Рубин II (СИ) - Рэй Даниэль Зеа Страница 18

Рубин заметалась по постели. Ордерион, не отрываясь от клитора, усиливал натиск до тех пор, пока она яростно не простонала в вспышке света, ритмично сжимая внутренними мышцами его пальцы.

«Ох, дева… Ты так восхитительна!» — подумал он и начал раздеваться.

Рубин

Было волнительно. И страшно. Она лежала, расслабленная после его ласк, и знала, что сейчас он стянет с нее платье и увидит… Увидит все, что сделала с ней мана. Шуршала одежда у изножья кровати. Ордерион раздевался, особо никуда не спеша. А Рубин терпеливо ждала. Ждала, когда он стянет с ее плеч наряд и рассмотрит все, чего страшилась она.

Прогнулся матрац. Обнаженный Ордерион забрался на него и навис над Рубин. Он смотрел на ее лицо. Рассматривал, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, будто примерялся перед тем, как найти в себе силы опустить глаза и начать исследовать все остальное.

— Моя дева, прекрасней тебя повелительницы силы не существует, — Ордерион улыбнулся.

Ласково, заботливо, без насмешки. Рубин сжала губы и опустила глаза.

— Присмотрись получше: вдруг ты ошибся? — тихо сказала она.

— О нет, разве я могу ошибаться, когда речь идет о тебе?

Его пальцы коснулись ткани платья на плечах и потянули вниз вместе с нательной рубахой. Еще чуть-чуть, и грудь окажется на воле, вздымаясь слишком часто в пылу волнения и страсти.

Ордерион мягко повернул Рубин на бок и начал расстегивать мелкие пуговицы на спине. Неспешно, ритмично, будто отсчитывал секунды до боя часов. Десять, девять… три, два, раз. Он стягивал ее платье с рубашкой дальше, вызволяя из неволи руки и грудь. Ткань скользила по коже под натиском его пальцев, и Рубин закрыла глаза, отдаваясь во власть их воли. Рывок — ее час пробил.

Она все еще лежала на боку, глядя пустым взглядом в точку — завиток на резной спинке кровати. Будто здесь и не здесь одновременно. Будто красивая и уродливая в один и тот же момент. Дева с даром, спасающим жизни, и повелитель, утративший контроль над собой.

— Посмотри на меня, — попросил Ордерион, аккуратно поворачивая ее на спину.

Рубин медленно перевела взгляд на него.

— Что ты чувствуешь? — спросил Ордерион, касаясь рубцов на ее животе.

— Нежность, — ответила она.

— Дева моя, я люблю тебя, — произнес он, глядя ей в глаза, и Рубин не выдержала.

Она зарыдала.

***

Когда-то видеть прекрасное тело в отражении было чем-то само собой разумеющимся. Рожденная красивой, Рубин с жалостью взирала на тех, кому такой подарок богов не достался. От того при первой встрече с Хейди у Рубин возник вопрос: почему принц Галлахер женился на этой деве? Беда в том, что Рубин нравилось быть красавицей. А вот когда красота ушла… Поначалу это не слишком сильно опечалило ее. Все-таки она выжила и выбралась из вод, что уносили ее жизнь вновь и вновь… Рубин спасла Хейди. Рубин знала, что нужно и дальше бороться за жизнь. Не было времени скорбеть над утраченной красотой. А потом она узрела свое новое отражение в ручейке, и внутри что-то оборвалось. Пути назад не осталось.

Ордерион сам сказал, что излечить целителя после выброса маны способен лишь другой целитель. Но разве можно отнять у кого-то даже часть жизни ради того, чтобы вернуть себе прежний облик? Рубин никогда бы на такую святыню не покусилась. Одно дело спасти Хейди самой, добровольно, и совсем другое искать способ вернуть себе… красоту.

И ведь Рубин отказалась от идеи найти Ордериона не только потому, что тот мог снова запереть ее в Белом замке. Права была Ди, когда сказала, что дело во внешности… И теперь, лежа обнаженной перед Ордерионом, перед ее принцем, который вернул себе утраченный облик, она чувствовала себя еще более страшным созданием, чем несколько мгновений назад.

Мягкие мужские губы прикоснулись к щеке. Ордерион собирал ее слезы, тонкой пленкой разнося их по рубцам, следующим на шею. «Любят не только за красоту — повторял внутренний голос, пытаясь успокоить. — Уж кому, как ни тебе, об этом знать?». — «А за что еще?» — спросила она саму себя. — «За то, кто мы есть», — ответил голос и замолчал.

Мягкие губы Ордериона исследовали путь от шеи к надплечью, истерзанному метками силы. Словно жгуты, рубцы сковывали все ее тело, не позволяя вырваться из пут маны и отказаться от ее даров. Но принцу словно было на это наплевать. Он прокладывал новые любовные пути по этим жгутам, бережно касаясь кожи и стелясь над ней дымкой нежности.

Страсть — она другая. Вспыхивает ярко и жжется постоянно, ведя за собой в сторону плотского наслаждения. А здесь, в его касаниях и ласке ничего обжигающего не было. Будто Ордерион позволил им двоим ненадолго остыть, дабы рассмотреть, что скрывал за собой пожар их отношений.

И Рубин распахнула глаза, повернув голову к Ордериону, что уже целовал кончики ее обугленных пальцев.

— Тебе не претит их касаться? — спросила Рубин, не таясь.

— А тебе не претят прикосновения холодного камня? — Он прижал ее черную ладонь к своей щеке и накрыл ее каменной рукой.

— Нет, она же твоя, — ответила Рубин, глядя в его темно-карие глаза.

— Тогда почему считаешь, что мне могут быть неприятны касания твоих рук?

Рубин промолчала.

— Я вижу тебя настоящую, моя принцесса. — Он тяжело вздохнул. — И мне грустно, что под этой маской ты больше не видишь себя. Я долго жил с теми же страхами. Ты помогла мне их побороть, а теперь я хочу помочь тебе избавиться от них. Для меня ты — самое прекрасное создание, что существует в нашем мире. Была им и останешься навсегда. Мне неведомо будущее и то, найдем ли мы способ вернуть тебе прежний облик. Но я не желаю, что бы ты зависела от него. Не становись рабыней своего отражения: ты слишком мудра для такой уязвимости.

— Это тяжело. — Рубин поджала губы, силясь снова не заплакать.

— Кому, как ни мне об этом знать? — Ордерион отпустил ее руку и коснулся каменными пальцами живота.

Они заскользили вверх. Гладкие, холодные подушечки замерли, так и не достигнув груди. Ордерион прижал к животу Рубин другую руку, здоровую. Теплая ладонь устремилась вслед за холодной и тоже замерла на полпути.

— Меня печалит, что я никогда не смогу ласкать тебя правой рукой, потому она вечно ледяная, — признался Ордерион. — Но я рад, что моя левая рука осталась прежней. — Принц накрыл ее грудь ладонью здоровой руки. — С другой стороны, мои прикосновения к твоей коже всегда будут контрастными. Жаркими, — Ордерион сжал пальцами ее сосок, — и вызывающими дрожь, — каменная ладонь сжала грудь.

Принц наклонился и поцеловал горошину соска.

Рубине едва сдержалась, чтобы не застонать. Часть меток на ее коже блеснули золотым и тут же погасли.

— Я еще вернусь к ней, — пообещал Ордерион, приподнимаясь, и повел ладони к плечам Рубин.

Проскользил пальцами по ключицам, по ямочкам под ними, обвел контуры суставов, пробежался по рубцам, оплетавшим руки. Спустился к обугленным кистям.

— А теперь все то же самое, только языком, — предупредил он и склонился над Рубин, плавно скользя по коже, словно по замерзшей водной глади, испещренной стальными лезвиями коньков.

Рубин вжалась затылком в покрывало, наслаждаясь лаской. Принц скользил и останавливался, чтобы подарить коже тепло своих губ. Рубин поняла, что на ее теле, кроме груди и того, что скрыто между ног, весьма много других мест, жаждущих его прикосновений. Будто вся она состояла из этой карты легко возбудимой местности, которую только что открыл Ордерион.

И пусть в предыдущие разы он не забывал ее гладить и целовать, все же… Все же сейчас он делал это иначе. Вдумчиво, неспешно, не позволяя страсти диктовать свою волю, хотя, боги свидетели, его возбужденный орган явно требовал немедленного удовлетворения.

Поцеловав кончики пальцев на другой ее руке, Ордерион склонился над грудью Рубин, лизнул напряженный сосок и тут же замер над ним. Рубин поерзала бедрами по покрывалу, пытаясь унять жгучую потребность его немедленно присутствия в ней, и чуть приподнялась, подставляя грудь под ласки.