Брак во имя Альянса - Оливия Штерн Страница 16

Всхлипнув, поймала себя на том, что даже челюстями двигать не могу – стиснуты до боли в мышцах, неподвижны. Чертов Кабальди, что он мне вколол? Что они вообще со мной сделали? Не помешает провести полную диагностику… Хотя о чем я? Откуда у девиран диагносты, способные считывать состояние человеческого тела?

Платформа продолжила движение, плавно перемещаясь, судя по всему, внутрь девиранского челнока. Некоторое время мы двигались по темно-зеленому коридору, по которому время от времени как будто пробегали световые импульсы, затем в глаза ударил яркий, до боли, свет. Я зажмурилась. Похоже, в ближайшее время я смогу шевелить только веками.

Но проклятое тело… оно чувствовало, оставаясь совершенно неподвластным мне. И я заорала от ужаса… а на самом деле замычала, когда меня коснулись руки в матерчатых перчатках. Он подсунул одну руку мне под шею, другую – под сгиб колен и легко поднял. А я все мычала и не могла остановиться, мне жутко хотелось, чтобы была возможность просто выдраться из тела, оставить этот мешок из мяса и костей, а самой улететь. Или исчезнуть. Что-нибудь, лишь бы не было этой жуткой правды: меня настигло самое страшное, что вообще могло со мной приключиться. И прикосновения чудовища были пыткой, они жгли огнем, заставляя корчиться и орать в агонии – но на самом деле я по-прежнему оставалась неподвижным бревном. Мычащим бревном. Сердце колотилось где-то у самого горла, я даже не сразу поняла, что меня уже никто не трогает и что я лежу на чем-то упругом. Амортизационное кресло? Возможно…

Картинка перед глазами стала четче, я видела вокруг себя зеленоватую обивку и странные узорчатые световые импульсы, по ней бегущие. А еще я видела массивное кресло пилота перед собой, и руки, затянутые в черную ткань, на подлокотниках.

Вжжжух!

Меня мягко вдавило в кресло. Вот и все… Прощай, «Содружество». Огромной ошибкой было лететь сюда, ошибкой было считать, что я начну новую жизнь, свободную от страхов, от тоски, что режет похлеще ножа. Ужасной глупостью было поверить своему первому мужчине, который так меня и не простил и отдал на съедение чудовищам – просто потому, что ему и его друзьям так было удобно.

Я снова заплакала. Просто так, от жалости к себе. Каждая женщина должна иметь право поплакать просто потому, что никто другой ее не пожалеет. Я тихо всхлипывала, прикрыв глаза, и все больше мне хотелось вырваться на свободу, оставив мертвое тело здесь, в этом странной кабине. Вдруг подумала о том, что, возможно, в самое последнее мгновение, когда я уже буду на пороге вечности, снова увижу Алекса. И этого будет довольно перед тем, как провалюсь в вечное ничто.

Он снова стоял перед глазами, как живой. Но не такой, каким я его запомнила, у мостика разваливающегося корабля, а серьезным молчаливым молодым мужчиной, с которым меня познакомил Мишель.

«Привет, Марго. Знакомься, наш новый пилот и мой приятель, Александр Вейн».

Я посмотрела в серые глаза, светлые, но с темными ободками – и утонула в их чистой глубине… И в тот же миг, словно молнией, прошило осознание, что мой Мишель никогда не был настолько моим, как этот, по сути, незнакомый мужчина.

Я все еще неподвижно лежала в амортизационном кресле. Я чувствовала, как материал, которым оно было обшито, как будто обнимал меня – или я медленно в нем тонула. И, верно, поэтому не сразу поняла, что ко мне снова прикасаются чужие руки в перчатках – а когда поняла, то не нашла в себе сил даже кричать.

Я чувствовала, как по щекам текут горячие слезы и как большие, даже сквозь перчатки теплые руки гладят меня по плечам, по рукам, как будто в попытке успокоить и обнадежить. В абсолютной тишине.

Открыв глаза, я уставилась на темноту, расчерченную оранжевым рисунком пчелиных сот. Наверное, Мишель очень меня ненавидел. Да и Фирлэйм тоже – потому что даже в обмороке мне было отказано. Я не могла спрятаться от этой жуткой, крошащей в кровавое месиво действительности. Надо мной нависала тьма, которая медленно, но не переставая, меня гладила.

И в какой-то миг я поняла, что вопль больше не рвется наружу. Он меня просто гладил, и от этих осторожных, едва ощутимых прикосновений уже не хотелось немедленно сдохнуть. Сердце… забилось ровнее и медленнее. Я смело посмотрела в световые импульсы, рисующие соты.

«Что тебе нужно от меня? Почему – я? Зачем?»

Но, судя по всему, мой нейроинтерфейс отключили. Я могла сколько угодно задавать вопросы – меня никто не слышал.

Девиранин распрямился и мягко скользнул куда-то прочь из моего поля зрения. Даже странно, что такое большое тело так быстро движется – мне раньше казалось, что они перемещаются тяжело и очень медленно. Он вернулся через минуту, и я увидела в его руке пластиковую капсулу с иглой.

«Не надо…»

Но он уверенно закатил рукав моего комбинезона, я почувствовала, как на локтевой сгиб сперва что-то брызнуло, а затем – укол. И потом согнул мою руку в локте, пережимая место инъекции.

Первыми отпустило челюсти. Я наконец смогла приоткрыть рот и вдохнуть глубоко-глубоко. Ртом. Потом онемение начало уходить: лицо, шея, плечи и руки… Я пошевелила пальцами. Тело болело, его ломило, как во время гриппа, но я хотя бы перестала быть деревянной колодой.

Девиранин стоял чуть сбоку от кресла, в котором я лежала, и, казалось, внимательно на меня смотрел. Господи, я даже не знаю, есть ли у него глаза, чтобы смотреть. Но наверняка какие-нибудь сенсоры имеются.

Потом он быстро подошел и сел в кресло пилота, а я… Чуть приподнявшись, я вдруг заметила, что черноты неба почти и не видно в обзорное окно. Все пространство занял корпус девиранского корабля, похожий на дискуса, и он стремительно приближался.

Вот открылся приемный отсек, и челнок медленно вплыл внутрь огромного светлого пространства. Стены вокруг… кажется, пульсировали, едва заметно. Как будто были живыми. Я завозилась в своем кресле, пытаясь сесть. Не хотелось, чтобы он видел меня настолько слабой. Но чертов девиранин ловко выбрался из кресла пилота как раз в тот момент, когда я в попытке опереться на локоть шмякнулась обратно на спину, словно блинчик.

– Н-не трогай меня, – прохрипела я, внезапно сообразив, что именно он собирается делать.

И с удивлением прислушалась к себе. Нет паники. Лишь безбрежная безмятежность, как будто я лежу в лодочке посреди бирюзового моря. Похоже, в инъекции были и седативные компоненты.

– Почему. – Синтезированный голос без интонаций.

Как странно… мне казалось, что девиране могут говорить.

– Потому что… – Сказать, что я их всех ненавижу? Но