэролайн: ты ведь хотела послушать, что мы говорим. Поэтому-то и сняла туфли. Ты стояла за дверью и подслушивала. Скажешь, нет?

Стефан закрыл глаза.

– Это моя вина. Я должен был…

– Нет, не должен, – оборвала его Мередит и добавила, обращаясь к Кэролайн: – Если ты назовешь мне хоть одно произнесенное нами слово, где было вранье или преувеличение… Ну разве что, за исключением того, что сказала Бонни, но Бонни… Ладно, Бонни – это Бонни. Короче: если ты назовешь мне хоть одно слово, которое произнес кто-то другой и которое было бы враньем, я тут же попрошу у тебя прощения.

Кэролайн не слушала ее. Кэролайн дергалась. У нее начался нервный тик; ее миловидное личико исказилось судорогой и побагровело от ярости.

– А ты попросишь у меня прощения, – сказала Кэролайн и обернулась вокруг своей оси, ткнув в каждого острым ногтем указательного пальца. – Вы все скоро пожалеете. А ты, – сказала она, глядя на Стефана, – если хоть раз еще попробуешь отрабатывать на мне свои вампирские приемчики, имей в виду: у меня есть друзья. Очень крутые друзья. И им будет интересно об этом узнать.

– Кэролайн, ты сегодня подписала клятву…

– Я плевать на нее хотела.

Стефан встал. В маленькой комнатке с пыльными окнами было уже темно, и его тень от стоящего у кровати ночника легла прямо перед ним. Бонни увидела эту тень, и волоски на руках и шее у нее поднялись. Она ткнула Мередит. Тень была очень черной и очень большой. Тень Кэролайн была бледная, прозрачная и маленькая – пародия на тень Стефана.

Ощущение грядущей грозы вернулось. Бонни задрожала; она пыталась унять дрожь, но не могла; она чувствовала себя так, как будто ее бросили в ледяную воду. Холод пробрался до самых костей и теперь слизывал остатки тепла, слой за слоем, как прожорливый великан, и вот ее уже била крупная дрожь…

В сумраке с Кэролайн что-то происходило… Из нее что-то сыпалось, или в нее что-то входило… – а может, и то и другое одновременно. В любом случае, это что-то было совсем рядом с ней – и рядом с Бонни тоже. Напряжение становилось невыносимым, Бонни чувствовала, что задыхается, а ее сердце бешено заколотилось. Мередит – рассудительная, благоразумная Мередит – беспокойно заерзала рядом с ней.

– Что проис… – шепотом начала она.

И тут, словно существа во тьме искусно подогнали все одно к одному, дверь в комнату Стефана с шумом захлопнулась, лампочка – обычная электрическая лампочка – погасла, а старые шторы, закатанные на окне, с шумом опустились, и комната погрузилась в кромешную тьму.

Тогда Кэролайн завизжала. Это был ужасающий звук – плотный, словно его содрали с ее позвоночника, как кусок мяса, а потом вытолкнули через глотку.

Бонни тоже завизжала: она просто не смогла сдержаться. Впрочем, это был не визг – скорее уж безголосый выдох. Во всяком случае, он никак не мог сравниться с колоратурой, которую выдала Кэролайн. Слава богу, Кэролайн больше не кричала, и Бонни сумела подавить следующий вопль, который готовился вырваться из ее гортани. Впрочем, задрожала она еще сильнее. Мередит крепко обняла ее, но темнота и тишина от этого не исчезли, а дрожь Бонни все не унималась, поэтому Мередит встала и бесцеремонно передала подругу Мэтту. Тот явно смутился, но все-таки неуклюже попытался ее обнять.

– Сейчас глаза привыкнут, и станет не так темно, – проговорил он. Его голос был хрипловатым, как будто у него пересохло в горле, но слова, которые он произнес, были в этой ситуации лучшим лекарством из всех возможных, поскольку больше всего на свете Бонни боялась темноты. В темноте были какие-то существа, которых никто, кроме Бонни, не видел. Ее била дрожь, но она, с помощью Мэтта, нашла в себе силы устоять на ногах – и вдруг ахнула, одновременно услышав, как ахнул Мэтт.

Елена светилась в темноте. И не просто светилась. В сиянии у нее за спиной была отчетливо, совершенно ясно видна пара…

Пара крыльев.

– К-к-крылья, – пролепетала Бонни, заикаясь не столько от благоговения или страха, сколько просто от дрожи. Мэтт вцепился в нее, как ребенок. Он явно был не в силах ничего сказать.

Крылья шевелились в такт с дыханием Елены. Она стояла, зависнув в воздухе, но на этот раз абсолютно неподвижно. Она вытянула вперед одну ладонь, расставив пальцы, как будто на что-то возражала.

Елена говорила. Она говорила на каком-то языке, которого Бонни никогда прежде не слышала, да и вообще сильно сомневалась, что на нем говорит хоть один из живущих на земле народов. Слова были тонкие, с острыми краями, похожие на мириады хрустальных частиц, которые рассыпались, упав с какой-то невероятной высоты.

И тут Бонни поняла, что эти слова становятся ей почти ясны, потому что ее собственные экстрасенсорные способности питала исходящая от Елены невероятная Сила. Эта Сила перекрывала темноту и уже начала отгонять ее прочь, так что таящиеся в темноте существа помчались врассыпную, и скрип их когтей доносился со всех сторон. Слова, острые, как льдинки, неслись за ними вслед, и теперь они были преисполнены презрения…

А Елена… Елена стала такой же потрясающе красивой, как тогда, когда превратилась в вампира, – и почти такой же бледной.

Но Кэролайн тоже что-то выкрикивала. Она произносила мощные заклинания черной магии, и Бонни показалось, что из ее рта извергаются всевозможные порождения тьмы и ужаса – ящерицы, змеи, пауки с бесчисленными ногами.

У нее на глазах происходил поединок магий. Но как Кэролайн сумела так хорошо овладеть черной магией? В отличие от Бонни, она не была наследственной ведьмой.