Заложница в академии (СИ) - Левина Ксюша Страница 14

Отныне все её вечера будут посвящены уборке в библиотеке, и, по словам декана, это “непростое приключение”, так как волшебные книги не сгорают, и их недостаточно собрать в совочек и выкинуть. Они высвобождают магию, которая липнет к помещению почище призраков и плесени.

На вопрос “А когда учиться?” Гаджи пожал плечами и печально улыбнулся:

— Вы исключительно талантливы, Брайт Масон. В том, что касается проблем. И я не могу вам ничем помочь, разве что не исключу.

— К сожалению, — вздохнула в ответ она и пошла на первую в своей жизни пару, которую по совпадению сам же Гаджи и вёл.

Нейромодификаторы занимались тем, что препарировали мозги, а точнее влезали в голову и копались там.

Все проблемы у вас в голове! Это был негласный девиз нейромодификаторов, который идеально отражал суть. Практически любую болезнь можно было излечить, просто хорошенько “прочистив мозги”. Психические отглонения, депрессии, даже боли в желудки, всё это было там, в человеческих нестабильных мозгах. Наука тонкая, сложная. От здорового человека до овоща один взмах лунным ножом.

Брайт никогда не думала, что пойдёт учиться именно на этот факультет. Нейромодификаторы — медицинская элита.

И вот теперь сидит Брайт Масон за первой партой и разочарованно смотрит на доску.

Тема лекции… лунный нож? Серьёзно?

— Кто мне скажет, что такое лунный нож?

И ни одной руки в воздухе, Брайт аж разворачивается, и глядит на растерянные лица студентов. Она это проходила ещё в четырнадцать!

— Мисс Масон, чему вы так удивлены? — у декана на лице покровительственная улыбка.

— М-м…

— Хотите ответить?

— Да, конечно, — она жмёт плечами. — Лунный нож — сверхтонкий инструмент, созданный из лунного эфира, позволяющий сделать так называемый “живой надрез”.

За её спиной поднимается шепот, и Брайт отчётливо слышит “Выскочка”.

А вы-то сюда зачем пришли? Глазами хлопать или учиться?

— Что такое “живой надрез”? — Эмен Гаджи подходит к своему столу, который стоит как раз напротив парты Брайт и садится на край, скрестив на груди руки.

— Искусственно созданное отверстие, которое самостоятельно и бесследно затягивается через пятнадцать-двадцать минут, без вреда для кожного покрова, внутренних органов и самого пациента. Безболезненный и при должной сноровке безопасный метод инвазивного вмешательства.

Гаджи улыбается, и в этом чувствуется какой-то азарт. Ему нравится то, что Брайт знает элементарные вещи.

У него тёмно-зелёные глаза и кажется, что они не такие, как у остальных истинных, из-за этого Брайт чуть больше к нему расположена. У декана очень молодое лицо, он такой же стройный, как тот же Энг, но во всей его фигуре чувствуется удивительное спокойствие. Размеренность и тишина уверенного в себе человека, а не мальчишки.

— Может вы даже знаете, что такое лунный эфир? — берёт на слабо?

Сидящая рядом Нимея ухмыляется. Она одна из немногих, кто открыто не выразил недовольства присутствием Брайт в академии после случая в библиотеке.

Даже Лю и сёстры настороженно косятся на сирену и переглядываются.

— Это знает каждый первоклассник. — парирует Брайт и наваливается на парту, сощурив розовые глаза. — Субстанция…

Она замирает.

Что-то не так. Ей кажется, что она испытывает боль, которой на самом деле нет. На глаза накатывают слёзы и мир расплывается, капли катятся по щекам одна за одной.

— Мисс Масон?

— Ничего, ничего, — она быстро вытирает щёки.

Это не с ней. Это с ним. И это очень больно.

— Лунный эфир — субстанция крайне сложная и не до конца изученная. Добывается путём ферментирования ростков лунного…

Снова боль, сильнее предыдущей.

— Вам нехорошо?

— Простите, головная боль. Наверное, из-за вчерашнего… — за спиной опять шепотки и смешки.

— Вы держите себя в руках?

— Да, да. Я больше не… Всё в порядке. Так вот, лунный эфир — это результат ферментации амилазой ростков лунного вереска.

Гаджи кивает и вопросов больше не задаёт, Брайт видит, как в табеле напротив её фамилии появляется оценка, но на самодовольную ухмылку не хватает сил.

— Ты как? — шепчет Нимея.

— Ничего, просто головная боль.

Невыносимая боль.

Рейву Хейзу прямо сейчас очень больно и Брайт даже не хочет выяснять почему! А если и хочет, то никогда себе не признается.

Он решил, что она всё устроила сознательно, чтобы себя обезопасить? Судя по тому, что происходит в данную минуту, это больше опасно, чем полезно.

Пара длится бесконечно долго, Брайт натягивает на голову свою чёрную шапку-бини, в надежде, что станет легче, если посильнее сжать виски, но это не помогает. Ей хочется выцарапать себе глаза. На лбу выступает холодный липкий пот.

Когда звенит звонок, на миг становится легче, а потом голову снова простреливает так, что хочется взвыть.

— Идём? — тянет Нимея.

— Куда?

— На Пинорский язык, ты что?

Она смеётся и тянет Брайт за собой, та едва успевает схватить сумку.

— А перерыв сейчас сколько?

— Двадцать минут…

— Ага… ага… я догоню, хорошо?

— Ладно, но учти, что ты без домашки! А вчера задавали перевести текст.

Брайт торопливо кивает. Благодаря отцу, она учила Пинорский ещё в Дорне, и он не вызывает вопросов. Все рецепты зелий и формулы традиционно пишутся на древнем языке погибшей в песках страны Пино.

Ей нужно найти Рейва и прекратить это мучение, только увы, заклинание связавшее их, не встроило в голову карту-навигатор.

— Брайт, — мимо проходит Энг. Он явно торопится, но застывает, перегородив проход.

— Мне некогда, нужно найти…

— Кого?

— Ты не видел Хейза? Это по поводу отработки.

Она помнит предостережение Энграма и оправдывается раньше, чем прозвучит вопрос “Зачем тебе Хейз?”.

— М-м… последний раз видел его в кабинете.

— Кабинет?

— Ты развалила аудиторию, которую раньше занимали старосты, и теперь Хейзу временно выделили кабинет бывшего декана ЛечФака. Он переехал на третий…

— Окей, где этот кабинет? Мне нужно срочно.

— Двести шестой, это на втором…

— Ага, спасибо, — и Брайт, не прощаясь, бросается к широкой парадной лестнице.

В голове стучит, кости рук и ног просто выворачивает.

Двести двадцать… двести восемнадцать… нет. Двести двадцать четыре!

В другую сторону.

Двести десять… двести восемь…

Она врывается в двести шестой кабинет и закрывает за собой дверь. Упирается лбом в полотно, выдыхает, только потом разворачивается.

— Какого дьявола мне так больно?

— Мне извиниться? — он сидит на полу, под окном. Бледный, лоб блестит от бисеринок пота. Руки иногда подрагивают.

Удивительно, но даже вот такой беспомощный он кажется большим и сильным, а у Брайт от этой мысли к горлу подступает страх. В голове всплывает вчерашний мерзкий разговор.

— Как тебе помочь? — раздражённо спрашивает она, перебарывая в себе неприязнь.

Его семья держит в заложниках отца.

И тебя.

“Но, если я ему не помогу, мне самой будет больно!”

— Ну? Быстро!

— Прям быстро? — ехидно кривится он.

— Мне тоже больно! Так что говори, как это исправить! — она падает на колени, потому что чертовски устала от ощущения, будто кости ломают.

— Зелье… разбилось, — выдыхает он сквозь зубы и кивает на свою сумку, из которой вытекает тёмно-бордовая жидкость, похожая на кровь.

— А другое где?

— Тебе не понравится ответ, — он выдыхает. — В моей комнате.

— Твою ж… ладно, — она кивает. — Ладно.

Кивает ещё раз и поднимает на Рейва сосредоточенный серьёзный взгляд.

— Что ты собираешься делать?

— Тш… не мешай. Можешь мне довериться? Думай о том, что доверяешь мне.

— Но я тебе не доверяю, — он усмехается. — И никогда ничего подобного не будет. Ты с ума сошла?

Она качает головой, уговаривать смысла нет, нужно пробовать.

Набирает в грудь воздух, берёт Рейва за отчаянно сопротивляющиеся руки.