Проклятье Персефоны (СИ) - Харос Рина Страница 16

УИЛЬЯМ

Облокотившись ладонями о стену по обе стороны от зеркала, я внимательно всматривался в свое отражение: черные волосы, раньше ниспадающие до плеч, сейчас оказались взъерошены, в голубых глазах читался укор и насмешка. Осторожно проведя пальцем по шраму, я непроизвольно улыбнулся краем губ.

Интересно, Эмилии он понравился? Стоит ли ей знать, от кого я его получил? Она удивится…

Улыбка моментально погасла на моем лице. Оттолкнувшись ладонями от стены, я отступил назад, сдернул с себя рубашку, кинув ее на кровать, и уселся на столешницу, прихватив бутылку рома. Не с первого раза справившись с крышкой, я начал злиться — по телу пошла волна противной мелкой дрожи. Справившись с бутылкой, я облегченно выдохнул и, отпив два больших глотка, закашлялся: ром был слишком крепким, отчего легкие обожгло. Прикрыв глаза, я блаженно выдохнул. Приятное тепло растекалось по всему телу, медленно накатывало чувство эйфории и расслабленности.

Как бы я не старался, образ Эмилии плотно засел в моей голове и мыслях. Вспоминая ее тело, ее бедра, оголенную грудь, я непроизвольно сжал в руке бутылку с ромом, чтобы хоть как-то вернуться в реальность. Но проведя рукой по шраму, ко мне пришли другие воспоминания.

Ранним утром, когда отец еще был жив, он позвал меня на рыбалку и шепотом поведал о том, что в наших водах видели сирену. Едва сдерживая волнение, разрастающееся в груди, я недолго думая собрал все, что могло пригодиться: затычки в уши из плотной ткани, заостренный кинжал, сделанный из литого стекла, соль и обычные осколки стекла, чтобы, поставить сирену на стекло, которое больно вонзалось в хвост и приносило боль при малейшем движении. Отец, удивленный моими знаниями, лишь спросил, откуда я все это знаю. Сглотнув, я понял, что совершил оплошность, но лишь махнул рукой, стараясь скрыть волнение и сказал, что прочитал это в какой-то сказке. Отец, не поверив моим словам, тактично промолчал, подхватил все собранные мною вещи и, выйдя за порог, поманил меня за собой, звонко смеясь. В тот вечер он погиб, спасая меня от когтей сирены, которая, воспользовавшись моментом, схватила меня с помоста и потащила на морское дно. Отец, недолго думая, прыгнул за мной в воду, в панике забыв даже про кинжал. Отпустив меня из холодных объятий, внимание сирены переключилось на него: она подарила отцу поцелуй смерти, после которого ни один мужчина не был хозяином своих мыслей и действий. Он желал лишь одного — воссоединиться с возлюбленной, обрекающей на верную смерть, погружаясь все больше на дно. Всплыв на поверхность, я жадно начал хватать ртом воздух. Затем я вернулся на берег за кинжалом, но стоило мне лишь схватить его и развернуться, как я заметил алые пятна на воде. Последнее, что я запомнил, падая коленями в траву, — это мимолетный образ сирены, лицо которой тронул звериный ехидный оскал.

***

Проснувшись посреди ночи, я долго лежал на кровати, чувствуя необъяснимую тревогу. Чтобы развеять неприятное чувство, я осторожно встал с кровати и накинул мятую рубашку. Стараясь унять дрожь в руках, я вцепился руками в волосы и начал медленно массировать голову. Во рту горело, живот скрутило от голода. Я осторожно встал с кровати и, чтобы не потерять равновесие, ухватился одной рукой за изголовье. Бутылка лежала рядом, а ее содержимое медленно растекалось по полу. Ухмыльнувшись, я пнул ее краем ботинка и, накинув мятую рубашку, вышел из каюты, осторожно прикрыв дверь.

На палубе никого не было. Давно уже затихли крики чаек или хмельные взбудораженные возгласы матросов, которые в свободное время предавались азартным играм — единственным доступным развлечениям на корабле. Вдохнув полной грудью, я пошел в сторону камбуза, чтобы немного подкрепиться. Спустившись на несколько пролетов, я прислушался: из комнаты доносились голоса, причем один из них принадлежал Эмилии. Затаившись, я преодолел еще несколько ступеней, стараясь услышать обрывки разговора, поддавшись телом вперед и крепко ухватившись за один из выступов в стене.

Собеседники разговорили полушёпотом и изредка смеялись. Крис с присущей ему юношеской добротой и искренностью поведал свою историю, а затем начал отвечать на сыпавшиеся вопросы Эмилии по поводу капитана. Я напрягся, не желая, чтобы юнга сболтнул лишнего девушке, невольно разрушив все планы. И когда мальчишка произнес: «Ходят слухи, что она уничтожила всю команду, оставив в живых только капитана, заключив с ним сделку…», Уильям резко распахнул дверь, застав врасплох сидящих.

Я тут же нацепил маску безразличия и скрестил руки на груди, показывая тем самым, что жду объяснений. Первым вскочил Крис и открыл было рот, чтобы оправдаться, но Эмилия остановила его одним властным жестом руки. Как же я хотел, чтобы в этот момент юнга выбежал из кладовой и оставил нас вдвоем, чтобы я мог прикоснуться к своей пленнице, почувствовать ее…

За годы, проведенные вдали друг от друга, Эмилия превратилась в настоящую женщину, знающую себе цену и умеющую постоять за себя.

В ее жесте было столько достоинства, столько внутренней силы, что я невольно отступил вбок. Посмотрев мне прямо в глаза, девушка ясно дала понять, что объяснений не будет, и, взяв Криса за руку, как какого-то малыша, последовала с ним наверх. После того, как они поднялись на несколько ступеней, я скользнул взглядом по кладовой и, схватив бутылку рома, отправился вслед за ними

Выйдя на палубу, я полной грудью вдохнул морской воздух и услышал плеск воды позади себя. Продолжая держать бутылку рома в руке, я развернулся и увидел, как двое никсов, духов воды, резвились в воде, пытаясь выхватить что-то из лап друг друга. Они были похожи на двух детей, голову которых обрамляли длинные сине-зеленые волосы, переливающиеся в лунном свете. Руки и ноги покрыли перепонки, схожие с лягушачьими. Черные широко распахнутые глаза, два разреза вместо носа и тонкие губы делали их похожими на сирен, но никсы прислуживали сиренам и считались гораздо слабее. Что они забыли в этих водах? Что они забыли рядом с моим кораблем? Духи, заметив, что за ними наблюдают, окатили меня холодной водой, отчего я тихо выругался. Никсы, широко улыбнувшись беззубыми ртами, сверкнули черными глазами и скрылись на морской глубине.

Вернувшись в каюту, я первым делом скинул с себя промокшую одежду и натянул сухие штаны, подпоясав их ремнем. А затем я откупорил бутылку и принялся расхаживать от одной стены до другой, делая большие глотки Меня раздражало абсолютно все: обстановка, матросы, смешанные чувства, которые я испытывал к Эмилии. Что-то переменилось в ней, надломилось. Несмотря на все свои сомнения, я был уверен, что из пугливой девочки она превратилась во властную женщину, знающую, чего она хочет и какой ценой сможет добиться желаемого. Даже если это граничило с безумием. Даже если это граничило с одержимостью.

***

Утром я проснулся от того, что за окном громко кричали чайки, а команда горланила песни, свистела и улюлюкала. Удивленно подскочив, я спешно ополоснул руки и лицо прохладной водой, избавляясь от похмелья, и, накинув свежие рубашку и штаны, вышел из каюты.

Стоило мне сделать пару шагов по палубе, как мой взгляд непроизвольно упал на столпившихся вокруг Эмилии матросов, которая лениво и плавно виляла бедрами, скользя руками по своему телу. Одета она была в легкое платье с рваным подолом, который еле-еле прикрывал колени. Тонкие лямки постоянно сползали вниз, и девушка, игриво пробегая пальчиками по своей коже, надевала их обратно, запрокидывая голову назад и оголяя шею. Грудь колыхалась в такт плавным движениям, манящий взгляд из-под пышных ресниц, которым она одаривала каждого, был призывом и приглашением.

Ласкать… повалить… держать… пока ладони множества рук скользят по бедрам и груди…

Однако матросы позволяли себе только улюлюкать и призывно кричать, не приближаясь Ее тело, окутанное серебристым светом, будто отталкивало солнечные лучи. Кулона, который был на ней постоянно, сколько я ее помню, на шее не оказалось.