Королева праха и боли - Лив Зандер Страница 17

Губы Еноша сперва напряглись, потом дрогнули. А после со стоном разомкнулись, приглашая меня глубже окунуться в поцелуй. Отпустив мою руку, он обнял меня и прижал к себе. Бедра его так и ходили ходуном, но вместо того, чтобы, как обычно, устранить свои штаны, он продолжал стискивать меня – крепко, так крепко, – и ласкал, и гладил, и трогал всюду, куда мог дотянуться.

А мои пальцы скользили по его до боли знакомому лицу, касаясь бровей, острых скул, щек, подбородка, и ниже, ниже, оглаживая шею, кирасу… А что, если я возьму сейчас его тяжелый член? Что, если оседлаю его? Позволит ли Енош мне это сделать?

Терзаемая умелыми пальцами мужа, лишенная какого-либо облегчения, я вслепую ощупала верх его бриджей и развязала шнуровку. Такая близость не входила в мои планы, но что плохого в том, если я покажу ему, чего хочу?

Приспустив его штаны, я высвободила восставший член, подобрала сорочку, приподнялась – и, едва мое лоно наткнулось на головку, я скользнула вниз, насаживаясь на него.

И застонала.

– Ада… – прохрипел Енош.

Кожа у меня покрылась мурашками – и от этого гортанного звука моего имени, и от его твердой плоти, растягивающей меня, наполняя теплом. Небеса, я и забыла, какой он толстый и длинный!

Я терлась об него, раздвинув ноги настолько широко, насколько позволил трон, чтобы впустить его как можно глубже. Боже, как же хорошо, когда он вот так подталкивает меня вниз, а сам подается вверх в едином ритме со мной.

– Ада, – простонал он снова, сильно-сильно обнимая меня. – Я не должен был…

Я закрыла ему рот своими губами, обводя руками кирасу в поисках крепкой груди, на которой я столько раз спала. Ох, как мне этого не хватало! Не хватало его, и совершенно не хотелось задумываться почему.

Короткие стоны и всхлипы вылетали из моего рта при каждом моем подскоке, а подскакивала я все быстрее, все чаще. По клитору, прижимающемуся к основанию его члена, бегали жгучие мурашки.

– Я уже близко, – прошептала я, сливаясь с Еношем в новом страстном поцелуе. – М-м-м, хозяин, пожалуйста, сделай мне хорошо.

Енош застыл, оцепенел в полной неподвижности, и кровь моя мигом превратилась в ледяную жижу.

– Остановись.

– Что? – Мои бедра лишь чуть-чуть замедлили ритм, губы продолжали посасывать его одеревеневшую нижнюю губу, пытаясь снова разжечь затухающий огонь. – Я не хотела этого говорить.

– Вот именно. А теперь слезь с меня, пока я тебя не заставил.

Желудок скрутило судорогой.

Бедра мои замерли.

Я медленно отодвинулась и подняла на него глаза, ожидая ухмылки, изогнутой брови… Чего угодно, что сказало бы, что он снова играет со мной.

Но обнаружила я кое-что похуже.

Гораздо хуже…

Енош смотрел в никуда, в пустоту Бледного двора, отрешенно и безразлично. И тут это случилось. То, что я считала невозможным, – с этим-то вечно готовым, похотливым богом.

Он обмяк внутри меня.

– Воистину амбициозна. – В голосе его не было ни гнева, ни высокомерия, и я совершенно не знала, что со всем этим делать. – Даже в смерти моя жена не перестает донимать меня, одаривая сладчайшими словами и поцелуями, чтобы достичь собственной цели. Если бы только смерть не выдала обмана.

Пустота воцарилась в моей душе.

– Нет. Енош, я…

– Никто не смеет обвинять меня в нарушении обещаний. – Поднявшись, он спихнул меня с себя и подтянул бриджи. – Однако я вправе выбрать способ исполнения своей клятвы, и поэтому, когда я поеду за Эфенские врата, я буду распространять не гниль… а смерть.

Я обхватила себя руками, спасаясь от внезапного сквозняка, которым потянуло из-за Эфенского моста. Туннель наполнился стонами и шарканьем, в тронном зале запахло гнилью. Что происходит?

Тут взгляд мой упал на фигуру, появившуюся из теней по ту сторону моста, и я перестала дышать, отстранившись от смрада смерти – но не от ее жуткого вида.

О мой бог…

Десятки, нет, сотни детей входили на Бледный двор, от подростков, почти достигших призывного возраста, волочащих к нам свои перебитые конечности, до изъеденных оспой малышей, пересекающих мост вприпрыжку. Юная девушка, у которой сохранилась лишь половина головы, несла на руках младенца из одних лишь костей и сухожилий.

Я содрогнулась:

– Какой кошмар.

– Кошмар? Нет. Это ведь то, чего ты хотела, разве не так? Я открываю Бледный двор для детей, которых ты так любишь. Их черепа сложатся в колонны, кожа растянется балдахином над нашими головами, их ребра вместят красоту моего двора.

Один за другим дети превращались в белый костяной порошок. Порошок закручивался воронками, из которых вырастали колонны, украшенные лесными узорами, стены, тянущиеся к сводчатому потолку, широкие лестницы, отполированные до блеска. Вокруг меня вставал дворец, обставленный алебастровыми столами, статуями зверей в натуральную величину, изящными резными креслами с обивкой, сплетенной, похоже, из тонких волос.

Это было прекрасно.

И в то же время ужасно.

Но ужаснее всего были пятеро детей, которые ковыляли прямо ко мне. Вместо глаз у них были мутные бельма, тела изодраны в клочья, потому что они, наверное, пролежали в грудах много лет. Или десятилетий. Их стоны, мечущиеся между костяными стенами, окружившими помост, странным образом отдавались в моем молчащем сердце.

– На колени.

Колени мои стукнулись об пол.

– Что ты делаешь?

– Короную тебя, любовь моя. – Енош поддел мой подбородок указательным пальцем, вынуждая посмотреть ему прямо в глаза. – Разве ты не жена Короля плоти и костей? Ты получила королевство, которое хотела… И теперь королева получит свою корону.

Дети потянулись ко мне, и я обмякла, шлепнувшись на собственные пятки, крепко зажмурилась, чувствуя, как крохотные ручки сжимают мою голову, как тонкие пальчики зарываются в волосы…

– Встань, – приказал мне муж.

Поднявшись, я открыла глаза и увидела, что дети исчезли. Но голову продолжало что-то сдавливать.

Я подняла трясущуюся руку и наткнулась на гладкую кость, расширяющуюся и утончающуюся, словно круглое гнездо из переплетенных прутьев. Здесь и там пальцы натыкались на какие-то бугорки.

Костяшки.

– Твоя корона, моя королева, – шепнул Енош мне в ухо. – Королева гнили и лжи? Нет… Недостаточно царственно. Ага, знаю! Королева гнили и боли. Твоей гнили, моей боли.

Как я ни дергала, корона из маленьких ручек и пальчиков не сдвинулась ни на дюйм.

– Ты вплавил ее в мою голову!

Он накрутил на палец прядь моих волос, потом обмотал локоном какой-то выступ костяной короны.

– Вот, ты достигла своей цели. Наслаждайся победой, Ада. Наслаждайся победой, но избавь меня от своих уловок.

Он развернулся и взбежал по лестнице, спиралью поднимающейся