Три мести Киоре 2 (СИ) - Наталия Корнеева Страница 16

Треск пламени, его опаляющий жар; гобелен со сказочным мотивом; древний старик, одетый по моде прошлого столетия — всё это выглядело очередной сказкой, легендой севера.

— И смотрю, вы, Доран, тоже нашим путем идете, — вздохнул он. — Итак, что привело главу Тайного сыска в мою отшельничью обитель?

— Необходимость попасть в монастырь Ратаалада. Когда я ехал на север, не думал, что мне потребуется грамота, заверенная Его Величеством… Я здесь инкогнито.

— Так подождите, пока они закончат молиться. Не в моей власти приказывать монастырю открыть ворота путникам! Я похож на кардинала? Он старый, я старый — вы так думали, что ли?

— Мне нужно, чтобы вы написали письмо настоятелю, что глава имперского Тайного сыска требует пустить его в монастырь к сосланному туда Сето Освешу. И что я — это правда я.

— Хорошо, это я сделаю. Письмо напишу завтра, завтра и отправлю,

— Благодарю.

— Я пригласил нескольких друзей сыграть вечером в карты. Желаете присоединиться? — тоном «только попробуй согласиться» спросил герцог.

— Спасибо за приглашение, но я не хочу афишировать свое здесь пребывание, — без грамма лжи отказался он.

— Тогда насладитесь праздником в городе, Доран.

— Воспользуюсь вашим советом, — Доран откланялся, а старик остался в своем кресле, отвернулся к огню.

С приближением сумерек на улицах становилось оживленнее, громче, всё больше людей в масках появлялось вокруг.

— Эй, господин, надевайте маску! Иначе вас духи в шахты заберут! — рассмеялась какая-то девчонка, обогнавшая его на улице.

Доран достал цветную маску и надел, подчиняясь настроению праздника — как, должно быть, нелепо выглядит она на нем, черном пятне!

Он не искал никого в толпе — взгляд сам зацепился за прихрамывающую фигуру в меховом плаще, и смятение снова поднялось в душе. Догнать не решился — проводил до самого дома Джеммалсона и зашел следом, выждав минуту под окнами.

Однако коридор уже был пуст, только цепочка влажных следов поднималась по лестнице, на балкон. Что толкнуло его следом? Доран не знал и не хотел знать.

Она стояла в плаще и даже не обернулась на звук шагов, как будто знала, что он придет, как будто… ждала? Город внизу наполняли толпы людей, улицы утопали в теплом желтом свете фонарей, и в воздухе звенело радостное разноголосие.

— Не хотите поучаствовать в празднике, Ниира?

Доран встал рядом, оперся на оградку балкона и увидел, что ее лицо также скрыто маской.

— Пожалуй, лучше посмотрю отсюда. Знаете, что это за праздник?

Доран не услышал в ее голосе ни намека на смущение — обычный тон, обычный вопрос.

— Есть поверье, что духи-хранители раз в год покидают шахты, прячутся среди людей. Чтобы они остались неузнанными и могли повеселиться, на одну ночь все надевают маски. Любой, если поймет, что рядом не человек, сегодня не покажет этого. Довольные духи же продолжат предупреждать об опасностях в шахтах.

В этом поверье Доран не видел ничего логичного, но оно жило — север весь дышал сказками, легендами, север хранил и чтил традиции. Снизу донеслись обрывки старинной баллады о любви — ее пел девичий голос, становившийся ближе и ближе, но его перекрыл ответ пьяной мужской компании — они грянули во всю мочь глоток трактирные частушки.

В рассеянном свете Доран увидел под маской улыбку на губах, которые не давали ему покоя.

— Что это?

Она указала вдаль, где над домами появились огни чуть крупнее и ярче звезд, и эти огни поднимались выше и выше, заполняли небо красивыми светлячками.

— В память о всех погибших в шахтах в небо запускают вот такие фонари.

— Красиво…

Они стояли рядом, плечом к плечу, ощущая тепло друг друга даже через слои одежды. Огни фонарей заполняли бархатную тьму неба, летели над ними, над Ройшталеном — над всем севером, несли свет памяти о тех, кого ждали и кто не вернулся.

— Завораживает, не так ли? — Доран поднял голову выше, чтобы видеть только небо, полное огнями.

— Да. Словно души летят над нами… — она наклонилась, и Доран поддержал ее за спину.

— Возможно, так и есть. Север полон чудес.

Они смотрели и смотрели за полетом фонарей под шум неутихающего веселья.

И после этого спалось Дорану спокойно, но утром он снова ощутил, что его одурачили.

— Медленнее, Джемма! — попросил Доран, только спустившийся к завтраку. — Что она сказала?

— Известно что: просила вас не тревожиться и передать, что у нее небольшое паломничество. Сказала, что раз ее как гостью не пускают, то она войдет таким образом, — отвечала дочь лекаря. — Даже одежку раздобыла. Ну, роба там, ботиночки кожаные, плащ с капюшоном, всё на меху.

— Да она с ума сошла! — нахмурился герцог, подозревавший, что ничем хорошим подобная идея закончиться не может.

— Сошла или нет, но девочка очень хочет исцелиться, — горько заметила Джемма. — И ей будет очень плохо, если чуда не случится.

— Этого я и боюсь, — признался Доран.

* * *

В ворота монастыря постучался паломник в серой робе. Плащ с капюшоном надежно скрывал голову и лицо, а грязная рука держала посох из простой ветки.

— Пускать никого не велено, — привычно-заунывно протянул дежуривший у ворот послушник, но, увидев черно-серые одежды, тут же распахнул ворота: — Присоединяйся к нам, мил человек. И будут услышаны твои молитвы!

Киоре повела головой, что могло быть истолковано как угодно, а про себя довольно улыбнулась: какое изящное и простое оказалось решение у ее проблемы! Паломники в пути могли останавливаться только в монастырях или Догирах, оттого прогнать их или не пустить под священный кров не могли. А каждому, кто видел на пути человека, облаченного в цвета обета — черный и серый, предписывалось помочь словом, делом или пропитанием.

— Я отведу тебя к настоятелю, пойдем, — юноша почесал нос и стушевался от смущения, что выдавало в нём человека, недавно попавшего в стены монастыря.

Двор за воротами был совсем крохотный — площадка у скалы, и от неба живущие здесь видели совсем крохотный кусочек между стенами. Под навесами стоял всякий необходимый инвентарь, двое монахов стирали в корыте и замерли, когда увидели паломника.

Киоре обернулась на закрытые ворота, отрезавшие ее от вольного мира. Особый запах благовоний, пропитавший всё вокруг; тишина, нарушаемая лишь молитвами, а из красок — лишь облачения монахов на фоне серого камня. Озноб сбежал по спине нахлынувшими воспоминаниями.

Но этот монастырь другой. Запутанный, сложный, он был высечен в скале, и, как ни странно, в