Любовь и ненависть (ЛП) - Вильденштейн Оливия Страница 13

— Как много твои родители знают… обо всём?

— Они знают всё.

Я чуть не подавилась собственной слюной.

— Они знают, что я провела ночь у тебя дома? — прошептала я, молясь, чтобы мой голос не донёсся до чувствительных барабанных перепонок Нельсона.

— Нет. Но они знают о парной связи, и они знают о моих чувствах на этот счёт.

Жар начал карабкаться по моим ключицам и обвиваться вокруг шеи, точно разрастающаяся виноградная лоза.

— Они в ужасе?

Он уставился на пульсирующую точку у меня на шее.

— Почему они должны быть в ужасе?

— Потому что я намного моложе и скорее похожу на твою младшую сестру, а ещё ты держал меня на руках в родильном отделении, — я выпалила всё это на одном дыхании.

— Эй…

Он шагнул ближе, и его пьянящий горячий аромат окутал меня.

— Во-первых, возраст не имеет значения. Ты больше не ребёнок, Несс. Ты женщина, а я мужчина, и это всё, что имеет значение. Только это должно иметь значение. И если кто-нибудь когда-нибудь сделает уничижительный комментарий по поводу нашей разницы в возрасте, отправляй их ко мне, и я сделаю им внушение. Во-вторых, ты мне не родственница, следовательно, ты не моя младшая сестра. И да, я держал тебя на руках в родильном отделении, и да, тогда я не думал, что держу свою пару, но, похоже, так оно и было. Как много людей могли бы сказать, что видели, как человек, предназначенный им, пришёл в этот мир? Не много. Так что я всегда буду дорожить этим, и нет, это не меняет того, как я сейчас к тебе отношусь.

Его слова прозвучали так тихо, что смешались с его дыханием.

Дыханием, которое я почувствовала на своих приоткрытых губах.

— Вот дерьмо.

Его зрачки слились с его золотисто-зелёными радужками.

— Как долго мы должны держаться подальше друг от друга?

Я улыбнулась, хотя мой пульс бился так, словно я гоняла сейчас на реактивном истребителе.

— Ты уже отдал своей маме ту сто долларовую купюру?

Его зрачки сузились.

— Ещё нет. Я ждал тебя, чтобы ты могла стать свидетелем этого пожертвования.

Он кивнул головой в сторону дома.

— Нам лучше зайти внутрь, пока я не нарушил все правила и не отвёз тебя обратно к себе домой.

Из меня вырвался хриплый вздох, и этот тихий звук заставил Августа опустить взгляд на мой рот.

Он покачал головой, как будто пытался очистить её от любых грязных мыслей. Я предположила, что он начал мотать ею так резко именно поэтому, так как у меня у самой в голове прокручивалось огромное количество совершенно новых пылких сценариев.

По пути к дому мы не разговаривали. Он жестом пригласил меня войти внутрь, пропуская меня вперёд. Запах кипящего томатного соуса и карамелизованного лука ударил мне в ноздри, пробудив во мне голод к чему-то ещё, кроме Августа.

Изобель, стоявшая у плиты, улыбнулась мне.

— Нам наконец-то удалось уговорить тебя приехать.

Она отложила деревянную ложку и подошла ко мне, протянув руки. Я не знала, хотела ли она обнять меня или взять цветы из моих рук, поэтому я осталась стоять неподвижно, точно статуя.

Она обхватила меня руками и притянула к себе.

— У вас тут так хорошо пахнет, — произнесла я в тёмно-каштановые волосы Изобель.

Несмотря на то, что эти волосы были натуральными, они ей не принадлежали. И у них был такой же химический кератиновый запах, как у всех париков. Я вспомнила, как мы с мамой ходили в магазин за париком до того, как она решила, что парик ей не понадобится. Напоминание о её раке заставило меня отодвинуться и осмотреть лицо Изобель в поисках признаков болезни.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я.

— Живой. Очень даже живой.

Она улыбнулась своей яркой улыбкой, которая могла бы рассеять самый густой туман.

Я отдала ей букет, всё ещё выискивая в ней признаки ухудшения состояния или усталости. Она провела костяшками пальцев по моей щеке.

— Не начинай волноваться раньше времени, милая девочка. Я обещаю, что со мной всё в порядке.

Я кивнула.

— Август, милый, не мог бы ты снять одну из ваз с полки?

Август прошёл мимо меня и открыл один из кухонных шкафов. Почти не напрягаясь, он дотянулся до верхней полки и снял рифлёную хрустальную вазу как раз в тот момент, когда его отец вошёл в дом через открытые двери, выходившие на мощёную террасу.

— Привет, Несс.

— Привет, Нельсон.

Держа пару щипцов так, чтобы обугленные жирные кусочки не попали на моё платье, он наклонился и обнял меня одной рукой. Я вдруг пожалела, что Август им всё рассказал. Тогда они были бы просто Нельсоном и Изобель, лучшими друзьями моих родителей, а не родителями, на которых я должна была произвести впечатление. Моя нервозность была такой сильной, что воздух, вероятно, дрожал от неё.

— Наверное, нам не следует предлагать тебе алкоголь, но всё же, не желаешь бокал вина? — спросил Нельсон. — Я открыл одну из бутылок с нашей свадьбы. Вино в ней созрело и стало таким же прекрасным, как и моя невеста.

Улыбнувшись, Изобель покачала головой.

— Я тоже созрела, да?

— Ты стала еще более восхитительной, что само по себе уже подвиг, учитывая, какой красивой ты была тридцать лет назад.

Когда он поцеловал пылающую щеку своей жены, у меня на глаза навернулись слёзы. Они так сильно напоминали мне моих родителей. Родителей, которые любили друг друга так сильно и беззаветно, что сопротивлялись парной связи, чтобы остаться вместе.

Мой взгляд наткнулся на обеспокоенные глаза Августа, после чего перескочил на зазубренные яйцевидные головки тёмно-бордовых тюльпанов.

— Итак, вино? — спросил меня Нельсон, хотя его взгляд был прикован к Августу. — Или мой сын будет снова доставать нас по поводу спаивания несовершеннолетних?

Август поднял ладони.

— Она сегодня не за рулем, так что я молчу.

Я подозревала, что даже если бы я приехала сюда на своей машине, он не стал бы возражать против того, чтобы я пила алкоголь, так как единственный раз, когда он поднял шум из-за этого, это когда мы были у Фрэнка, и Август разозлился на меня из-за Лиама.

Нельсон указал на террасу.

Прежде чем пойти туда, я поставила свою сумку на крапчатую гранитную столешницу.

— Могу я помочь что-нибудь принести?

— Ты можешь взять кувшин с водой из холодильника, — сказала Изобель, помешав томатный соус, а потом сняла кастрюлю с плиты.

Я достала воду из холодильника и направилась на террасу, где поставила кувшин между двумя гигантскими свечами, мерцающими в стеклянных подсвечниках.

Я оглядела мощёную веранду. Тут ничего не изменилось: вокруг каменного очага всё так же стояли пять бордовых кресел; а сама терраса была окружена небольшой каменной стеной, усеянной маленькими фиолетовыми цветами.

Когда я была младше, я обычно прыгала по этой стене, раскинув руки, как канатоходец, представляя под собой яму с голодными аллигаторами. Тогда у меня было живое воображение. Не то чтобы это изменилось. Моё воображение всё ещё было достаточно живым, за исключением того, что в эти дни оно работало совсем на другой частоте.

— Ты в порядке? — спросил Август, подходя ко мне сзади.

— Твои родители… Они так сильно напоминают мне маму и папу.

Он обнял меня за плечи и прижал к себе, и хотя мы не должны были прикасаться друг к другу, я не сопротивлялась его объятиям. Несмотря на то, что его пальцы касались только моей руки, мне казалось, что они легли прямо на моё сердце, соединяя один оторванный кусочек с другим.

Через некоторое время он быстро прошептал в мои волосы «прости», после чего отпустил меня.

Я ни о чём не сожалела.

Его рука, возможно, и оставила след на моём теле, но она также оставила след на моём сердце.

Я снова подумала о маме и её словах о том, что правильный мужчина может собрать разбитое сердце. Август мог прикоснуться к моему сердцу, и это было волнующе, но одновременно страшно, потому что это означало, что он мог не только починить его, но и разбить.