Уроки приручения, или Моя несносная команда. Часть 2 (СИ) - Анна Алексеева Страница 13

Даниэль, который выглядел всегда добрым и внимательным, не стал тянуть время. Как только последняя пуговка была расстёгнута, он словно сорвался с цепи и резкими ловкими движениями лишил меня обеих частей пижамы, оставив совершенно обнажённой. А потом замер, глядя на меня таким взглядом, что я засмущалась.

— Мы можем выключить свет? — робко спросила я.

Он лишь бросил взгляд по сторонам, и от этого взгляда погасла лампа над нами и зажглись алые ночники, расположенные на стенах. Вся комната оказалась залита густым красным светом.

— Я хочу видеть тебя, — и тихой хрипотцой проговорил он. — Ты совсем не похожа на драконов. Такая… маленькая.

Он опёрся на локоть, нависнув надо мной крупным драконовским телом, и провёл большой ладонью по телу от ключиц до колен. Я смущённо закусила губу. Конечно, у меня нет тех пышных форм, которыми обладали драконицы. И ростом я хоть и выше среднего для человеческой женщины, но всё равно ощутимо ниже дракониц. У меня довольно скромная грудь, которая, в отличие от драконовских, не колыхается при любом движении, и которая позволяет даже не использовать белья. Моя талия не переходит так круто в бёдра и ягодицы.

— У тебя раньше не было девушек-людей? — неловко спросила я.

Даниэль покачал головой.

— Если честно, у меня вообще всё как-то…

— Скажешь, что у тебя плохо с девушками — не поверю.

Он мотнул головой, и я только теперь заметила, что он смотрит на меня с какой-то неясной жадностью.

— Бездна… Мне так нравится твоё тело, — прошептал он. — Никогда не видел… Такого хрупкого, такого…

Он не нашёл слов. Да и не нужно было. Я и так поняла, что он хотел сказать что-то хорошее. Уже поняла, что значит этот его взгляд. И радость захлестнула меня, а желание поднялось внутри новой волной.

Даниэль сбросил с себя майку и прижался ко мне, целуя. Чувствовать его тело, кожа к коже — это оказалось настолько приятно, что, казалось, можно заплакать от счастья. Что это за чувство? Нет, я не буду обманывать себя. О любви не может быть и речи. Любовь — это нечто особое, непередаваемое, высокое и таинственное. А сейчас я просто плавлюсь в его руках.

Ладонь Дэна неторопливо проходилась по моим рёбрам, опускалась к талии, прижимала меня к нему сильнее. Я обхватила его за плечи и потянулась к нему бёдрами. Он отстранился, тяжело дыша, и снова окинул меня потрясённым взглядом.

— Ты ведь видел меня уже, — прошептала я. — Когда Синтия сожгла на мне платье.

— Да, но тогда я так за тебя испугался, что совсем не думал о тебе, как о девушке. И не смотрел даже. Чёрт возьми, я думал совсем о другом.

— О чём?

— О том, что ты можешь заболеть, и о том, что Синтия выразительно пахнет ревностью и злостью. И о том, что тебе страшно, — Дэн уронил голову мне на плечо и прошептал, опаляя жаром мою кожу: — Прости, я тогда так растерялся, что даже ничего не сделал. Обещаю, я буду делать всё, чтобы тебя никто не трогал.

— Даже ты? — кокетливо уточнила я, и он поднял на меня смешливый взгляд.

— О нет, я тебя сейчас затрогаю!

Он приподнялся, снял штаны — последнее, что отделяло нас друг от друга, обхватил меня за спину и перевернулся так, что я оказалась сверху. Я только и успела, что вскрикнуть, а потом рассмеяться от неожиданности. Его твёрдый член оказался прямо у меня между ног, и чувствительной кожей я ощущала его целиком.

Я склонилась. Чувствительные, затвердевшие соски коснулись его груди.

— Мне страшно, — шёпотом призналась я. — Вдруг будет больно.

— Если не хочешь, мы не будем этого делать, — ответил он, сжимая мои ягодицы так, что я едва не стонала от пожирающего меня желания. Шёпот Даниэля снова коснулся моей шеи: — Но я же чувствую, что хочешь.

— Хочу, — слабо выдохнула я.

Он потянул меня за ягодицы, приподнимая их над собой, а потом я почувствовала, что его член уже упирается в меня, скользит головкой по слишком влажной промежности. Чуть направив его рукой, Дэн подался ко мне бёдрами — и я резко вдохнула. Он проник внутрь совсем чуть-чуть, но уже это заставило меня задохнуться от сильных ощущений.

Даниэль поймал мои губы и, одной рукой придерживая за затылок, стал медленно двигать подо мной бёдрами.

Я боялась пошевелиться. Вспомнились слова Маркуса о том, что я не смогла бы принять его сразу. Что нужна какая-то подготовка. Но останавливаться было уже поздно, и я тихо застонала, когда он стал входить глубже, постепенно раскрывая меня изнутри. Впилась кончиками пальцев в его плечи. Он дышал глубоко и прерывисто. Чуть приподнявшись, я увидела, как исказилось его лицо в остром наслаждении, как он закусил губу и будто полностью сосредоточился на том, что происходило между нами.

Медленно. Он двигался чуть выше и чуть ниже, выдерживая ровный, плавный ритм. Моё дыхание становилось всё глубже, всё надрывней. Я чувствовала, как постепенно растёт амплитуда его движений, а вместе с ней и наслаждение, которое окутывало меня с головой, в которое я погружалась, как в воду сильного, неторопливого океана.

Я ожидала ощутить боль. Но её не последовало. Ни в начале, ни потом, хотя он заполнил меня, казалось, до краёв, и я почему-то начала тихо всхлипывать.

— Шелли? — Даниэль подцепил пальцем мой подбородок и заглянул в глаза. — Что-то не так? Тебе больно?

Я замотала головой, но произнести вслух, описать словами то, что со мной происходило — просто не могла. Даже в самых смелых мечтах я не могла и отдалённо представить себе что-то подобное.

— Эй, может, нам стоит остановиться?

Снова отрицательно помотала головой и, опершись о его плечи, стала неуклюже, неловко двигать бёдрами, пытаясь подражать его движениям. Он усмехнулся. Обнял меня обеими руками — и я вдруг оказалась под ним.

— Просто расслабься, — шепнул он и поцеловал кончик моего уха.

Расслабься! Как вообще возможно расслабиться в такой ситуации?

Я обхватила ногами его талию. Даниэль начал двигаться, всё ещё неторопливо, но уже с большей амплитудой, отвлекая меня поцелуями каждый раз, когда проникал глубже. Я же не могла сдержать стонов наслаждения. И стало всё равно. Дело ли в феромонах керри или мне на самом деле так хотелось ощутить его — оно в любом случае того стоило.

Даже если больше никогда не повторится.

Пусть