Жизнь и Месть Чёрной Королевы (СИ) - Головач Страница 17

И всё это так играло нам на руку.

Бабушке нанесли удар первой.

Вырвавшиеся из стен братской могилы, костлявые и почти разложившиеся руки и ноги вцепились в её дряхлое искрюченное тело, будто капканы, оставляя на нём окровавленные раны. Крики боли старухи разразились подобно грому от молнии, что пронзила одну из могил, и её грохот промчался вокруг нас, как огромная взрывная волна.

Мертвецы медленно, но со всей силы стали разрывать изнутри кости бабки, выворачивать её позвоночник, руки, ноги, даже ломать рёбра так, чтобы те впивались своими концами и изломанными рубцами в лёгкие, желудок, желчный пузырь и почки. И каждая травма сопровождалась визгом напоминающий свинью, которой перерезали горло несколько раз, и та в порыве боли пыталась спастись, так и не понимая то, что скоро умрёт от потери крови.

Я же просто упивалась, наблюдая за этой страшной, но такой прекрасной и желанной для меня картиной, слушая крики и стоны той, которую ненавидела равно так же, как и она ненавидела меня.

— Прочувствуй всю ту боль, которую испытала и пережила я за всю жизнь! — громко и властно проговорила я, стоя над могилой. — Стань той же калекой, какой всегда видела меня! И утони в презрении и ненависти к самой себе!

— Убейте меня! Лучше убейте меня! Я никогда не буду… — один из трупов смог разломать на кусочки левую руку старухи и вырвать её полностью. — А-а-а-а-а-а-а! Как же больно! Я не хочу быть калекой!

— Не хочешь, но будешь! Я заставлю тебя заплатить за каждую свою боль, за каждое страдание, чувство страха, беспомощности и полнейшего одиночества, которое испытала из-за всех вас! — мой голос сорвался на крик, полный ярости, гнева и ненависти.

— Ах, ты, мелкая сучка! Думаешь, раз тебя оставили в приюте для инвалидов, то ты имеешь право решать за нас? — Андрей попытался запрыгнуть к краю могилы и схватиться за что-нибудь. Да только зря старался этот дурак, земля стала более скользкой, а из-за усилившегося дождя вода стала стекать к ним в могилу, превращая под ними землю в липкую кашу.

— Я имею на это не только полное право, но и неведомую вам, жалким дуракам, силу и власть, — злорадно и громко рассмеялась вдруг я. — И любые законы для меня ничто.

— Да я тебя, блядь, закатаю в асфальт! — прокричал мужчина, который при попытке схватить меня за руку получил мощный удар по лицу ногой Себастьяна. Он с ором рухнул на кричащую от боли и внутреннего кровотечения старуху.

— Твои пустые угрозы бесполезны, никчёмный ты ублюдок, — я нахально ухмыльнулась, наблюдая за тем, как он пытался подняться. — Ты, так или иначе, но подохнешь здесь, так и не добившись ничего толкового в жизни, и вы вместе с твоей дряхлой сукой мамашей будете гнить в этой самой могиле на радость червям.

Дядю тут же схватили костлявые руки и растянули его над наполняющимся водой дном ямы, словно пытаясь четвертовать, растягивая медленно его кости.

Себастьян тут же стал засыпать могилу и с удовольствием наблюдать, как орущая от боли старуха захлёбывалась в собственной крови и грязи, превращаясь в жуткое подобие человека. Она слышала, как её внучка и сыновья называют её презренно калекой и бесполезной крючковатой бабой ягой, желают ей поскорее сдохнуть и даже тычут в рот таблетки с ядом.

Всё кладбище с каждым мгновением наполнялось всё более громкими и страшными для любого нормального человека криками и стонами, что заглушались лишь громом и звуками дождя. Пытки и истязания моих «дражайших» родственников продолжались.

И пришёл черёд дядюшки, большим страхом и страданиями для которого стали также видения, насылаемые демоном.

Бабуся уже лежала мёртвой, умерев от болевого шока и внутреннего кровотечения. В её глазах царил искренний ужас и последнее желание оказаться рядом со мной и вцепиться мне в глотку. А

ндрея же держали распятым долго, но скоро стали тянуть так за руки и ноги, что они стали отрываться от тела.

Как же сладок был звук ломающихся костей, звуки медленно рвущейся плоти и ручейков крови, стекающих в воду и землю.

Лицо дяди было белым от ужаса. Кричать он уже не мог, только хрипеть из-за попавшей в его дрянное горло земли и грязи, наполненной червями.

Всё это время я наблюдала за этим со злорадной и довольной ухмылкой на губах и хладнокровным, хищным блеском в глазах.

До чего же мне нравилось видеть, слышать страдания таких ненавистных членов моей семьи. Нравилось слушать их предсмертные крики и хрипы. Я буквально испытывала самый настоящий экстаз от всего этого.

— Я не остановлюсь, пока не изничтожу весь ваш род, которому хватило глупости навлечь на себя такую кару, — произнесла я, стоя над могилой и смотря в глаза Андрея, что также были наполнены диким страхом, ужасом и презрением в мою сторону. — И эту клятву, дядюшка, я обязательно сдержу, чего бы мне это ни стоило.

— Пощади! — кричал тот в истерике, пытаясь вырваться из своего плена.

— Не будет пощады, — ответил Себастьян, что ускорился в зарывании могилы. Когда он накрыл землей дядю и бабку с головой, я слышала и видела, как шевелится земля, и как там на куски разламывают тела моей родни по отцовской линии, превращая их в перемешанный с землёй фарш.

Стоило мне через несколько мгновений услышать последний предсмертный хрип Андрея, как я безо всякого сожаления и жалости в голосе произнесла, с чувством победы и некого блаженства прикрывая глаза:

— Ужин подан, — слова эти были обращены к демону, который увидел, как на моих губах вновь воцарилась ухмылка.

Михаэлис с благодарной и жадной улыбкой наклонился к полузарытой могиле и с жадностью стал высасывать души уже умерших бабули и дядьки.

О-о-о-о, их последние крики были божественны, жалостливы и грубы, а аура их черна и полна отчаяния.

До самого последнего я созерцала то, как Себастьян утолял свой голод, обращая души моей родни в ничто. И лишь их измученные и истерзанные тела свидетельствовали о том, что произошло в этот вечер.

Должна признать, что мне самой даже начинало приносить некое удовольствие наблюдение за насыщением демона ничуть не меньше, чем страдания моих врагов. Это было какое-то могущественное удовлетворение и даже возбуждение, от которого моё тело приятно дрожало. Словно я попробовала самое вкусное блюдо на свете, и его нектар растёкся по моим жилам, будто целебный бальзам.

И я грубо совру вам, если скажу сейчас, что мне не нравилось эти ощущения. Разумеется, нравилось. Едва ли не до безумия…

— Желаешь насытиться их душами, как это делаю