Классная дама (СИ) - Даниэль Брэйн Страница 14

class="p1">Курятник… О господи, ну а как его мне еще назвать? Пока курятник, завтра может обернуться стервятником. Меня заклевали в прямом смысле слова, только что не отщипнули не прикрытую платьем плоть, да и от платья не оторвали клочочек. Я улыбалась, кивала, притворялась изо всех сил, что помню, узнаю и рада видеть, но от обилия незнакомых лиц кругом шла голова. Я не запоминала ни одного имени и отвечала что-то совсем невпопад. Я протолкалась к столу, положила на него картонку, и дамы примолкли, наверное, прикидывая, как у меня хватило смелости. Потом кто-то робко заметил, как жаль покойную Наталью Филипповну, кто-то добавил, что она была на редкость достойной женщиной.

— А ты все так же чудна, дорогая Сенцова, все так же! — я увидела единственную молодую особу, бесцеремонно пролезшую под чьей-то рукой, полненькую, неприметную, с тугим пучком жидких волос на голове. — Ох, как ты была хороша на выпускном балу, пусть и стояла за нашими спинами! Никакие невзгоды тебя не испортят, куда там!

Я стара для того, чтобы принимать лесть за правду, а издевку за комплимент. Девица улыбалась, а в глазах горела такая дикая ненависть, что дали бы ей сейчас пистолет, и не топтать мне больше грешную землю. Что эта дрянь имеет в виду?

Слева от меня стоял книжный шкаф со стеклянными створками. И суетились дамы, закрывая обзор. А я думала — я ведь не знаю, как выгляжу, не удосужилась посмотреть, да и не казалось мне это важным. С лица воду не пить, когда умом Владыка обидел, имя запятнали дорогие родители, а последние деньги спустила на тряпки Софья сама.

Полная дама забрала из шкафа толстый журнал, тут же отошла и вторая женщина, и я оборвала свой ответ кому-то на полуслове, не веря тому, что увидела в идеально чистом стекле.

Господи, нет. Только не это.

Глава седьмая

Только не это, господи, нет.

Во всех мирах проще жить, когда ты ничем не отличаешься от людей. Шаг влево, шаг вправо — фактически приговор. Вранье, что красавицам легче, напротив, они объект слишком пристального внимания… которому не все и не всегда рады, которому не всегда возможно противостоять. Не во все времена. Не в каждой стране. Иногда лучше, чтобы от тебя отворачивались, с трудом скрывая отвращение.

Софья Сенцова была…

Она стояла за спинами одноклассниц — может, причиной тому было ее мутное прошлое. Ее не представляли императору и тем, кто мог положить на нее глаз. Невозможно пристроить ко двору дочку тех, кто планировал бунт, невозможно. Подобную особу предпочтительней никому из власть имущих вообще не показывать, заплатили за ее обучение — все довольны.

Я отвернулась от отражения, сообразив, что засмотрелась на себя как Нарцисс. Было на что смотреть, черт, как некстати!

Софья Сенцова была самым красивым человеком из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть. В ее внешности нельзя было найти ни единый изъян — и, конечно, тогда справедливо, что умом ее мироздание обделило. Одному человеку не дают все и сразу, он воспользуется этим, того и гляди, захочет завоевать целый мир. И так как миру амбиции не понравятся, кончится все для умницы и красавицы скверно.

Я именно в такой сейчас ситуации, если исключить планы по захвату мира. Самой бы выжить с моей потрясающей внешностью, и, вероятно, для меня идеальное убежище — девичья унылая академия, тем более что меня явно не собираются демонстрировать венценосной семье. Мой паршивый бэкграунд никуда не делся, я даже прибавила к нему заговор и нищету.

На счастье, моим вниманием завладела новая особа — полная дама в очках, на вид и по обращению располагающая к себе больше других. Та самая, которая достала из шкафа журнал — это оказался журнал моего класса. Дама представилась Юлией Афанасьевной Окольной — я сделала вывод, что Софья ее не застала и Окольная человек в академии новый, — усадила меня за дубовый стол и принялась обстоятельно рассказывать про мои обязанности.

Подъем в пять утра, привести себя в порядок и в шесть быть уже в дортуаре девочек. Проследить, чтобы все вовремя встали и не нежились в кроватях, умылись, оделись, заплели косы, заправили постели. Проверить у всех чистоту платьев, воротничков, нарукавничков и передничков. Ногти и бантики — не пропустить. Проследить, чтобы все отправились на молитву и не вздумали досыпать во время бдения, а воздавали хвалу Владыке. Как, подумала я заполошно, я должна это делать, если вслух здесь не молятся? Но плевать.

После — завтрак, куда я обязана девочек сопроводить, потом — занятия. Следить за осанкой, походкой, за тем, как барышня ест или пишет. Все — и место, где воспитанница завтракает, и самая распоследняя тетрадь, должно быть стерильно как операционная. За неопрятность — наказание, и его тяжесть я сама могу определить. К примеру, Наталья Филипповна могла вывалить на свинюшку тарелку и оставить девочку в таком виде стоять голодной, пока завтрак не кончится — но это, Софья Ильинична, крайние меры, хотя подумайте, дисциплина у Натальи Филипповны была лучшая!

Если Наталью Калинину не прикончила жандармерия, это должны были сделать высшие силы. Ну не может земля носить такую редкую дрянь.

После первого блока занятий и обеда — выпас воспитанниц. Окольная деликатно назвала это «прогулкой», но покривила душой: мне предстояло смотреть, как девочки, взявшись за руки, два часа, как заключенные, ходят кругами по одному из холодных коридоров. Затем снова занятия — с двух часов до восьми, и тут у меня есть немного свободного времени.

В восемь вечера — ужин и подготовка ко сну. Девочки могут шушукаться, некоторые — стоит очень следить за этим, Софья Ильинична! — могут читать книги. Это недопустимо! Кроме того, необходимо просматривать все, что девочки получают и пишут сами. Каждое письмо, каждую посылку. Все, что выходит за рамки приличий… вы же знаете, Софья Ильинична: немедленно изымать.

Тюремная жизнь. А я — надзирательница. Какое наказание следует мне, если я наплюю на эти порядки?

— И Алмазова, — вспомнила Окольная о моей злополучной подопечной. — Сложная девочка, очень нелегкая. Ее отец был простым сельским священником, но представьте, умер в сане архиепископа! Набаловал дочь, что не подобает священнослужителю.

— Может, Юлия Афанасьевна, это нам с вами не подобает осуждать преосвященнейшего?

Я понимала, что излишняя резкость мне не прибавит баллов, но поделать с собой ничего не могла.

— Я не могу позволить себе подобных высказываний в адрес лица духовного, тем более такого великого сана, — поправилась я. — Что касается девочки…