Цвет вечности - Алла Грин Страница 18

– Я отвезу тебя. Пойдём.

Его рука повелительно легла на мое плечо.

Пора было возвращаться. Оказалось не трудным объяснить друзьям, почему мне нужно вдруг уйти раньше. Пусть причина была совершенно иной, но все знали, что завтра – мой день рождения. Моё восемнадцатилетние. Мы будем праздновать в узком кругу, семьей – приедет моя тетя и двоюродные сестры. И нужно подготовиться. Я попрощалась с друзьями. До этого мы ещё раз обсудили договоренность увидеться послезавтра в городе и уже вместе отметить праздник. И затем я ушла с Яном, села в его автомобиль и мы поехали. Да, иногда он пользовался и автомобилем, чтобы выглядеть нормальным.

Родители уже спали, когда мы вошли в дом через задний ход, со стороны пристани. Было тихо. Слышалось сопение – покинув вольер, Дэсмонт влетел в дом, скорее всего ещё с вечера, и спал на диване в гостиной. Я, естественно, не стала его прогонять; он поразительно послушно лёг на заготовленное для него покрывало, ведь он влетал уже не в первый раз. Мне было радостно от его желания, наконец, ещё больше сблизиться с нами. Ещё больше одомашниться. А вот где был Кинли – я не знала, и не удивилась бы, узнав, что он охотиться, как дикарь, где-то в лесу. Мы поднялись с Яном в мою комнату. Она была залита голубым блеском мягкого лунного света.

Я присела в подвесное кресло, он встал напротив окна. Рядом с моим мольбертом. Щурясь, ослепляясь призрачным сиянием, внимательно всмотрелся в незаконченный рисунок, выполненный акварелью – пустой мост через реку в дремучем лесу, затянутом таинственным туманом. Спустя несколько минут он попросил показать мои новые работы, которые я успела нарисовать, пока мы не виделись. Достав их из ящика стола, куда я прятала альбом от Кинли, я вручила его Яну.

Драконьи пальцы начали медленно его листать.

– Знаешь, ты не попадёшь в рай, если не будешь развивать свой талант, – заметил он. – Талант, который не используется во благо человека или Бога – греховен. Нельзя зарывать его в землю. Так ведь у вас считается, у людей?

Я согласилась, однако, без тени вины в голосе. И тогда Ян спросил меня, почему я не поступила туда, куда на самом деле хотела. Ведь я никогда не мечтала о юридическом деле.

Теперь я поняла, что он имел в виду днём и на гулянии. Он о моём поступлении в университет. Он не то, чтобы слегка контролировал мою жизнь. Просто моё будущее было для него важным. Он заботился обо мне. Стоило это ценить, что я и делала. В каком-то смысле он был моей поддержкой, еще одной, кроме родителей. Ему никогда не было всё равно.

– Ты знаешь, почему я это сделала.

– Назло нам всем? Мне и родителям?

Его губы сложились в весёлую улыбку.

– Отличный вариант, – усмехнулась я. – Но все не виноваты. Только я.

– Я мог бы договориться и избавить тебя от адского пламени, но уже подумываю о том, чтобы отдать в пекло на перевоспитание – не худший вариант после твоего поведения сегодня днём. Ну, так что?

Оправдываясь, я пробормотала:

– Пришлось бы ехать поступать в Минск. Я не хочу ничего менять. Не хочу уезжать отсюда. Ты же знаешь.

– Это глупо. Рано или поздно ты должна отделиться от этого места, – он сделал паузу, взглянув на наручные часы: – не забывая о своем долге, конечно же. Кстати, об этом. Ты готова? Надеюсь, ещё не забыла, что должна сегодня сделать.

Почти полная луна… Готова ли я?

Кажется, да.

– Как-то же я не забывала, пока тебя не было, – чуть съязвила я.

Он отложил альбом на подоконник и сделал шаг ко мне навстречу, нависнув надо мной внушительной тенью. Я встала, обойдя его, и двинулась к своему туалетному столику. Вытащив из шкатулки тонкую серебряную цепочку, с кулоном в виде лунницы с перламутровым адуляром18 в самом центре, я протянула её Яну, затем повернулась к нему спиной. Дракон надел на мою шею украшение и аккуратно застегнул крепление.

Сделав ещё один шаг к столику, я тронула маленький блокнот, размером меньше моей ладошки и открыла первую страницу. Хотя и знала написанное плавным разборчивым почерком – наизусть. Почерком моей мамы. Меня вело в сторону окна, вёл свет полной луны, продирающейся сквозь белую занавеску и шторы. Застыв у подоконника, окутанная холодным сиянием, я затаила дыхание и помедлила.

– Читай уже, – почти приказным тоном глухо сказал дракон.

6.Последнее полнолуние

Я сделала глубокий вдох и набрала полные легкие воздуха. Но несколько секунд все еще не могла начать. Испытывая легкую неловкость от того, что дракон смотрит на меня в этот момент. Но стрелки часов показывали п

очти полночь, и, не имея права ждать дольше, отбросив свое смущение, я стала тихо шептать, сжимая лунницу в руке, глядя в озаренное светом небо, словно была совершенно одна в комнате.

Мой голос был едва слышимым:

…bĕgati na lunь ob nokt'ь obberžь naxoditi

…tьma nokt'ь golgolati ty namъ obcěščenьje

vъ tobě azъ nadějati duxъ

…otъ obpasьirъ vrȃg vasъ tēmnь mene bergt'i

…bezstrašьnъ nokt'ь u bĕda měniti dоmъ

…nokt'ь golgolati tьmьnъ obberžь mene

vъ naděja na obberžь obstanoviti lunь světъ

…u obrekt'i bergt'i ty doupъvati mьně

otъgovorati na kličь

obstanǫti vъ migъ bezdolьje

mogti kazati slědъ za tebě u slědovati na pǫtь

…u sъmьrtь ktyti

domъ slabъ stаti stěna

хоldъ měsęсь pьlnъ lunа

Я замолчала и разжала руку, выпустив лунницу. Подвешенная за прочную цепочку, она спокойно повисла у меня на груди. Я захлопнула блокнот со словами, которые вряд ли кто-то другой мог разобрать, с алфавитом на старославянском, или как говорил Ян – праславянском языке. На языке столь древнем, что почти никто, кроме Яна и пары людей, не мог ни прочитать, ни понять смысл прочитанного. На языке, письменность которого в современном мире считается несуществующей. Но слова на этом языке были записаны у меня в блокноте. Рукой моей мамы. Там, на одной из страниц был записан перевод этих слов, уже почерком Яна:

«…Идем на лунное светло все те, кто в ночи́ обороны ищет.

Темре ночной мы скажем: ты – наше спасение, в него мы верим всей душой.

От смертельных врагов, своими теня́ми, укроешь нас.

Не поло́хают нас ужасы, приходящие в ночи, и никакая беда не коснётся нашего дома.

Ночь