Елена Саринова - Мир оранжевой акварелью Страница 13

— Не струшу, дочка. Только, вопросик у меня: откуда ты про этот вертеп бандитский знаешь? — от самого «бандита», чтоб ты не переспрашивала.

— Люса, вот только — не сейчас! Скажи ему, чтоб летел ко мне со всех ног, но, через сад и прямо под окно моей купальни — мне его помощь нужна. Скажешь? — припала я к двери.

— Скажу, — буркнули с той стороны, а потом не утерпели и добавили. — А заодно и про то, откуда Потап…

— Да, Люса!

— Да, иду я уже… Иду!

А заодно и про мой первый «женский опыт» и про то, как я потом во всех мужиках разочаровалась. Да, и еще про то, как прямо из-под твоего курносого носа три месяца ключи от погреба «уводила». Вот про все это я тебе, Люса дорогая, и расскажу. Ага, сейчас:

— У каждой женщины в жизни есть события, которые она должна хранить в тайне, — важно пропыхтела я, усаживаясь на подоконник в купальне. А потом добавила. — Бедный Потап.

Ведь, дело здесь вовсе не в нем. Дело в моем личном заблуждении. И сначала, сразу после того, как Арс свалил за Море радуг, мы с Потапом просто «грустно дружили»: вздыхали по вечерам на нашей личной пристани и трескали Люсины мясные рулеты. А уж потом, когда к рулету парень присовокупил и бутыль сливянки, вдруг, решили нашу странную дружбу «углубить». А в чем заключалось мое заблуждение?.. Обычный девический туман в голове из взрослых книг, слухов и домыслов, изрядно замутненный еще и художественной «логикой»: хороший парень, значит — хороший друг и, конечно — хороший любовник. Или, с точностью до наоборот. В общем, всё — в одном цвете, только насыщенность разная. В живописи такая техника «гризайлью» называется. А у меня…

— Я-то думала, ты — другой: ласковый, нежный. А ты! — выдала я тогда не меньше моего обиженному герою-любовнику. Тот осторожно натянул на исцарапанную спину рубашку. Потом, уже застегиваясь, скосился в темноте на меня:

— Я тоже про тебя другое думал.

— И что именно? — с вызовом прищурилась я.

— Что ты — девушка, а не кошка с тюльпановой пустоши.

— Это я то — кошка? Ладно. Тогда ты — грубый, наглый мерин.

— Так мерин же — кастрат? — совершенно искренне удивился парень. Даже про пуговицы забыл.

Я же не растерялась:

— Да?.. А им и станешь, если еще раз ко мне с «этим» делом причалишь.

Потап уверенно хмыкнул:

— Да больно надо!

— Вот-вот. Сделаю тебе также больно, как и ты — мне, — мстительно пообещала я… На этом и разбежались.

И дальше около года делали вид, что оба в Канделверди — проездом. Так что, здороваться с «кем попало» не обязательно. А потом судьба свела меня с ветреной, как портовый флюгер, натурщицей маэстро Бонифаса. И в процессе ее позирования, я много чего из теории «вита интима» для себя почерпнула… Да… Бедный Потап. Хотя, мог бы быть и по терпимее. Так что, все равно, сам…

— Зоя!

— Чего ты кричишь? — шустро сунула я нос между рейками ставни. — Тиш-ше.

— Что у тебя стряслось? — подбоченясь, прошипел Потап.

Что у меня стряслось?.. Я сначала глянула на верхушки шумящих олив. Потом потянула носом дневной бриз с жасминовым шлейфом, подхваченным по дороге с моря, и скосилась вниз на мужчину:

— Я ухожу из дома, Потап. Если, конечно, ты поможешь… Ой, да не к тебе. Не переживай, — добавила, увидев округлившиеся на смуглом лице глаза. Парень не то облегченно выдохнул, не то тихо выругался и вновь задрал ко мне голову:

— Он тебя запер? — надо же, какая смекалка.

— Угу. Открыть дверь спальни сможешь? — надо же, какой вопрос умный.

— Сейчас гляну. Ты одна в доме?

— Одна. Но, все равно… — просунула я вслед Потапу до предела нос. — поспеши, — и сама, смахнув с подоконника, поскакала к заветному ящичку трельяжа.

Здесь, в шкатулке из радужных раковин, хранилось все мое материнское приданое: порванная золотая цепочка с медальоном, серебряное обручальное кольцо и самая большая драгоценность — «звездный» мамин набор. Подарок отца на наше с братом рождение, привезенный из заморской страны Ладмении: перстень, кулон и серьги с серо-голубыми звездными сапфирами. Вот его я напялила на себя сразу, как акт демонстрации собственной решимости. И… присела на кровать.

— Красиво, — первым оценил мой «настрой» Потап, секунду назад, закончивший колупание с дверью. — Зоя.

— Что? — оторвала я потерянные глаза от собственного отражения в зеркале.

— А ты точно решила?

— Угу. Мне, знаешь, в монастырь Святой Маргариты не очень хочется.

— Значит, и до тебя эти перечёсы дошли?

— Доползли, — медленно произнесла я, прислушиваясь к скрипу на лестнице. Потап бесшумно махнул назад, и вновь прикрыв дверь, встал сбоку у стены…

Хлобысь! Люса, ожидавшая от створки более стойкого сопротивления, замерла в проеме:

— Святые небеса!

— У него не те покровители, — подскочила я к женщине. — Ты в порту была?

— Ох, дочка, — скосилась та на выступившего Потапа. — Беда стряслась — Зачу охрана повязала.

— Как «повязала»? — ошарашено выдала я.

— Еще утром, когда он к тебе шел. Мне то… рассказали.

— И куда его увели?

— Зоя, это, тот самый? С колыбелью?

— Угу. Люса, куда его увели?

— Ясно, — снова влез Потап. — Да куда его могли увести, кроме портовой каталажки у западных складов? Не городским же властям сдавать, если дело… семейное. Ведь, семейное?

— Семейное, семейное, — растерянно кивнула я, а потом глянула на Потапа уже осмысленно.

— Нет, — категорично отрезал тот. — Я не могу тебе помочь.

— Почему? Тоже слово моему опекуну давал? — зло прищурилась я. Потап же отвел в стену взгляд:

— Считай, что давал. У него в сейфе — мое признание в соучастии в том проклятом убийстве. На всякий случай.

— Вот же аспид на наши головы! — от души сплюнула Люса. Я же, глубоко вдохнула, потом выдохнула и обвела комнату глазами:

— Та-ак… Все понятно… Потап.

— Да, Зоя.

— Спасибо за то, что меня сейчас вызволил. И давай отсюда — ты уже сильно рискуешь. А дальше — я сама. Дальше, действительно — дело семейное.

— Дочка! Ты ума лишилась!

— Зоя, куда ты лезешь? Он — смрадный тип. Половину города разными бумажками держит. К тому ж, у него нотарий вечно в карточных долгах, и на что угодно документ состряпает.

— Так, а что мне терять то? — недоуменно уставилась я на своих оппонентов. — В худшем случае — весь остаток жизни буду рисовать прутиком на песке Волчью гору. И вообще, у вас есть варианты по лучше?

— Есть — моя племянница в сорока милях отсюда.

— Зоя.

— Ну что, Потап?

— А давай вместе махнем подальше?

Вот я даже сейчас растерялась: еще секунду назад толкала в сумку из ящика комода вещи, а теперь замерла с зажатыми в руке…