Игра ненависти и лжи - Л. Дж. Эндрюс Страница 14

– Прячься.

– Кейз, это пахнет, будто он вытирал свою…

– Мне плевать. Нельзя, чтобы тебя узнали. Если хочешь пойти со мной, надевай.

Лука нахмурился.

– А ты довольно противный, когда никто не видит, – он заворчал, но натянул на плечо вонючее пальто, растрепал волосы и надвинул шапку низко на лоб.

Я подобрал две пригоршни грязи и размазал ее по его лицу.

– Пекло, да что ты делаешь? – Лука выплюнул облачко пыли.

– Нельзя, чтобы тебя узнали, – беспечно повторил я.

– Я тебя ненавижу.

По моему лицу расползлась улыбка, когда мы вновь вышли на дорожку и закончили свое путешествие к сокрытому дому богослужений. Сокрытому только лишь потому, что он был весь увит лозами плюща и заслонен разросшейся живой изгородью, да еще и стоял посреди осиновой рощи.

Я замер возле двери, когда Лука взмахнул рукой. Почти как если бы он подавал кому-то знак не подходить.

– Что? – спросил я, оглядываясь назад, на деревья. Там никого не было.

– Ничего, эм, одна из этих желтых ос тут летала.

Я пожал плечами и шагнул в дом. Мой пульс тут же быстро забился в черепе. Меня накрыла волна адреналина, словно я был рожден для того, чтобы следить за людьми, покуда не узнаю все их слабости.

Там, где должны были находиться алтари и купели для подношений, теперь стояли ряды узких игровых столов. Руны на могучих колоннах, что прежде рассказывали саги о богах, теперь были покрыты крючками для сумок, пальто и шляп.

Вокруг столов сидели мужчины и женщины, они курили травяные сигарки и бросали деревянные фишки с рунами, делая ставки на игры. Хитро придумано: проводить свои подпольные игры при свете дня. Меньше скидгардов, и судя по всему, завсегдатаи, входящие и выходящие из здания, будут выглядеть верующими, а не игроками.

Сидя за дальним столом, Нидхуг зажег старую пробковую трубку и, раскурив свои травы, довольно улыбнулся товарищам по игре.

– Сотня пенге, – прохрипел позади нас прокуренный голос.

Женщина, одетая в черное платье с серебристой каймой, облокотилась о прилавок, вмонтированный в стену. Ее волосы были присыпаны сединой, а лицо несло на себе морщины жизни, проведенной в трудах под открытым небом. В бедро женщины упирался деревянный поднос с небольшим кувшином и двумя рогами для питья с плоскими донышками. Ее лоб наморщился, когда мы не ответили.

– Сотня пенге, или выметайтесь.

– Сотня пенге за что?

Складка между бровями стала глубже.

– За игру, – кивнув подбородком, она указала на несколько столов. – Это не бесплатно.

Лука рядом со мной переступил с ноги на ногу. Он, конечно же, думал о том же, о чем и я. Эти столы были противозаконны и стояли у всех на виду. Игорные залы были в Клокгласе обычным делом, но брать с игроков деньги за игру никто права не имел. С выигрышей взимали налоги, прежде чем игроки могли пойти домой, а затем эти налоги поступали в Черный Дворец, в распоряжение Ивара.

А вот плата за вход, однако, до Черного Дворца никогда не добиралась. Эти пенге окажутся в кармане того, кто игру проводит.

Повернувшись к столикам спиной, я нагнулся к женщине и понизил голос.

– Вот как все будет, женщина: мы не будем платить, ты усадишь нас за дальний столик слева, а мы не расскажем Ивару, какое у тебя тут заведеньице.

– Ты… ты злоносец. Слышала… слышала, что ты вернулся.

– И слухи не врут.

Дверь распахнулась, прежде чем я ответил, и позади нас в зал ввалилась пьяная парочка. Темные волосы мужчины были собраны под фуражкой. Его женщина висела у него на талии, хохоча так, что два серебряных гвоздика, украшающих ямочки на ее щеках, поймали блеск солнца, льющегося в окна.

Мужчина поднял свои темные глаза на меня и подмигнул.

«Ты утаил кое-что, что может изменить жизни нас всех, что-то, что может изменить судьбу самой этой земли. Не лги мне».

«Никлас, я убивал людей за то, что они знали еще меньше, чем ты. Оставь это. Прошу».

Грудь словно сдавило тисками, я не мог глубоко вдохнуть. Слова, воспоминание, что-то овладело мной, словно вид этого мужчины выманил из памяти какой-то отголосок разговора, которого я не понимал. Он мелькнул и исчез к тому моменту, как мужчина накрыл своим ртом губы женщины, снова позабыв про меня и Луку.

Я терял свой чертов рассудок.

– Не стучи на нас, злоносец, – хриплый голос женщины выдернул меня из ступора. Она сложила руки, будто в молитве. – Мы не могли прокормиться на те пенге, что нам оставлял Черный Дворец.

– Держать Клокглас на плаву обходится недешево, – мне было мало дела до того, отдавала ли она часть заработка Ивару, но нам пойдет на пользу, если она будет считать иначе.

Подбородок женщины задрожал.

– Занимай столик, злоносец. Для нас будет честью, если ты присядешь.

Человек получше меня сейчас почувствовал бы себя виноватым за слезы, выступившие на глазах женщины. Я никогда не притворялся, что я хороший. Чьи-то нежные чувства, что я мог мимоходом задеть, ничего для меня не значили, когда мне требовалась информация. Конечно же, эта женщина невинной не была. Она обкрадывала Черный Дворец, таким образом незаконно зарабатывая себе на жизнь.

Я чуть высокомерно цокнул языком и занял место за столом хемлигского фейри. Лука сел со мной рядом, все еще не поднимая головы.

Мужчина, проводящий игру, кивнул мне и Луке, когда мы уселись, держа в руках игровые фишки.

– Вэлкомна вэннер, – добро пожаловать, друзья, – вы выбрали не тот стол. Сегодня у нас Нидхуг.

Я бросил взгляд на фейри. На Востоке увидеть чистокровного фейри – редкость. Его глаза напоминали мне козлиные, золотые с угловатой черной щелью по центру. Из его густых рыжих кудрей вырастали два бугристых рога. Цвет волос напоминал только разгорающееся пламя. Не насыщенный, глубокий огонь заката над Воем, как…

Я помотал головой. Треклятое пекло. Чертова воровка пролезала мне в голову в самые неподходящие моменты.

Я вновь перевел взгляд на Нидхуга, наблюдая, как он раскладывает свои фишки. Аккуратные движения, аккуратные паузы. Он играл умело. Но у всех свои демоны. Хитрость заключается в том, чтобы вытащить их наружу и использовать эти постыдные кусочки человечности, чтобы получить то, что хочешь.

Когда я начал так плохо думать о людях – понятия не имею.

Возле двери в игорный зал пьяный мужчина спорил с женщиной из-за платы за вход. Он матерился и кричал,