Я осталась злодейкой в финале паршивой новеллы - Wellixen Страница 17

Он ведь их хотел, да? Это было меньшим, чем я могла его отблагодарить.

— Прошу прощения!

Торговка не удивилась, когда я прибежала обратно. Наоборот, её приятное лицо покрылось новыми морщинками, а губы вытянулись в приветливой улыбке.

— А я так и знала, что вы вернётесь. — Торговка негромко засмеялась. — По глазам видно — ещё не всё куплено.

Я нервно улыбнулась. Глаза снова устремились на украшенные шпильки, беспорядочно торчащие из большого украшенного стакана. Смотря на них я невольно вспомнила корейские исторические дорамы с хитрыми наложницами, волевыми министрами и бестолковыми принцами. Мелкие украшениями из стекла продолжали блестеть на солнце, притягивая внимание. Даже было удивительно, что здесь не вились толпы народа, и не шла кровавая война за право обладать такой красотой.

— Хочу шпильки. — Выдохнула я. — Вот эти!

Волосы у Зарры черные, прямо как ночь, а украшения, которые он носит, золотые. Золото во тьме — это красиво, но немного скучно. Я обернулась. Зарра стоял у одного из прилавков, скучающе смотря на товар. Золото лейтмотивом пронизывало весь его образ. Я снова повернула голову к шпилькам. Синие стеклянные цветки пучками сидели на концах, а из сердцевин тянулись белые бусины. Приятное сочетание.

Торговка довольно кивнула, а я обернулась опять. Зарра терпеливо меня ждал. В мою сторону не смотрел, но не казалось, что его сильно напрягает временное бездействие. Я сглотнула. Стоило поспешить.

— У вас, знаете ли, хороший вкус. — Сказала торговка, опустив понравившиеся мне шпильки в прямоугольную коробку. — Выбрали лучшие соцветия.

Лучшие соцветия. Я быстро посмотрела в сторону Зарры. Как не странно, ему шло такое определение. При всей своей мнимой экзотичности я не могла соревноваться с ним. Он, точно магнит, притягивал к себе чужие взгляды. И ведь было на что смотреть! Красивые плечи, интересные одежды, босые ноги.

Против воли я сморщилась. Как Зарра вообще не боялся ходить босыми ногами в этом месте. Как он не брезговал прикасаться стопами каменной кладки, на которой наверняка побывало всякое.

— У вас интересная компания. — Заметила торговка, вынимая шпильки.

О да. Слабая вспышка гордости мелькнула в груди. Эта интересность моей заслугой не была, но все равно отказалось приятно чувствовать себя спутницей по-хорошему необычного человека. Это придавало какой-то особенной значимости моей собственной персоне.

— Да, есть такое.

Зашелестела упаковочная бумага.

— Сколько с меня?

— Знаете, для такой красоты… — Торговка внимательно посмотрела на Зарру. — Я возьму всего три медные монеты. К тому же, храбрость ведь стоит поощрять.

— М?

Её глаза забегали, а на сухих губах расцвела полуулыбка.

— Не каждая женщина отважится выбрать именно такие шпильки в качестве подарка

Сердце ёкнуло, а монеты в моей руке звонко стукнулись друг о друга ребрами.

— А что с ними не так?

— Всё так, моя милая. Всё так. — Она сама разжала мою ладонь и отдала мне шпильки. — Буду держать кулачки. Надеюсь, этот подарок найдет достойное пристанище.

Я понимающе улыбнулась. Волосы Зарры тянули на это самое пристанище. Щеки закололо, а я резко отвернулась, спущенная собственным поведением. Для простого человека я оглядывалась на Зарру до неприличного часто.

— Спасибо вам! — Крикнула я напоследок, прежде чем броситься к спутнику. Зарра обернулся и помахал мне рукой, а я спрятала шпильки.

Интересно, как именно он отреагирует на подарок. Очень хочется на это посмотреть. Знала бы я, что это желание не закончится ничем хорошим. То, что дело пахнет керосином, стало понятно сразу, едва я вытянула шпильки и протянула ему.

— Это тебе.

Зарра смущённо выпучил глаза, а я поняла — облажалась. Шпильки, всё еще лежащие в коробке, оставались неподвижны. Зарра только смотрел на них, кусая губы, а я пыталась понять, что же с ними не так. Они ведь новые! Я сама проверяла! Без царапин или отпечатков пальцев. Тем не менее, Зарра смотрел на них так, будто я протягивала кусок пережеванной пиццы или ещё того хуже.

На щеках бронза чужой кожи загустела.

— Ты… Ты хоть знаешь, что это такое? — Спросил он непривычно сипло.

— Украшения. — Я пожала плечами и чуть тряхнула коробкой. Бархатная подушечка подпрыгнула. — Очень красивые, между прочим. Специально под тебя подбирала.

Но мои объяснения оказались либо слишком жалкими, либо слишком глупыми, либо ничего не решавшими. Зарра покраснел только сильнее. Губы его задёргались вперёд-назад, а плечи затряслись. Я отступила на пару шагов назад. Боялась, что его чувства заденут и меня. Браслеты низко, но предупреждающе зазвенели. Чёрт, и что же я сделала не так?

Этот вопрос, похоже, станет чем-то в виде основного кредо в этих местах. В голове тут же прогремели материнские слова: «не делай то, о чем тебя не просят». Что ж, мама была права. Как и всегда.

Зарра шумно задышал, но пытаясь себя успокоить. Чутьё подсказывало, что нужно рвать когти, и я даже приготовилась к побегу, поместив ногу чуть в сторону. Попытку бегства Зарра пресёк быстро. Он покачал головой и посмотрел мне в глаза. Пальцы сами сжали коробку до противного хруста.

— Ладно, я не доглядел. Ты действительно можешь не знать. Такие…кхм… вещички часто дарят куртизанкам, которых хотят выкупить.

Шпильки едва не упали на пол. Что ж, это оказалось слишком неожиданно. Я присмотрелась к срамному подарку. Естественно, там не было ничего, что могло бы выдать «пометку территории». Обычные, черт побери, шпильки! Да ещё и красивые, заразы.

— Прости…

— Они служат знаком, что та или иная девушка скоро будет «занята». — Проигнорировав извинения, Зарра шумно выдохнул и расслабленно, как в первый день нашего знакомства, подошёл ко мне. — Тогда она не имеет права принимать новых посетителей.

Я закусила губу. В один момент стало так стыдно и неприятно находиться с ним в одной комнате. Зарра замолчал, и молчание это стало худшим наказанием. Я чувствовала его взгляд. Ощущала его пристальность, но не могла понять, что же Зарра хотел. Извинений? Но я ведь их принесла! Или чего-то более существенного?

— Зачем? — Наконец, устав молчать, спросил Зарра самым непонимающим тоном из всех возможных. — Только не говори,