История Мадлен - Полина Ром Страница 13

огнем в камине черный от копоти котелок, я с любопытством оглядывала убранство. Домик был не больше моего, но не делился пополам на крошечные комнатки, а представлял собой единое пространство. Большой кухонный стол у стены, добросовестно выскобленный и довольно чистый, несколько открытых полок с посудой, три сундука разного размера и высокая кровать с подушками – это и есть вся мебель, которая поместилась у них. Ну, не считая двух кресел, в одном из которых я сидела и пары табуреток под столом. А хозяйка все это время болтала, не закрывая рот.

— А я смотрю – попали вы в непогоду, мамзель де Вивьер и так жалко стало! Думаю, приглашу согреться – а вы и не разгневаетесь…

— Нет, мадам Барбара, не разгневаюсь, а – благодарна.

— Вот я Гильберту и говорю – надо пригласить бедняжку согреться! А он – заворчал, мол без тебя разберутся! А как же без меня, если непогода застала?! А Гильберт скоро вернется и обрадуется, что вы не отказали! Он, так-то, очень хороший муж! И место у него хорошее! А я сама-то не из Парижа, а как вышла замуж – так сюда и переехала… Ну и ничего, прижилась. А сейчас бумагу разгрузят и краски, и все, что мадам Жернак заказывает, он и придет, и может быть, вы, мамзель, не побрезгуете? Вот у меня есть хлеб и мы его всегда жарим и потом с сыром… как думаете?

— Я буду очень благодарна, мадам Барбара!

Во всем этом монологе мадам я зацепилась за одно только слово – краски.

— Мадам Барбара, скажите, а что за краски привезли для пансиона?

— Ой, мамзель де Вивьер, я не очень-то понимаю в этом… Вроде как – гаш какой-то.

— Может быть – гуашь?

— Так и есть, мамзель де Вивьер, так и есть! Вот Гильберт придет – у него и спросите. А такая телега каждый месяц приезжает из лавки. Барышни рисовать учатся и писать в пансионе! А еще поют там и танцуют!

Травяная смесь закипала и распространяла довольно приятный аромат. Я принюхалась – кроме шиповника, похоже, еще и ягоды черной смородины. Удивительно яркое сочетание! Но болтушка-хозяйка, похоже, была слишком любопытна и не собиралась оставлять меня в покое:

— И какими это путями, мамзель, вас занесло сюда без кучера и горничной? Больно вы молоденькая – одна-то ходить…

— Я искала место службы, мадам Барбара. Чтицей или, например – гувернанткой. Но увы…

— Не взяли?!

— Нет.

— Ах, бедняжка! Родители у вас, стало быть, не слишком богаты…

— Я сирота, мадам Барбара.

— Ой, бедная деточка! Вам бы, мамзель де Вивьер, в замуж пойти – милое дело! Хотя, конечно, ежели вы бесприданница…

— Я бесприданница, но я многое умею и получила приличное образование.

— Ой, что толку женщине с того образования! Тяжкая у вас, бедняжки, доля…

В это время распахнулась дверь, и сквозь ливень в дом шагнул совершенно промокший муж хозяйки. Она, всплеснув руками, кинулась сейчас же вытирать ему голову большим сероватым куском ткани, стащила с него кожаную куртку, с которой уже натекло на каменные плиты пола и помогла надеть суконную домашнюю, теплую и сухую.

Месье Готье Дюпон фыркал как тюлень во время этих процедур, а она не уставая трещала, одновременно знакомя нас и рассказывая о моей «тяжкой доле».

Немного времени спустя мы пили душистый чай и заедали его обжаренным в масле хлебом и щедрыми ломтями сыра. И это было необыкновенно вкусно!

Вскоре закончился дождь и даже выглянуло солнце. Пора было прощаться и я, чуть поколебавшись, вытащила из кошелька две монеты по пять су, каждая из которых равнялась двенадцати денье, и протянула любезной хозяйке. Это, пожалуй, по местным меркам было многовато за чашку чая и бутерброды, но мне хотелось её порадовать.

— Вы бы, мамзель де Вивьер сходили бы на улицу Сент-Оноре. Слышали, там открыли огромный магазин для дам? Возможно, хозяйка и примет вас на работу. Вы же умеете писать? А клиентки там – только очень знатные дамы, мамзель де Вивьер. Так что и вам не зазорно будет принцесс да герцогинь обслуживать!

— Благодарю за добрый совет, месье Дюпон! А вы не могли бы подсказать, где ваша хозяйка закупает краски для своих учениц?

— На улице Железного Лома, мамзель де Вивьер.

У меня часто-часто забилось сердце! Как, ну как я могла забыть?! Сейчас же 1770 год… Разумеется, фантастическая искусница Роза Бертен только-что открыла самый первый в Париже огромный магазин модной одежды! Боже, да я столько изучала её жизнь и её модели! Позднее Розу даже станут называть «министром моды», она через два года будет одевать жену дофина, Марию-Антуанетту, а через два года – уже королеву Франции!

Да, а потом, в 1792 Марию-Антуанетту свергнут, Роза уедет из Франции навсегда и…

Это будут ужасные времена, где гильотина начнет собирать свою кровавую жатву…

Первое, что я сделала, выбравшись на улицу – отправилась на ту самую улицу Железного Лома. Оказалась она очень далеко от дорогих кварталов и добрела я туда, уже немного жалея, что так поторопилась, только к вечеру. Зато лавка с красками меня весьма порадовала. Правда и денег мне пришлось выложить прилично. Недалеко нашла и небольшую лавочку, где торговали книгами, старыми и новыми, перьями и чернилами, бумагой и прочей мелочевкой. И не жалея денег купила все, что мне понадобилось.

Уже опускались легкие сумерки, когда я, в нарушении всех правил приличия, остановила кабриолет и велела отвезти меня домой. Ноги гудели и даже сумма в пятнадцать су уже не казалась мне такой огромной. Хотя, безусловно, несколько нахальный возчик правильно определил мою усталость и неспособность торговаться. До дома меня везли больше часа, пришлось отдать еще и сверху мелкую монету «на чай».

Сейчас ужинать и спать. Завтра я обязательно займусь тем, что мне и нужно было делать с самого начала – рисунками для вышивок, рисунками моделей платьев, рисунками причесок. Думаю, мадам Бертен вполне способна будет оценить то, что я ей предложу.

Глава 10

Спалось в эту ночь беспокойно. В голове крутились мысли, налетая одна на другую, воплощаясь в странные картины и сновидения. Идеи рисунков сменялись видениями грядущих печальных исторических событий – в общем, проснулась с облегчением от того, что вся эта круговерть закончилась и решимостью попытаться хоть как-то изменить ход истории. Безусловно, план несколько нахален. Но я ничего