Императорский отбор - Сергей Николаевич Чехин Страница 18

— Пили, уважаемый? — спросил я.

— Пил, ваша светлость! — мужик отвесил поклон в пояс. — Виноват — каюсь! Страшно было — вот и пригубил для храбрости. Но чуть-чуть — всего-то наперсток.

«Наперсток» пах как добрый литр, и я решил поскорее покончить с проблемами смерда.

— Рассказывайте, что у вас случилось.

— У меня? — Прохор хлопнул ладонью в грудь. — А что у меня случилось?

— Челобитную вы писали? — повернул к нему лист, будто пьяница мог разобрать хоть букву. На его грамотность особенно ярко намекал корявый крестик вместо подписи.

— А? — мужичок то и дело косился на Карину, и алкогольная храбрость все быстрее уступала место страху. Хозяин при том не ругался и не подгонял холопа, что показалось мне странным — терпеть такое поведение, да еще и при важных гостях, значит не уважать ни себя, ни гостей.

— Жалобы есть? — спросил тоном уставшего терапевта.

— А-а-а! — истец шлепнул себя по лбу. — Так вона вы о чем, ваша светлость! Была у меня жалоба, да токмо прошлой зимой сама собой разрешилась. Просил я разводу со своей зазнобой, ибо слухи пошли, что она с Федькой-косарем на сеновал хаживала. Барин сказал, что со всем разберется, а зимой жена померла от чахотки. Стало быть, и развод уже не нужен.

— Ох уж эта бюрократия, — Пантелей опрокинул стопку и шумно выдохнул. — Вы простите, господин ревизор — я один, а душ — пять сотен. Вот и случаются проволочки. А дело, стало быть, можно закрыть.

— Хм… — я повертел лист в руках и передал секретарю. — Что ж — тут уж ничем помочь не могу. Закрыть — так закрыть. Зовите следующего. Кто там на очереди? Некий Захар. Прошу на суд.

Вошел второй проситель — стриженный под горшок рослый детина. Откланявшись по всем правилам, он пробасил:

— Плуг у меня прохудился, ваше сиятельство. Плохая сталь, всего на три посева хватило. Вот я и попросил барина купить новый — да не простой, за пятьдесят копеек, а подороже — за два рубля. Я хоть человек темный, но в уме прикинул, что ежели дорогой плуг прослужит не три пахоты, а хотя бы семь-восемь, то вернет все затраты с лихвой. Господарь Никанорович обещал обдумать предложение, вот с прошлой весны ответа и жду.

Я покосился на помещика — тот с виноватой улыбкой развел руками. Меня такое отношение начало малость подбешивать — старый плут явно петлял следы и подсовывал всякую чепуху, чтобы поскорее избавиться от нежеланных свидетелей. Я подобное отношение не люблю и потому недолго думал над вердиктом.

— Предложение Захара нахожу справедливым и экономически обоснованным. Для пущей эффективности постановляю удовлетворить прошение в удвоенном объеме — то есть, закупить два плуга по два рубля каждый. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — киянка гулко ударила по столу. — Пантелей Никанорович — а дел посложнее у вас не нашлось? Или вы считаете, что императорский поверенный должен за плугами следить и с разводами разбираться?

— Что вы, что вы! — старик замахал руками. — Честное слово — я лишь хотел помочь.

— Неужели? А мне кажется, вы хотите побыстрее нас спровадить. Так что или принесите нормальные дела, или я передам императору свою глубокую озабоченность вашим поведением. Объявляю перерыв до полудня. Мы останемся в деревне, а вы будьте добры доставить все жалобы, а уж я сам выберу те, которые посчитаю нужным.

— Да, ваша светлость, — Парамонов заметно погрустнел и поковылял к своей карете.

— Что вы делаете? — прошипела Карина на ухо, когда комната опустела — находиться рядом с упырями никто не горел желанием.

— Поучаю этого хмыря, — проворчал и отпил кваса — пенного, чуть хмельного, подслащенного медом. — Я ему что — клоун какой-то? Устроил тут потемкинскую деревню. А то как же — бед у него больше нет, кроме всяких мелочей.

— Не сочтите за дерзость, господин, но вы зарываетесь. Парамоновы — дальние родственники Щедриных. И ему не составит труда написать на вас кляузу.

— Да пусть строчит! Я ничего преступного не делаю, а оболгать не получится — вы просто допросите меня своим гипнозом и узнаете, что… Кстати, — хмуро уставился на близстоящий дом, около которого возилась чумазая малышня. — Демьян — будь добр, приведи мне девку. Скажи, господин ревизор желает поразвлечься.

— Что вы задумали? — не унималась служанка.

— Независимое расследование. Старый пес что-то скрывает — неужели не видно?

— Трофим! — горничная впервые назвала меня по имени. — Вы пытаетесь залезть в улей голыми руками.

— Не волнуйся. Пока ты рядом — мне сам черт не страшен.

Девушка хотела выдать новую порцию упреков, но неожиданно осеклась и замолчала, а на острых скулах проступил едва заметный румянец.

— Вампиры бессмертны, но уязвимы, — наконец раздалось в ответ.

— Я знаю. Обещаю, что буду осторожен и не полезу на рожон. Если помещик — всего лишь жалкий казнокрад, то и хрен бы с ним. Но мне кажется, тут все серьезнее. Думаю, он издевается над своими холопами.

— А вам-то что? — удивилась спутница. — Это же его холопы.

— В первую очередь, это люди. А во вторую, если уж отбросить все морально-этические аспекты, крестьяне должны приносить прибыль, а не загибаться от розог и кнутов. Я, конечно, могу ошибаться, но разве закон дозволяет впустую изводить рабочую силу?

— Нет. Но я не вижу, что здесь кого-то изводят.

— Потому что нам мало что показывают. Но мы во всем разберемся. Ты со мной? — протянул ладонь.

— Я с вами, — служанка кивнула и ответила рукопожатием.

Глава 8

Вскоре Демьян вернулся с перепуганной и бледной, что вампир, девушкой. Селянка обреченно подошла к столу и понурила голову, а дрожащие пальцы при том нервозно перебирали кончик тугой пшеничной косы.

— Прикрой дверь, — попросил охранника, и бедолага вздрогнула всем телом, а затем попыталась стянуть с плечика бретельку сарафана — мол, раньше начнем, быстрее закончим.

— А ты стой, — поднял руку. — И говори тише. Никто тебя не обидит, я лишь хочу задать несколько вопросов. Ты меня поняла?

— Д-да, батюшка, — крестьянка покраснела так, словно ей щеки свеклой натерли.

— Скажи, с вами хорошо обращаются? Не бьют почем зря? Не мучают?

— Н-нет-нет, батюшка.

Тем не менее,