Когда расцветает опал (СИ) - Янушкина Вероника Страница 17

Бах! Бах!

В тоннеле что-то рухнуло, и Глебова дёрнулась. Игла уколола палец.

До слуха доносились странные звуки, словно кто-то пытался встать и снова падал. Вдруг кто поскользнулся? Ещё скажут, что проклятая виновата.

Отложив рукоделие, дерья вышла в коридор.

На двух единственных ступеньках сидела пьяная Юлия. Шаровары и блузку расцвечивали пятна рома, вина. Здоровой рукой кухарка цеплялась за трещины в стене и кое-как поднималась, но предательски дрожавшие пальцы отпускали камень, и она шлёпалась на пол. Охала, когда повязка ударялась о скалу, и сквозь зубы ругалась. В иной ситуации Саша бы посмеялась, но близость шпионки к спальне насторожила. Неужели про ссору с кайхалом кто-то узнал?

— А, это ты, проклятая, — кривыми зубами улыбалась Юлия, — а в шатре свадьбу справляют! Шикарную! Весёлую! Громкую! Тут не слышно… почему?

— Подземелье, — пробормотала Саша и хотела было вернуться в спальню, но кухарка громко икнула и продолжила пьяный бред:

— Тебя на праздник не позвали. Не позвали. И правильно сделали! Чтобы невесту стошнило от отвращения, а жених позвал стражей? Всем понятно! — дерья противно улыбнулась, — мы с послушницами тебя сегодня обсуждали! Когда репетировали танцы и песни! Почему ты до сих пор не замужем? А? Мелкий выродок есть, а брачного ожерелья и татуировок нет! Сколько лет уже прошло! Что, обманул проклятый?

— Иди, проспись. Полегчает.

— Давно его не было! Бросил, что ли? А? Одинокая невеста! Кинутая невеста! Мёртвая невеста!

— Злословие вас не красит. Как и ром.

Саша вздрогнула и стиснула пальцы. В тоннеле, со стороны тайного хода, стоял отмеченный Морой. На плече висела объёмная сумка. Вернулся! Живой и невредимый. Фу-у-х.

— А-а-а!

Путаясь в шароварах, Юлия спешно ползла по коридору. Скользила, как на льду, стонала и падала. М-да, идеальный способ протрезветь.

Без лишних слов Саша бросилась к Стеллану и крепко прижалась к груди. Слава стихиям, задание завершилось успешно. День-два они побудут вместе. Завистливой кухарке не понять простого семейного счастья. Церемонии? Праздники? Можно устроить роскошный банкет, пригласить сотню гостей и расстаться через семерику из-за бытовых неурядиц. Или вместе пройти через огонь и воду и стать половинками единого целого. Даже в сыром подземелье.

Глава 7. Закат монархии

Над Афелетом занимался мрачный рассвет. Затаились в гнёздах птицы, попрятались в щелях насекомые. Сквозь прорехи в смолянистых тучах пробивались робкие лучи осеннего солнца. Дотрагиваясь до золочёного купола, они гасли, словно отдавали дворцу последние силы.

В городе накрапывал дождь. Мельчайшая завеса кружилась над улицами, прилавками и домами и будто пыталась охладить ненастные настроения, царившее в сердцах каорри.

Обычно пустая, столовая была переполнена в ранний час. Повара только-только готовили яства, кипятили воду для чая и кофе, что ни капли не смущало собравшихся. Те толпились вдоль стен, сидели по двое, трое на табуретах и шумно обсуждали последние новости.

— Помилуйте, всевышние стихии! Что творится-то? — вопрошал старик, одетый в шаровары и потёртый пиджак со штопанными рукавами, — никого не пощадили! Никого! — он всхлипнул, утерев глаза манжетой, — вообще, никого!

— Даже малышей, — в ужасе прошептала пожилая вязальщица, сжав спицы и не заметив, как распускаются петли шерстяного платка, — бедные крошки…

— Сколько их было? — угрюмо спросил мужчина. Мозолистые ладони и въевшаяся в латаную-перелатанную одежду пыль выдавали каменщика.

— Тридцать четыре, — ответил каорри, прочитав информацию на пластине. Коротко стриженый и сутулый, с грубыми чертами лица, он напоминал обыкновенного грузчика или уборщика. Песчинку прослойки общества, о которой давно позабыли благородные чины, — шестеро послов. Остальные — жёны, сёстры, дети и родители.

— Как это было? — глухо спросил продавец из лавки овощей и фруктов.

— Аркестанцы раздели несчастных за городской чертой, выжгли на груди позорные слова и вздёрнули на стеблях местной ядовитой травы.

Воцарилось гнетущее молчание. Дарры и дерьи представляли ужасное зрелище.

— А стражи? Стражи! Хоть кто-то наших охранял? — спросила кухарка, одетая в пропахший жиром, застиранный фартук, — у аркестанцев дикий норов! Они до конца жизни мстят за обиды! Ещё и детей науськивают! Безумцы!

— Тогда прибавим пятерых, — бездушным голосом добавил чтец и осёкся, — с них начали. И с особой жестокостью расправились.

— Ещё хуже, чем клеймо и повешение? Боюсь спросить…

— И не надо! — вскрикнула вязальщица. Бледная, как пергамент.

— Нет уж! — посуровел каменщик. Сжал кулаки; вены вспухли и побагровели, — пусть докладывает! Врага надо знать в лицо!

Каорри притихли. С кухни выглянули повара, заинтересованные беседой.

— Посреди главной площади заковали в деревянные корытца и закормили мёдом и молоком.

В столовой послышались всхлипы вперемежку с отборной руганью.

Сидевший на табурете старец громко стукнул палкой-посохом:

— Так казнили предателей Родины ещё до этих проклятых королей! Это мучительная и медленная смерть! Неделю черви заживо съедали несчастных! Я хоть и стар, помню рассказы отца о давних временах! Так поступали со шпионами! Оттягивали кончину, чтобы те раскаялись и молили о пощаде! Молили до последних минут!

С кухни завоняло гарью. Повара исчезли за дверьми.

— Но… подождите-ка, не сходится! — овощник обхватил руками голову и случайно выдернул несколько волосков, — о разгроме посольства доложили вчера ночью! Как тогда это получилось? Если пытки длились так долго!

— Ведь, верно. Не сходится!

Толпа загудела:

— Что всё это значит?

— Что происходит?

— Почему от нас скрывают такое?

— Лучше спросите, что нам рассказывают!

— Ложь! Всюду ложь!

— Король пообещал предпринять меры, — чтец изучал новости, — направить ноту протеста…

Бах! Вскочив, каорри опрокинули табуреты и стулья.

— Да сколько можно?! Сколько можно слушать эти глупости?!

— Кому нужна «нота протеста»?! Курам на смех! Это не вернёт умерших!

— Надо отомстить Аркестану! Пусть тамошние жёны тоже поплачут! Пойдём войной и вздёрнем султана на нашей площади!

— Да что монарх может? Он лишний раз боится шаг ступить!

— Пока он пировал и с цетрой миловался, послов жестоко пытали! Где справедливость? — в сердцах вязальщица бросила спицы и клубок, — Карвахен на куски рассыпается, мы в крохотных комнатёнках ютимся, а это сиятельство ничего не делает!

— Если спросить…

Из-за криков задрожали светильники. С потолка посыпались хлопья краски.

— Да! Да! Надо пойти и спросить!

— Доколе он будет бездействовать!

— Стража вас не пустит.

Мужчины переглянулись:

— А мы соберём всех, кого сможем! Против всех нас ряженые клоуны не устоят!

— Я позову подмогу из Архары! — кулаком ударил по столу каменщик, — там много кто согласится пойти с нами!

— А я свяжусь с северными графствами!

— Да! Беззаконию пора положить конец!

— Пусть Величество ответит на все вопросы!

Раззадоренная толпа повалила на улицу.

В столовой остался один каорри. Чтец новостей. Слегка искажённые и преподнесённые в нужном ключе, факты подтолкнули недовольных к решительным шагам. Аккуратный жест информационного «скальпеля» вскрыл тугой нарыв отчаяния и боли, чья сокрушительная сила вот-вот затопит Карвахен.

Когда шум стих, мужчина убрал пластину, распрямил спину и покинул разгромленный зал. За блестяще выполненное задание асан пообещал награду. Подумаешь, власть переменится. Одного свергнут, придёт другой — какая разница? За пустыми обещаниями последует новый режим. Бедные останутся бедными, богатеи в сотый раз поделят блюда с королевского стола. А вот исполнителю особых заданий сельвиолитовый рудник гарантирует безбедное будущее.

***

Кап! Кап!

Мерно звенели капли, скользили по листьям и исчезали в траве. Цветы поникли; в бутонах, словно в домиках, спрятались муравьи и пчёлы. Сквозь слепой дождь пробивалось желейное солнце, медленно скатываясь за горизонт. Нежную музыку природы дополняли песни попугаев, лебедей, ворон, гусей и прочих птиц — в разгаре была сезонная миграция. Пернатые летели на юг, пережидать грядущие семерики зимы. Почему они отвергали, казалось бы, тёплый Карвахен? Скудные земли и реки не прокормят в холода.