Кто суккуба? Я суккуба?! (СИ) - Клименкова Антонина Страница 14

— Хорошо, — шепнул Флавиан ей в загривок. Подул на позвонки, от шеи до поясницы. Лизнул языком копчик и опять подул, вызвав лавину мурашек. — Ты только помолчи, договорились? Я же себя уважать перестану, если не смогу тебя пробудить за эту ночь.

— Угу!

Раз на кону честь инкуба, Клава решила молчать изо всех сил.

Теперь Флавиан подошел к ней в прямом смысле с другой стороны. С «черного входа», который Клава доселе полагала исключительно выходом.

— Погоди! Прости, что опять отвлекаю, — изогнулась она, выглядывая поверх своего плеча. — Но там же… ну, как при всех «задних дверях» не слишком… э… прибрано. Тебе не противно? — последнее она прошептала жалобным тоном.

Флавиан вместо ответа отвесил ей еще шлепок. И широко лизнул половинку, где шлепнул, при этом не разрывая зрительного контакта. А глаза томные, почти пьяные, почти злые. «Как будто съесть меня собрался», — подумалось Клаве. Она шмыгнула носом в крайнем сомнении, однако покорно вернулась в позу.

Инкуб принялся за дело. Одной рукой, кончиками пальцев, нашел среди влажных лепестков кнопочку такого яркого удовольствия, что у Клавы спина сама собой выгнулась, стоило лишь сжать этот комочек плоти между пальцев и слегка потереть.

— О, да! Начнем же точную настройку, раз рычаги нашлись, — прошипел сквозь зубы Флаф.

Пальцы второй руки сперва выкупались в соках, текущих из «взломанных врат», затем нырнули в «колодец без дна», как мысленно окрестила дырку в пятой точке будущая суккуба. Ощущения оказались странные. Не сказать, что неприятные, но тянущая наполненность слегка зудела, хотелось вытолкать нахальных вторженцев прочь и поскорее. Но ловкие пальцы Флавиана мягко и настойчиво добивались своего — растягивали, входили всё глубже, гладили изнутри, размазывали ее же собственную обильную смазку… И вскоре уступили место орудию длиннее и толще.

Ствол оказался приятно горячим. Он входил медленно и трудно. Клава изгибала спину, грудью прижавшись к скомканным простыням. Ее затвердевшие соски терлись о складки ткани, что раздражало и вместе с тем добавляло пикантных ноток. Уже никакие посторонние мысли не толкались в ее голове. Разум ошеломленно затих, пытаясь осознать то, что творится в глубоком, доселе неприкосновенном тылу.

ТАМ она могла ощущать его тепло, трение, его длину и движения в полной мере, от корня до глубоко забравшейся головки. И это было потрясающее чувство контроля. Она моментально научилась по желанию сжимать и расслаблять мышцы, о которых в своем теле раньше не подозревала. И она полностью взяла его орудие в плен, сжала шелковыми тисками, обняла кольцом, не позволяя двигаться без ее желания.

Флавиан сорвался с тяжелого дыхания на стон:

— Пожалуйста!

И она разрешила войти еще немного глубже. Затем выпустила, чтобы на полпути сжаться от недовольства этим бегством — и остановить беглеца, сковать и поработить.

— Прошу тебя! — выдохнул Флавиан, забывшись в стремлении к разрядке.

Клава свела колени, не позволяя руке, прижимающейся ладонью к ее животу, двигаться, зажала кончики пальцев в горячей щели припухших влажных лепестков, чтобы не тревожили чувствительный бугорок. Она не разрешила ему ускорить приближение пика наслаждения, напротив, хотела продлить это волшебство слияния и обладания.

Это было безумно ново — и потрясающе прекрасно. Ни капли стыда не осталось, ни тени сомнения в правильности происходящего. Всё растворилось в ослепляющем сиянии, нахлынувшем на нее широкой, поглощающей волной. Она чуть расслабилась, утопая в этом свете, чем воспользовался инкуб, толкнувшись резче, затем еще. Волна отхлынула — и накатила снова, еще выше, еще искристей прежнего. Клавдия неосознанно повела бедрами навстречу Флавиану, разрешая тому двигаться сильнее. Ведь от каждого его толчка изнутри куда-то в ее копчик, в животе и одновременно перед глазами будущей суккубы расцветали яркие фейерверки.

У нее ослабли ноги от накатившей световой волны, она словно качалась на поверхности теплого моря… И Флавиан воспользовался этой ее слабостью — надавил на невозможно чувствительный скользкий комочек плоти, обвел круговым движением раз, вызвав низкий стон. Еще раз — Клава прогнулась в пояснице, как акробатка. И еще! Одновременно с ее пронзительным криком Флавиан вошел так глубоко, что застонал сам. Его ствол сковали кольца жадных внутренних мышц, будто желая высосать досуха, до последней капли. И он с наслаждением отдал ненасытной утробе всё, что имел.

Клава зажмурилась, ослепленная поглотившим ее искристым светом. Тело двигалось само собой, будто в нем проснулся разум более древний, чем мозг. Инстинкт или что угодно — оно не терпело суеты и возражений. Оно завладело ее телом, заставляя корчиться в сладких судорогах. Заставляя изнывать от благодарности к тому, кто довел ее до границ рая. Раскачивая эти невидимые качели, что дали ей взлететь высоко-высоко, а теперь плавно возвращали ее назад, в тяжело дышащее тело, влажное от пота, горячее от страсти, с гулко бьющимся сердцем в груди.

— Только не вздумай влюбиться, — прошептал срывающимся голосом Флавиан предупреждение. Он повалился на постель рядом с нею, мимолетно поцеловав в плечо и в локоть.

— Вот еще! — устало фыркнула Клава, насмешливо махнув длинным тонким хвостом, непонятно когда успевшим вырасти из ее копчика. — Всё-таки вечно у меня всё через задницу!

— А? Это еще зачем? — изогнувшись, она глянула себе за спину.

Так и есть, не привиделось: из спины топорщились нетопырьи крылышки поросячье-розового цвета. Причем размерчик явно маловат, чтобы использовать их для полетов — при попытке поднять ее вес тонкие косточки наверняка захрустят, как спички. Разве только вместо вентилятора в жару? В комплект из копчика торчал такой же розовый хвост с помпоном на конце.

— Чтобы подтвердить твой статус полудемона, — зевнул Флавиан.

— А у тебя такие тоже есть? Покажешь?

— Неа, — он повернулся на бок и подложил под щеку ладонь, пробормотал: — Я же бракованный инкуб, не то что ты. Вон, все соки из меня выпила, хоть и начинающая…

Он еще что-то пробормотал, неразборчиво, и засопел, провалившись в сон.

Клава попробовала помахать крылышками, и те неуклюже забултыхались с мягким шелестом. «Надо увлажняющим кремом помазать, шуршат, — решила Клава. — Как Карлсон, ё-моё! Правда, у него хвоста не было».

Она обняла подушку, почмокала губами:

«Теперь всегда придется спать на животе, что ли?» — промелькнуло в стремительно засыпающем сознании новорожденной суккубы.

_______________

Проснулась Клава часа через два, судя по личным ощущениям и по слегка изменившейся синеве неба за окном. Тело прекрасно отдохнуло, сознание никогда не казалось столь ясным. Она похлопала глазами в темноту — видимо, Флаф успел выключить бра, и теперь в спальне царила уютная тихая ночь, нарушаемая лишь ровным дыханием.

Клава повернула голову: спит. Рядом, сопит тихонько. Замучился с нею, вымотался, бедняжка… Неужто она наконец-то дожила до этого момента? Делит постель не с котом, а с мужчиной! Ну и ну! Сама себе изумилась.

Еще немножко полежав, она осознала, почему собственно проснулась: приспичило в туалет, потом в душ, а то кое-где чесалось, вдобавок хотелось пить и неплохо было бы поесть. Переволновалась. А когда Клава нервничала, её всегда тянуло что-нибудь слопать. Ну, хоть в чем-то ее организм остался верен привычкам!

Кажется, на кухне в холодильнике имелся запас молока — вот заодно и попьет, и желудок обманет, чтобы не требовал большего среди ночи.

Сползти с кровати и не разбудить партнера удалось. На удивление после всей постельной акробатики у Клавы нигде ничего не болело. Прокравшись на цыпочках в ванную, она проверила: крылышки и хвост пропали. Но чтобы она не подумала, что метаморфоза ей привиделась, на копчике и под лопатками на коже краснели пятна с монету размером.

С задумчивым видом Клава почесала под лопаткой, еще покрутилась перед большим зеркалом. И запоздало заметила: она изменилась! Вся, дело не только в пресловутых отметинах. Как будто побывала у Голливудских пластических хирургов, при этом не оставивших никаких шрамов. В талии она похудела и весьма значительно. Живот втянулся и сделался почти плоским, хоть в пупок серьгу вешай вместо ордена «за похудение». Попа и ляжки перестали выглядеть рыхлым скоплением жира, они не сильно уменьшились в объемах, зато подтянулись и стали упругими, гладкими, без следа проклятущего целюллита. Грудь — отдельная песня! Причем для каждой по отдельной оде. Размер, похоже, остался прежним. Зато такая шикарная форма появилась: идеальные шары с небольшим уклоном в грушевидность, увенчанные дерзкими сосками. Никаких унылых «ушек спаниеля»! Клава чуть не завизжала от счастья, увлеченно тиская себя то за одну, то за другую, то за обе сразу. Никогда прежде она не радовалась своим немалым богатствам, но теперь-то можно — теперь-то они никогда не отвиснут ниже колен! Вот прям хоть лифчик больше не надевай, ибо грех такую красоту от мира прятать!