Дарья Кузнецова - Модус вивенди Страница 17

А я на несколько мгновений замерла, пытаясь понять, что это сейчас было, почему так резко изменилось настроение Одержимого от довольно простого и напрашивавшегося вопроса, и почему вообще получился такой разговор? Да Бог с ним, с Ветровым; почему я себя так повела и разговаривала в таком тоне?! И единственный логичный вывод мне категорически не понравился.

Меня задело его пренебрежение. До сих пор я могла спокойно абстрагироваться от его слов, они не цепляли, а сейчас почему-то вывели из равновесия. И было необходимо срочно решить эту проблему, потому что иначе жизнь моя в компании этого мужчины станет невыносимой.

И это только последствия! А причины подобных изменений…

Есть старая пословица, что больнее всех может ударить тот, кого подпустишь ближе. Со мной это работало на сто процентов: стоило человеку переступить определенную грань, оказаться допущенным в «ближний круг», и его слова воспринимались совершенно иначе. Это не обязательно была очень высокая степень близости, а круг был достаточно широк и состоял из добрых двух десятков человек, зачастую не так уж хорошо знакомых. Скажем, Аристов был в их числе благодаря моему восхищению и уважению.

Но все люди, которые так или иначе могли на меня влиять, делали это очень аккуратно и тактично, и никакого дискомфорта такая эмоциональная близость мне не доставляла. Скажем так: они все были мне очень приятны и интересны, я ценила их общество и мнение вполне сознательно. Чем грозила «дружба» ротмистра, было боязно даже представить.

Предположения, как нахальный Ветров вообще умудрился попасть в этот круг, у меня были. Во-первых, я действительно за последнее время очень привыкла к его компании. А во-вторых, тот танец на приеме у наследника заставил меня посмотреть на мужчину по-новому, и никак не получалось вернуться к прежней неодобрительной отстраненности. Я слишком привыкла, что у окружающих людей – именно людей, психологически отделенных для меня от всех остальных видов, – слова не расходятся с делом. Или расходятся, но в противоположном относительно Одержимого направлении. То есть мне доводилось встречать людей, на словах обаятельных и благородных, а по факту – лицемерных ничтожеств. А вот так – чтобы на словах собеседник казался форменным мерзавцем, а когда дело доходило до поступков, вдруг проявлял достойнейшие качества, – было впервые.

Во мне твердо засела убежденность, что Одержимый был гораздо более честен в танце или на дороге-между-мирами. Даже не честен, а… все это хамство тоже было правдой, но больше походило на защиту или привычку, которой в экстренной ситуации мужчина с легкостью изменял. И как бороться с этим ощущением в те моменты, когда на сцену выходил хорошо знакомый язвительный нахал Ветров, я совершенно не представляла.

Волевым усилием я заставила себя отвлечься от размышлений о моем страже и сосредоточиться на более насущных вещах, а именно – на необходимости как следует выспаться. Почему-то в сон клонило немилосердно, будто я не проспала весь путь по дороге-между-мирами, а точно так же бодрствовала, как всадник. Наверное, побочные эффекты непривычного и неестественного состояния организма, впервые попавшего на эту дорогу.

Хотя в первое мое путешествие ничего подобного не было – вероятно, тот Одержимый как-то экранировал негативные воздействия. Неплохо было бы уточнить этот вопрос у Ветрова, но общаться с ним сейчас я категорически не желала.

При мысли о Ветрове вспомнилась еще одна неприятная подробность. Все наши вещи были у него в сумке, и надеяться, что ротмистр сам догадается прямо сейчас выдать те, что предназначались мне, было глупо.

Сумку с вещами собирали не мы сами, а заведующая складом Департамента Ольга Симкина – просто потому, что все личные вещи были изготовлены по спецзаказу по образу и подобию собственной одежды варов. Вплоть до отсутствия «нижнего белья» как понятия, что лишний раз подтверждало выполнение этой функции у плащей обтягивающими комбинезонами.

Подобные случаи (когда дипломата полностью обеспечивали всей разрешенной одеждой и приборами) были отнюдь не единичны, и именно это привело к появлению при Департаменте иностранных дел такого неожиданного подразделения, как склад. С Ольгой мы были хорошо знакомы, вполне могли считаться приятельницами, и я уговорила девушку в обход инструкций положить мне еще один предмет одежды, не входящий ни в какие перечни: пижаму. В конце концов, кому какая разница, в каком виде я буду спать? И именно в этом была причина моей тоски об оставшихся у Ветрова вещах: без ночной одежды мне было очень неуютно.

Правда, идти отвоевывать у мужчины необходимый предмет не было ни сил, ни желания. Осталось смириться с неприятной ситуацией и лечь спать как есть, в комбинезоне.

Кровати у варов тоже были довольно специфические. Ни одеял, ни подушек их конструкция не предусматривала: тело частично погружалось в однородную матово-белую массу. При этом голова неизменно оставалась на поверхности и по ощущениям покоилась на подушке, а все остальное казалось замотанным в плотную вату. При этом положение тела и температура среды подбирались каким-то загадочным образом, обеспечивая максимальный комфорт. Сложно было привыкнуть к такой позе, и все время казалось, что голова тоже вот-вот утонет, но постепенно удалось расслабиться и заснуть.

Проснулась я рано. Нейрочип подстроился под местные почти тридцатичасовые сутки и утверждал, что еще не рассвело. Что вары на планетах по возможности ориентируются на местную длину светового дня и вообще являются дневными существами, было хорошо известно (хотя и странно, учитывая их склонность к закрытым от света помещениям, напоминающим глухие пещеры), в этом наш с ними ритм жизни также совпадал. Хотя им с их двадцатичасовым стандартом, наверное, здесь было еще сложнее, чем нам.

Всевозможные предметы личной гигиены (к счастью, вполне человеческие) были в той же сумке, оставшейся у Ветрова, так что перед умыванием в любом случае стоило с ним пересечься. А еще очень хотелось искупаться и переодеться, потому что после сна в комбинезоне я чувствовала себя ужасно грязной. Но об этом я пока старалась не думать.

Из комнаты я выходила, рассеянно размышляя, какую из двух оставшихся спален занял Одержимый, и пытаясь вспомнить, есть ли здесь какой-нибудь аналог вежливого стука в дверь. Но вопрос отпал сам собой: мужчина обнаружился в общей комнате. За тем самым занятием, о котором я старательно не думала. И нравственные терзания его жизнь, в отличие от моей, не отравляли.

Я, честно говоря, не вполне понимала, как работает местный «душ», – наверное, все на тех же гравитонных воздействиях. Но Ветров как-то сумел разобраться с управлением местным водоемом, и со стороны выглядело это не менее специфично, чем кровать. Вода собиралась в единый поток, столбом поднимавшийся кверху, на высоте трех метров расходилась плоским куполом метров пяти в диаметре и обрушивалась обратно в чашу пола. Наверное, подобная конструкция была предусмотрена для одновременного мытья всех обитателей.

Готова была поклясться, что Ветров заметил меня в тот момент, как открылась дверь, даром что даже не смотрел в мою сторону. А я… в первое мгновение совершенно растерялась, запнувшись взглядом об обнаженную мужскую фигуру. Время для того, чтобы сразу извиниться и уйти, было безнадежно упущено. И я замерла в проходе, чувствуя, как секунды неумолимо убегают, щеки начинают откровенно гореть от смущения, разумного выхода из положения не видно, да еще явно вот-вот выскажется Одержимый, и тогда мне останется лишь провалиться на месте от стыда.

Решение нашлось спонтанно. Если хочешь изменить естественный и неизбежный ход вещей, надо ведь поступать неожиданно, да? Лучшим выходом, конечно, было бы спокойно присоединиться, но на такой поступок я была не способна. Поэтому оставалось искать спасение в том, что всегда давалось мне лучше всего, – в разговоре.

– Забавная конструкция. Интересно, там, в середине, очень большое давление? И как вода очищается? – полюбопытствовала я, подходя к потоку воды метрах в полутора от мужчины и старательно не глядя в его сторону.

– Проверь сама, – со смешком предложил Одержимый.

– Обязательно. Как только вы отдадите мои вещи, – медленно кивнула я, подставляя ладони под струи, набирая полные пригоршни воды и умывая лицо в надежде избавиться от предательского жара. Как хорошо, что я не рыжая и краснею не так явственно! – А почему вода такая холодная? Температура не регулируется?

– Регулируется, – отозвался ротмистр. – Вещи… Да, сейчас, – с этими словами он вышел из-под «душа», тряся головой, отфыркиваясь и отряхиваясь. На очередном его шаге капли воды вдруг остались висеть позади, повторяя очертаниями силуэт мужчины, и через пару мгновений осели на пол коротким дождиком. Прекратили циркулировать и основные потоки, водная гладь за пару мгновений выровнялась и замерла неподвижным зеркалом у моих ног.