Есть ли жизнь после отбора? - Наталья Самсонова Страница 13

– Неприятно, – проворчал Гамильтон, – терпеть не могу это «цок-цок-цок».

– Дорога скоро закончится, – успокоила я его. – И потом, вспомни, как звучит металлическая набойка на гулком мраморе большого холла. Особенно если у хозяйки легкая косолапость и одна нога все время подворачивается.

– Спасибо, мне стало неприятней, – хмуро отозвался мой компаньон.

Лежащая справа от нас роща поредела, и мы увидели величественный силуэт Свечи. Из-за неоднократных разрушений ее контур наверху слегка походил на оплавленный воск.

– Иди за мной след в след, – в унисон произнесли мы с Гамильтоном.

– Ладно, и чьей дорогой пойдем? – спросила я у компаньона.

– Хочу на ручки, – хитро улыбнулся он и резко уменьшился.

– Имя тебе – коварство и наглость.

– Это два имени, – ухмыльнулся он и поудобнее устроился на моих руках.

Я сделала первый шаг, благо умение видеть легкую паутинку магии меня все еще не покинуло.

К Свече нельзя пройти единственно верным путем. Каждый разведчик прокладывает свою дорогу сам, уповая лишь на свои знания и умения. И, уходя, он обязательно деактивирует одну-две ловушки, чтобы оставить на их месте свои проклятья.

Вот и ворота. Оплавленные, искореженные и заржавевшие, но все еще выполняющие свою функцию. Приложив ладонь к старому гербу Маго-Научного Комплекса, я мысленно представилась.

«Вильгельмина Фоули-Штоттен, баронесса, разведчик и мастер окраинной стали».

Ворота отворились без единого скрипа, и я не без трепета ступила внутрь.

С каждым шагом темный коридор освещался голубовато-зеленым светом. Он исходил от потолочных панелей, что нависали над нами. Нависали и были местами повреждены.

– Иногда мне кажется, что прадед был прав: Свеча кричит от боли, – тихо сказала я, проведя ладонью по глубокой трещине, оставшейся от боевого заклятья.

– В моем родном мире артефакты подобной мощи обретают сознание, – согласился Гамильтон.

Мы поднимались по бесконечной винтовой лестнице, проходили мимо выбитых дверей, ведущих в абсолютно пустые, темные комнаты. Комнаты, которые даже не освещались: у Свечи недоставало сил.

Вот, наконец, и верхняя площадка.

– Возможно, тот тазик с пирожками был лишний, – шумно выдохнул Гамильтон.

– Я же несла тебя на руках! – возмутилась я.

– И при этом сильно давила на живот, – страдальчески вздохнул мой компаньон. – Все мне нравится в Свече. Все, кроме того, что мы сейчас прекрасная мишень.

Возразить было нечего: пол под нашими ногами ярко светился и, отражаясь от стеклянной крыши, распадался мириадами искр. Со стороны, наверное, потрясающее зрелище.

Остов магоскопа стоял в центре площадки. Линза уже была направлена на Пустошь. Мне оставалось лишь влить в нее щедрую порцию силы и достать подробнейшую карту.

Четыре фиолетовых карандаша – светлый, чуть темнее, еще темнее и почти черный – вот так мы зарисовываем Пересветы, оттеняя их яркость. Чем насыщеннее отблеск будущего разрыва, тем скорее ткань мира не выдержит и пропустит к нам тварей.

Увы, мы не можем воздействовать на сами Пересветы, но мы вполне способны просчитать скорость их разрыва. Жаль, что они видимы только после сухой грозы.

Зарисовывая всполохи, я увлеклась так, что только сдавленный возглас Гамильтона вырвал меня из этого транса.

– Посмотри!

Я бросила взгляд в линзу и пожала плечами:

– Обычное количество Пересветов.

– Да нет же, там, на четыре часа! Агр, за лапой смотри!

Сквозь линзу обычный мир виден не так чтобы хорошо. Я сделала шаг в сторону и увидела человека. Он был далеко, но… Он открыл портал?!

– Проклятый клинок! – выдохнули мы с Гамильтоном в унисон.

Человек бросился к разбитому стационарному телепорту и, потратив всего несколько секунд, смог его оживить. Цвет магии подсказал, что направление перемещения – столица.

– Это невозможно, – прошептала я помертвевшими губами.

– Невозможно то, что он провел с собой нескольких грамрлов, – мрачно произнес Гамильтон.

– Порталы разбиты. – Я никак не могла поверить в увиденное. – Мы же проверяем это! Я не могу не доверять своим людям!

– Доверяй, но проверяй, – наставительно произнес Гамильтон. – Ты закончила с рисованием? Ночь будет долгой…

В продолжение своих слов Гамильтон вытряхнул откуда-то из-под плаща пухлый сверток. Подтолкнув его носом к моим ногам, он небрежно бросил:

– Сервируй нам стол, пожалуйста.

– Ч-что?

– Пока ты думала о великом, я размышлял о насущном, – облизнулся пес. – Грамрлы уже в столице, послать туда весточку мы не можем, а потому, пока ты накрываешь на… кхм, пол, я отошлю карты Митару. Затем мы спокойно поедим и отправимся изучать портал, потом храм, а там уже и до ужина рукой подать. А ужинать лучше всего в доме Митара. Все же готовишь ты не так, как колдуешь.

Из всей его речи я уловила только одно:

– Почему мы не можем послать весточку в столицу?

– А кому ты в столице доверяешь? Кристоф неизвестно где, его вещей у нас нет, следовательно, послать щенка по его следу мы не можем. Что это?

– Он прислал в подарок пластинку ледяной стали. – Я вытащила конверт. – Внутри была записка, на ней, наверное, остался запах. Может, этого хватит.

– О, ты носишь его подарки при себе? – ухмыльнулся Гамильтон.

– Это ничего не значит, – отрезала я.

– А я ни на что и не намекал, – ухмыльнулся пес, а после сурово нахмурился. – Колбаса сама себя на хлеб не положит, Мина. И это, кстати, тоже не намек. А вполне себе прямая фраза.

– Поняла я, поняла. – Мне оставалось только закатить глаза.

И, пока я нарезала колбасу – подумать только, как я использую клинок из окраинной стали, – Гамильтон призвал двух бассетов. Или…

«Это какой-то неправильный бассет», – подумала я, но промолчала. Мало ли что, все же жители Псовьего Мира весьма и весьма разношерстны.

– Я бигль, Алья, – невысокая малышка грациозно потянулась, – мы родственники, но не скрещиваемся. Бережем чистоту крови.

Они исчезли, а я вдруг вспомнила, что второй раз они в наш мир вернуться не смогут.

– А как…

– Алья передаст конверт и записку одной из моих учениц. Они смогут из нашего мира настроить связь с владельцем запаха. То же самое с картами,