Искушение альфы (ЛП) - Роуз Рене Страница 14

Я беру ее за локоть и веду вверх по скользким ступеням, выложенным итальянской плиткой, внутрь особняка. Кайли двигается скованно, как будто от нападения Сэма у нее болит не только голова. Это не мешает ей оглядывать мой дом, пока провожаю ее в гостевую ванную на втором этаже. Почему-то мне кажется, что она что-то не договорила. Почему она здесь на самом деле?

В ванной я намеревался дать ей полотенце и оставить приводить себя в порядок, но обнаружил, что хватаюсь за край ее промокшей толстовки.

— Что вы делаете?

Я тяну вверх.

— Вытаскиваю тебя из этой мокрой одежды.

Румянец заливает ее щеки, заставляя глаза ярко сиять. Пряди ее мокрых каштановых волос прилипли к щеке и шее, капли дождя стекают по горлу. Я хочу их слизать.

Она поднимает руки и позволяет без возражений стянуть толстовку через голову.

Мой член болезненно пульсирует, прижимаясь к молнии джинсов, когда останавливаю взгляд на ее коже. Я снимаю с нее майку вместе со свитшотом, и Кайли остается в одном кружевном красном лифчике и мокрых джинсах.

Ее грудь вздымается, и она пристально смотрит мне в лицо, как будто ждет, что я сделаю дальше.

Что буду делать?

Я знаю, что хочу делать. Хочу стянуть эти узкие, промокшие джинсы и наклонить ее над столешницей в ванной. Жажду трахнуть ее сзади так же сильно, как хочу проникнуть в ее острый ум и выяснить, что делает эту уникальную женщину привлекательной. И, черт возьми, да, я хочу вонзить покрытые сывороткой клыки в ее плоть и навсегда пометить своей.

Что невозможно.

Я бросаю толстовку на пол и снова слышу шорох бумаги.

Кайли переключает внимание на выброшенную одежду и бросается за ней, нарушая молчание между нами. Зажатый между майкой и толстовкой, лежит конверт из плотной бумаги, который она достает и прижимает к груди, прикрывая от моего взгляда эти идеальные сиськи.

Затем облизывает сухие губы.

— Мистер Кинг, прежде чем поделюсь этим с вами, просто хочу сказать, что когда делала то, что делала, я была дерзким подростком, пытающимся доказать свою ценность себе и миру хакеров. Я никогда не брала номера ничьих кредитных карт и никогда не продавала никакой информации. Это было просто…

Догадка поражает меня, как удар кулаком под дых.

— Кэтгерл.

Конечно, она гребаная Кэтгерл. Единственный человек, который когда-либо взломал мой код. Неудивительно, что она нервничала перед собеседованием в «Секьюер». В какую, черт возьми, игру она играет, появившись в моем офисе, в моем доме, черт возьми?

Единственная брешь в системе безопасности, которая преследовала меня последние восемь лет, только что открылась у меня перед носом. Снова.

Я выхватываю папку из ее рук и вываливаю содержимое на столешницу.

— Мне жаль. — Ее голос звучит тихо.

Проклятье.

Я ненавижу слышать ее униженной, даже для меня, прирожденного альфы, который требует подчинения от всех. Даже когда злюсь на нее.

— Что это, черт возьми, такое?

Я переворачиваю стопку бумаг и читаю ту, что сверху. Проклятье, нет. Ярость обостряется до более смертоносного чувства осознания.

Шантаж.

Кто-то хочет подорвать «Секьюер».

Или это какая-то сложная игра, в которую играет Кэтгерл? Потому что у любого такого блестящего человека как она могла быть какая-то невидимая стратегия.

Проблема этой девушки и мое суждение о ней были затуманены похотью.

Она стоит совершенно неподвижно, ее маленькие руки сжаты в кулаки.

— Мне жаль, — повторяет она.

Я бросаю бумаги обратно на стойку.

— Какого хрена? Что тебе надо? Почему ты на самом деле здесь?

Я ненавижу видеть, как слезы наполняют ее глаза, но сдерживаю свой инстинкт притянуть ее к себе или убить ее врагов. Этим инстинктам нельзя доверять.

Она качает головой.

— Ничего. Я ничего не хочу. — Ее голос дрожит на первом слове, но затем она берет себя в руки. — Просто подумала, что если сама признаюсь, эти придурки потеряют свои рычаги влияния. Я не хочу вести переговоры с террористами, понимаете?

Я только что отдала вам всю информацию, которую нужно передать ФБР, чтобы возбудить против меня уголовное дело. Очевидно, я надеюсь, что вы согласитесь на моё увольнение.

— Нет, — рычу я, удивляя самого себя тем, что заговорил прежде, чем понял, что собираюсь сказать.

Но не отпущу ее так легко. В моем мире, в сообществе оборотней, с проступками разбираются в лоб. Ими не занимаются копы, и увольнение не спасет. Наказание быстрое, обычно физическое. Или же требуется или предлагается вознаграждение, и оно принимается.

Она вздрагивает, ее худые плечи опускаются.

— Что вы собираетесь делать? — Ее голос звучит хрипло.

Кровь приливает к члену при мысли о том, чтобы привлечь ее к ответственности. Жестко. Я добавляю в голос опасные нотки.

— Как думаешь, что я должен сделать?

— Ну, — она облизывает полные губы, разум возвращается к ней, — на вашем месте мне бы хотелось поймать этих ублюдков. Так что я могла бы оставить себя в качестве приманки.

Черт, я практически доверяю ей. Огромная ошибка.

— Вы можете внимательно следить за мной, чтобы убедиться, что я не веду себя не правильно, подождать, чтобы увидеть, кто выйдет на связь, и положить конец этим парням.

Да, я буду внимательно следить за тобой.

Следить за тем, как эти красные кружевные чашечки бюстгальтера приподнимают ее упругую грудь. Следить за ароматом ее возбуждения, за меняющейся формой этого сочного рта. За губами, которые можно целовать.

— Понятно. И как я должен наказать твое предыдущее плохое поведение? — Мой голос определенно глубокий и хриплый. Если она не знает, о чем я думаю, значит, совершенно невинна.

Но ее глаза расширяются, соски проступают сквозь ткань лифчика. Всё верно, детка.

— Ни капли жалости к котенку? — У нее перехватывает дыхание при слове «котенок», отчего оно звучит в двадцать раз сексуальнее.

— Нисколечко. — Я разворачиваю ее и наклоняю над столешницей у ванны. Моя ладонь шлепает по мокрому карману ее джинсов еще до того, как мозг придумал план. Кайли издает громкий стон, и мой член тут же твердеет.

Кайли вскидывает голову, оглядываясь через плечо и оскалив зубы. Ей это нравится. Судя по запаху ее возбуждения, очень нравится.

Я шлепаю по попке сильнее.

Черт, я хочу стянуть с нее эти мокрые джинсы, узнать, какого цвета трусики на ней, а потом сорву и их тоже. Но если увижу ее голую задницу, то не смогу сдержать зверя. Даже легкое прикосновение к ее одежде делает меня тверже гребаного камня, а мои зубы удлиняются.

Поскольку она не сопротивляется, я продолжаю шлепать, сильные шлепки эхом отражаются от итальянской плитки.

— Ты взломала меня, Кэтгерл? — Я шлепаю ее снова и снова. — Сколько тебе было? Лет двенадцать?

— Пятнадцать, — выдыхает она. — Я клянусь, что ничего не крала, а-а-а.

Последний звук, срывающийся с ее губ, звучит, будто я трахаю ее вместо порки, и мои зрачки сужаются, мой волк скребется, чтобы взять верх.

Я прекращаю шлепать, изо всех сил стараясь замедлить дыхание. Но держу руку на ее заднице, потому что мысль о том, чтобы не прикасаться к ней, убивает меня.

— Просто хотела проверить, сможешь ли, детка? — Тот факт, что она Кэтгерл, заводит меня еще больше. Эта девушка взломала меня, будучи подростком. Она гребаный гений, и я теряю сознание от ее мозгов почти так же сильно, как и от ее маленького сексуального тела.

Я встречаюсь с ее взглядом в зеркале. Ее лицо раскраснелось, глаза расширены и остекленели. Я обхватываю ее правую грудь, сжимаю, а затем притягивая Кайли к своей груди.