Джульетта поневоле (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна Страница 13

Успевшая за время моих раздумий подготовить мне платье кормилица повернулась ко мне и ахнула, едва не выронив наряд:

- Да что же это?! Кот наглый прямо в постель залез! А ну, негодник, прочь отсюда, твоё дело мышей в кладовой ловить, чтобы они припасы не портили!

- Оставь его, кормилица, я прижала Яра к себе, опасаясь, как бы моего ненаглядного и правда не выставили за дверь, - он такой красивый и ласковый.

Я даже умильно глазками похлопала, но кормилица невесть с чего решила проявить строгость, видимо, нагоняя от синьоры Капулетти опасалась.

- Ишь, ласковый. Я бы сказала мохнатый и когтистый, а если он в сундук проберётся и на платьях ваших разляжется? Или, упасите святые, поцарапает вас? Подумайте, синьора Джульетта, не сносить мне головы, если вы в такой важный день да вдруг в царапках будете! Матушка ваша меня вмиг из дома выгонит, если прежде ваш батюшка голову не снимет!

Я спрыгнула на пол (ничего себе, каменный пол какой холодный, как бы не застудиться ненароком), подбежала к кормилице, обняла её, ласково глядя тёплую пухлую ручку:

- Не волнуйся, всё будет хорошо. Кормилица, милая, давай оставим котика у меня в комнате, он очень хороший!

- Да разве я могу вам в чём-либо отказать? – кормилица обняла меня в ответ, по-матерински погладила по щеке. – Вы ведь мне, синьора Джульетта, вместо дочери. Сусанна-то моя, да будет тих и покоен вечный её сон, уж который год ангелом на небе, а вы тут, со мной рядышком. Хорошо, будь по-вашему, пусть кот остаётся, только вы уж синьоре Капулетти меня не выдавайте.

- Договорились! – я поцеловала кормилицу в щёку и метнулась обратно к кровати, спрятала озябшие ножки под одеялом. Да, вот тебе и романтика Средневековья, холодина такая, что босые ноги через пять минут едва ли не до полной потери чувствительности стынут! Неудивительно, что женщины раньше так мало жили, в своих тоненьких туфельках и шёлковых платьях они, наверное, едва ли не до смерти каждый день коченели.

- Зазябли, голубка? – кормилица руками всплеснула, к сундуку большому метнулась. – Ай-яй-яй, вот беда-то какая, уж я Лючии, лентяйке сухорукой попеняю, совсем худо стала камины топить. Это всё потому, что голова у неё, дурынды, не службой занята, ей паж молодой из свиты сеньора Тибальта понравился, так она ни о чём другом и думать не может. Но вы не волнуйтесь, я мигом сеньоре Капулетти скажу…

- Не надо! – Я даже руку вскинула в попытке остановить не на шутку разбушевавшуюся кормилицу. – Кормилица, милая моя, не надо ничего говорить, любовь – это ведь так прекрасно, а сень… - я запнулась, поспешно исправилась, - а матушка она может их обоих места лишить.

- Сеньора Капулетти? – кормилица на миг застыла, прижимая к груди коричневое платье. – Да, она, пожалуй, так и поступит. И правильно, разумеется, только вот… - добрая женщина замялась, сообразив, что попала в неловкую ситуацию: с одной стороны ей было жаль влюблённых, а с другой – осуждать хозяйку, от которой целиком и полностью зависишь, всё-таки неправильно.

- Пора вам одеваться, сеньора Джульетта, а то батюшка ваш гневаться станет, коли вы к завтраку опоздаете.

Что ж, одеваться, так одеваться, страусиная тактика в данных обстоятельствах всё равно не поможет, мне просто никто не позволит отсидеться в комнате до тех пор, пока какое-нибудь чудо не вернёт меня домой, в привычный мир. А раз так, то поднимаем голову, расправляет плечи и продолжаем играть роль Джульетты, старательно делая вид, что так оно всё и должно быть. Я почесала Яра за ушком, обретая силы и решимость в его успокаивающем тепле, на миг прикрыла глаза и вздохнула. Ну вот и всё, звонок, оповещающий о начале представления прозвенел, роль заучена, осталось лишь прожить её так, чтобы мой персональный финал оказался счастливым, а не трагичным. А что для этого требуется? Правильно, больше полагаться на разум и меньше на сердце, сначала думать и лишь потом действовать. Хорошо, что страстная любовь к Ромео мне не грозит, в моём сердце уже давно и прочно поселился Ярополк Владимирович. Я наклонилась к Яру, поцеловала его в голову и тихо шепнула:

- Я люблю тебя.

- А я тебя, - совершенно неожиданно, ведь в комнате мы были не одни, отозвался Ярополк.

Я вздрогнула, испуганно покосилась на хлопочущую над моим платьем кормилицу.

- Не бойся, она слышит лишь мяуканье, - успокоил меня Яр, ободряюще ткнувшись головой в руку.

Уф-ф-ф, прямо камень с души свалился! Я облегчённо улыбнулась и спокойно сошла с кровати, предоставив себя мягким и заботливым рукам кормилицы. Она же меня и в столовую сопровождала, избавив от блуждания по дому, что, согласитесь, вызвало бы удивлённые взгляды и абсолютно ненужные вопросы.

На пороге столовой кормилица обняла меня, шёпотом напомнила, чтобы я была умницей и родителей не сердила (а что, как говорится, имелись прецеденты?) и слегка подтолкнула меня к двери. Хм, не хочу казаться пессимистом, но что-то мне подсказывает, что тёплых доверительных отношений в семействе Капулетти нет. Не удивительно, что девочка бросилась в объятия первому встречному, тому, кто проявил к ней интерес и наговорил кучу комплиментов. Ладно, не будем выходить из образа, а то вдруг, я ошибаюсь и у Джульетты просто мегазаботливые родители, которые по изменению походки могут определить, какие у дочурки проблемы и тут же выдвинуть минимум три варианта их решения.

Сцена 4. Неожиданная встреча

Сердце моё колотилось как бешеное, но на губах сияла безмятежная улыбка, когда я лёгким шагом вошла в просторную светлую столовую, убранную изящно и со вкусом. К счастью для меня, определить, кто есть кто из сидящих за столом труда не составило: грузный мужчина с по-прежнему густыми, но уже щедро посеребрёнными волосами, в богатом одеянии, с тяжёлым взором глубоко посаженных тёмных глаз не мог быть никем иным, кроме синьора Капулетти. Сидящая по правую руку от него надменная дама, на поблёкшем лице которой остатки прежней красоты лишь сильнее подчёркивали разрушительную силу увядания – это, разумеется, синьора Капулетти. А молодой мужчина, расположившийся подле синьоры и явно пользующийся её расположением – Тибальт. Отлично, родственников «узнала», теперь ещё правильно поздороваться и можно садиться за стол, а то я от всех этих треволнений проголодалась страшно. Я подошла к синьору Капулетти, присела, скромно потупив очи долу, и негромко поздоровалась, желая доброго утра.

- Доброе утро, - синьор Капулетти, при моём появлении слегка улыбнувшийся и прогнавший мрачную угрюмость с чела, поцеловал меня в лоб, заглянул в глаза, приподняв мне голову за подбородок. – Для тебя, голубка невинная, любое утро доброе, а вот у меня всегда найдутся поводы для волнений и огорчений.

Я смешалась, не зная, могу ли спросить, какие печали тяготят с утра отца. Если не проявлю должного внимания, синьор Капулетти может и обидеться, чувствуется, что дочь ему небезразлична. А если влезу с излишними расспросами, показав свою невоспитанность? Мрак, ну почему у Шекспира ничего подобного даже близко не было?! Нет, я понимаю, что такие повседневные мелочи зрителя не заинтересуют, но мне-то сейчас как выкручиваться?!

- И какие же, синьор, тучи тяготят вас нынче? – разрешил мою дилемму Тибальт.

Вопрос был задан максимально учтиво, но мне отчего-то послышалась тонкая и злая насмешка, на которые так горазд Александр Опалов. Тьфу-тьфу-тьфу, вспомнится же зараза в час испытаний, можно подумать, мне без него проблем мало! Вон, как синьор Капулетти нахмурился, словно туча грозовая.

- Проклятые Монтекки учинили свару с нашими слугами, - пророкотал синьор Капулетти, сурово глядя на Тибальта - и не надо говорить, что ты оказался более благоразумен и не принял участие в этом побоище!

- Я со слугами? – мой кузен пренебрежительно дёрнул уголком рта. – Не волнуйтесь, синьор, я не обесчещу род таким унижением.

Я прижала ладошку к губам. Самоуверенность, безграничная, словно океан, незыблемая уверенность в том, что весь мир создан исключительно для его развлечения… Неужели? Нет, этого просто не может быть! Хотя, чему я удивляюсь, Опалов ведь был со мной и Яром на балкончике, когда появился тот странный смерч, неудивительно, что перебросило не только нас, но и его. Александр, словно угадав ход моих мыслей, повернулся ко мне, сверкнул сменившими цвет, но по-прежнему наглыми и самодовольными глазами и промурлыкал: