Эльфийка. Переполох в Академии (СИ) - Винни Фред Страница 13

Я стремительно пошла к двери, не глядя больше ни на кого, особенно на Романа, мне было перед ним дико стыдно. В спину донесся папин голос:

— Улли, подожди…

Я пошла быстрее, папа догнал меня уже на улице, поймал за рукав, я с силой выдернула его и пошла быстрее, он пошел рядом, тихо сказал:

— Улли, не обижай маму, она хочет тебе добра.

— Почему же делает тогда одни гадости?! — я остановилась, по лицу потекли слезы, папа тяжко вздохнул и протянул мне платок, я не взяла, вытерла лицо рукавом и дерзко заглянула ему в глаза: — Ну?! Почему я сижу дома как в тюрьме, мои ровесники давно детей нянчат, а я сама дите, мне "ножки мыть"?!

— Улли…

— Я же особенная, конечно, я фамильяра не могла сто лет призвать, незрелая я. Все, есть у меня теперь фамильяр, я поеду куда захочу, когда захочу, и с кем захочу. И я хочу завтра.

— И с Романом, да? — вздохнул папа. Я молчала, он смотрел на меня, наконец сказал: — Мама пытается тебя защитить как раз от этого. Ты еще очень молода…

— Когда я стану "не молода", он постареет и умрет. Я вечно буду "молода" в вашем понимании.

— Потому что такова жизнь, Улли, ты эльф…

— Я полуэльф.

— Это не важно. Тебя ждет долгая жизнь, множество возможностей, не пори горячку и не порти отношения с семьей ради мимолетного увлечения, их еще столько будет, а семья одна.

Я молчала и думала о том, что семья за последний год не подарила мне столько радости, сколько "мимолетное увлечение" за два дня. Папа как будто что-то понял, вздохнул и гораздо тише сказал:

— Знаешь… я не должен тебе этого говорить, это считается интимной темой. Но я скажу, чтобы ты поняла и не обижалась на маму. Она прошла ритуал единения душ. А когда после этого ритуала один из супругов умирает, с ним умирает половина души второго. У нее нет половины души, уже очень много лет, она не способна на то количество любви, которое тебе нужно, постарайся ее понять. Она знает, как это больно, терять любимого, и пытается тебя уберечь от этой боли, пытается изо всех сил, любыми методами.

— А ты от чего меня пытаешься уберечь? — я не верила ему ни на грамм, мама вела себя не как любящий родитель, а как ревнивый собственник, у которого уводят породистую скотину. Папа видел мой скептицизм и молчал, чуть пожал плечами, тихо сказал:

— Я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я буду, — с вызовом кивнула я, — я в этом вопросе — самое замотивированное лицо.

— Смотри мне, — шутливо погрозил пальцем папа, я ненатурально улыбнулась и опять сделала недовольную мину, он кивнул в сторону дома: — Пойдем, а то там мама Ромку уже доедает, наверное.

— Его проблема, — фыркнула я, — кому что, а я иду выгуливать лосика. Лось! — за ближайшим углом зацокали копыта, лось подошел и кивнул папе:

— Добрый вечер.

— Добрый. Не уходите далеко, уже поздно.

— Ага, — иронично кивнула я, вскарабкиваясь к лосю на спину, умудрилась сесть ровно и толкнула лося пятками: — Поехали!

Он мягко побежал в сторону леса, было уже темновато, но забор крайней улицы перед лесом я рассмотрела. Но сделала вид, что не рассмотрела. Лосик все понял, ускорился, и перемахнул забор высоким прыжком, при котором я не свалилась только благодаря левитации, перебежал огород и прыгнул еще раз, стал углубляться в лес, тихо сказал:

— В дикий поедем спать?

— Поехали. Я хочу поорать, овраг отлично экранирует мои вопли.

— В смысле "поорать"?

— Сейчас приедем — я тебе покажу. И научу. Я чувствую в тебе большой потенциал.

Через полчаса мы с лосиком стояли на холме над болотом и вопили в две глотки, это было так весело, что я забыла обо всем на свете, и просто самозабвенно орала, сначала ругалась, потом стала сочинять ерунду, потом предложила лосику спеть, у него обалденно получилось. От его голоса дрожала земля и по воде шла рябь, из нор выползали перепуганные болотные крысы, птицы проснулись и улетели прочь, натыкаясь на ветки в темноте — отлично, в общем, у лосика получалось. Я научила его испохабленной перепевке одной эльфийской баллады, в оригинале там было про запретную любовь, а в переделке обсуждались способы утихомиривания тещи, постоянно лезущей в жизнь молодых, лосик не запомнил мотив, и каждый куплет пел по-новому, я не стала его переучивать.

Через пару часов я выдохлась и решила присесть, а потом и прилечь, лосик тоже сказал, что устал, и лег в траву рядом со мной, сразу же захрапев впечатляющим бегемотьим храпом. И из ближайших кустов вышел волк, его светящиеся в темноте глаза горели хитрым огнем.

— Ну наконец-то ты научился не выскакивать как черт из табакерки, — фыркнула я, он улыбнулся всеми зубами, подошел ближе и лег рядом, я потрепала его за шею, погладила ухо: — Не съела тебя мама?

— Она пыталась, но я плохо жуюсь, — он выглядел вполне довольным, я тоже решила не демонстрировать свое на тряпки порванное состояние души. Он сказал чуть серьезнее: — Они тебя отпустят. Я сказал им, что я связан контрактом на крови, поэтому обязан курировать тебя в течение семестра, вне зависимости от того, где ты будешь учиться — в Академии Граней, в местной школе, или вообще сама по книгам. Так что отослать меня с письмом у них не получится, я остаюсь тут, или еду туда, куда едешь ты.

— Ты правда подписал контракт кровью? — нахмурилась я, он усмехнулся и придвинулся ко мне ближе, шепнул:

— Учитель твоего папы — мой прадед. И не знаю, как тут у вас, но у нас в семье друг друга любят, и если я попрошу деда соврать ради меня в официальных документах, он соврет.

У меня мурашки внутри побежали от его голоса и его слов — соврать, ради меня… Он лежал так близко, я чувствовала его дыхание на лице, моя рука до сих пор лежала на его загривке, пальцам было очень тепло, в него хотелось закопаться целиком.

Что-то изменилось, силуэт в темноте перетек в другую форму, и вот моя рука уже гладит горячую человеческую шею, короткие волосы на затылке, длинные над ушами. Это было до невероятности неприлично, но в темноте, когда я не видела его лица, это казалось таким правильным. Он придвинулся еще ближе, я ощутила прикосновение к щеке, улыбнулась, ничего не сказала. Под кожей тек горячий шорох песчинок, они щекотали и согревали, мне хотелось ощутить их везде, не только на щеке, или на шее… Он придвинулся ближе, я продолжала гладить его шею, я знала, что сейчас будет — эльфы пытались меня поцеловать, я всегда пыталась этого избежать, они не были настойчивы. А Роман был. И его я не пыталась избежать, я бы с удовольствием двинулась навстречу, если бы знала, как. Но я не знала, поэтому просто ждала, в груди бешено колотилось сердце, пальцы дрожали в его волосах.

Он приподнялся и оказался очень близко, я ощутила его дыхание на шее, он провел носом по моей щеке, по уху, по шее, обратно. Тихо прошептал на ухо:

— Ты знаешь, что у оборотней по полнолуниям крышу сносит?

— Да? — я мягко провела по его шее вниз, погладила голую спину, плечо, вернулась к шее, шепнула: — Я не замечала. Правда сносит?

— Напрочь, — кивнул он, уткнулся лицом мне в шею, часто глубоко дыша и мелко подрагивая, как будто был напряжен до предела. — Вот только сейчас еще не полнолуние. А крыша почему-то уже все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я опять запустила пальцы в его волосы, поглубже, чувствуя, как он начинает дрожать сильнее, тихо спросила:

— И в чем это проявляется?

Он приподнялся на локте, погладил меня по щеке пальцами, потом ладонью, у меня внутри от каждого его движения как будто волновался рой пчел, гудящих, пушистых и опасных, я сама уже дрожала всем телом. Его лицо коснулось моего, медленно, так кошки ласкали друг друга, как будто гладились, с таким самозабвенным удовольствием, это было что-то настолько новое и необычное, что я не дышала, боясь что-то пропустить и не понять. Со мной никто никогда такого не делал. Все мои ухажеры-эльфы просто закрывали глаза и тянулись ко мне губами, с расстояния в полметра, это было жутко стыдно и неловко. А Роман… если все оборотни такие, то я буду общаться только с ними, всю оставшуюся жизнь.