100 грамм предательства - Мария Слуницкая Страница 13

— Смотрю, вы её всё-таки нашли… — как-то разочарованно бросает она, наморщив свой аккуратный носик.

— Обсудим это после. Нужно уходить.

И снова командует Фолк, совсем забыв, что главный здесь совсем не он. Лично меня раздражает его манера раздавать приказы, но Буббу, по-моему, это совершенно не трогает. Пожалуй, для него самым важным было отстоять свой план, с чем он уже справился.

Не спеша мы двигаемся сквозь толпу к Арке, стараясь вести себя как можно незаметнее. Стоит нам войти в кабинку, по счастью — пустую, и преодолеть пик высоты, как Фолк вдруг начинает чертыхаться.

— Что? Что такое?! — Бублик непонимающе вертит головой.

— Вон они, родимые… Смотрите.

Фолк украдкой кивает вниз, туда, где мы стояли пять минут назад. У будки смотрителя застыли несколько человек. Парочка в серой форме, но с жёлтыми лампасами. Полиции Внешности.

Рядом с ними стоит ещё один мужчина, в котором я сразу уже узнаю своего утреннего знакомого Мафа.

Ладони покрываются потом, и ручка метлы становится скользкой.

— Ну что, Бубба, есть план? — шипит Фолк.

Но Бублик, похоже, его не слышит: только смотрит на представителей власти, разинув рот.

— И что будем делать?! — Тина приплясывает на месте. Кажется, у неё это нервное.

— Вариантов не так уж много! — отвечает Фолк. — Точнее, мне приходит на ум только один.

Он перехватывает поудобнее лопату и со всей дури бьёт по кнопке аварийной остановки.

В заточении. Время

Кручу в руках моё сокровище — полупустую фляжку с водой. На ощупь она шершавая и холодная. Впрочем, холод здесь — полноправный хозяин. Даже мои кости промёрзли насквозь.

Отвинчиваю крышку и смачиваю иссушенные губы. Воду приходится экономить, но с каждой новой фляжки я позволяю себе смочить край рубашки и протереть лицо… Жалкое подобие душа. И каждый раз в нос ударяет знакомый аромат. Рубашка до сих пор пахнет им.

Игра воображения.

Ведь не может вещь хранить чей-то запах так долго, особенно после всего, что со мной произошло?

Голова кружится от недостатка еды и воды. Слабость такая, что порой кажется, если усну — не проснусь. Иногда я даже малодушно помышляю о смерти — лучше умереть, чем гнить здесь до скончания времён. Тем более, время здесь совершенно другое.

Суровое и беспощадное.

Я как будто угодила в безвременье и застряла тут навеки. Порой мне чудится, что секунды застыли или едва ползут престарелой улиткой.

Мир всё-таки исчез.

Остались только его очертания где-то в глубине памяти, на верхнем этаже и за массивной железной дверью с несколькими засовами.

Будто сон.

Далёкий и нереальный.

Где-то там бродят люди, которых я когда-то знала.

Мелькают места, где бывала.

И витают чувства, которые испытывала когда-то.

Даже он притаился в самом тёмном углу, делая вид, что не помнит меня. Не знает. Или не хочет знать. Впрочем, как и я его. Гоню от себя бесполезные мысли — какой от них теперь прок?

Пытаюсь сосчитать, сколько меня уже тут держат. Пробую вести счёт минутам, часам, дням, но слишком часто проваливаюсь в беспокойный сон, а, проснувшись, снова теряюсь во времени, словно корабль, сиротливо дрейфующий в море.

В какой-то момент вся прежняя жизнь начинает казаться иллюзией, а я себе — одиноким призраком. Всё, о чём мечтаю — хоть одним глазком увидеть клочок неба, и без разницы, каким оно будет: лазурно-молочным или дождливо-тоскливым.

А ещё до безумия хочется глотнуть свежего воздуха и ощутить кожей нежные поцелуи ветра.

5 глава. Прогулка с ветерком или игра в прятки

Заскрипев, кабинка сильно наклоняется, бросая нас вперёд, прямо на прозрачную стену. Затем, снова качнувшись, она возвращается на место. От подобных качелей в животе у меня образовалась такая же пустота, как и снаружи.

Слава эйдосу, мы остановились. Наступила тишина. Такая звенящая, что аж уши заложило.

— Ты идиот! — вскинулась Тина. — И что теперь?

Лицо девушки превратилось в гримасу и стало походить на сморщенного мопса.

— Помолчи! — Фолк со всей силы тянет двери в разные стороны, стараясь их раздвинуть. — Бубба, помоги!

Бублик бросается к нему, а мои внутренности сводит так, что я не могу пошевелиться. Через минуту створки разъезжаются, образуя по середине щель.

— Высоты боишься? — спрашивает меня Фолк.

— Не знаю… — от его вопроса в области живота теперь всё похолодело и свернулось тугим узлом.

— Сейчас узнаешь…

— Шевелись! — Тина толкает меня вперёд. — Первой пойдёшь!

Её доброта не знает границ.

— Главное, не смотри вниз… — инструктирует Фолк. — В остальном все просто… Лазила когда-нибудь по деревьям? — ошалело киваю. — Ну вот, здесь ещё проще — «веток» тьма и ни одна под тобой не обломится.

Я выглядываю наружу, но порыв ветра заставляет отшатнуться назад.

— Я не смогу… — мотаю головой. — Точно свалюсь…

— Да что ты резину тянешь? — шипит Тина. — Жить надоело?

Она отталкивает меня и бесстрашно встаёт на край кабинки. Оценив все возможности, тянется к металлической балке, на которой крепится один из двигателей. Если Арку сейчас запустят…

Но Тина ловко спускается вниз, как по лестнице, словно всю жизнь только этим и занималась. Даже Бублик присвистывает от её бесстрашия. Ну или от её глупости.

— Теперь твоя очередь! — произносит Фолк. — Иначе… добро пожаловать в Кульпу.

Я бросаю быстрый взгляд на застывшую в отдалении унылую скалу, на верхушке которой призывно развевается флаг. Что ж. Свобода стоит того, чтобы рискнуть.

Вместо молитвы эйдосу, считаю до трёх и высовываюсь из кабинки. Ветер словно сорвался с цепи и снова атакует, громко завывая, но на сей раз я не отступаю. Тянусь к той же балке, которой совсем недавно воспользовалась Тина.

Честно говоря, наблюдать за ней было куда легче… Металл на ощупь оказывается холодным, и пальцы сразу же перестают меня слушаться.

— Эйдос всемогущий… — причитаю, забыв, что всегда была далека от веры. — Помоги…

Нащупываю ногами нижнюю балку и выдыхаю, а потом случайно опускаю взгляд вниз и меня прошибает холодный пот. Далеко внизу голубой гладью блестит вода канала.

Одно неловкое движение — и шмякнешься со всего размаху. Высота такая, что голова идёт кругом — падать придётся несколько долгих секунд…

Беспомощно смотрю на Фолка с Буббой, застывших у дверей кабинки. Попытаться вернуться назад — тоже форменное самоубийство.

— Давай! — Фолк машет мне, призывая двигаться. — Ну же…

И я двигаюсь. Как кукла на верёвочках — сначала одна рука, затем вторая. Потом в ход идут ноги. Хорошо, что одежда дефектных не стесняет движений — специально разрабатывалась для продуктивной физической работы.

И снова рука.

Опять нога.

Если