Полёт совиного пёрышка - Арина Предгорная Страница 18

крылышки: этот облик смущал меня гораздо меньше, даже зная теперь, что это не простая птица, я не стеснялась протянуть руку, коснуться. Когда он становился человеком, хотелось вслух потребовать, чтобы он собрался и трезво оценил свои шансы, свои возможности и начал действовать наконец, а не отсиживался в старом замке у подножия гор, не то жалея себя, не то прячась от упомянутой семьи. А в облике маленькой совы его хотелось оберегать, укрыть от недоброго мира, продолжать следить, чтобы до него не добрался Шершень. В этот раз он не хватал меня за пальцы и лапки переставлял осторожно, чтобы не царапать ткань юбки.

– Как жаль, что даже договорить нам с тобой не удаётся. Верген, он… не так чтобы слишком скупой. Да, больших денег за ним никогда не водилось, насколько я знаю, но он многое для меня сделал, находил возможность. Я нездорова, Рене, и это мягко сказано. Моя болезнь не лечится, все эти микстуры и зелья лишь отсрочка неизбежного, но и они стоят денег, и, как видишь, в том шкафчике всегда есть запас. Услуги лекарей, а меня смотрели несколько, один до сих пор приезжает сюда регулярно, оценивает моё состояние, привозит лекарства. Мне нужно хорошо питаться, и я питаюсь: независимо от сезона у меня всегда свежие продукты и довольно разнообразное меню. До недуга… Он помог мне, Рене, благодаря ему я жива до сих пор, и дело было не в болезни. Спас. Я осталась жить, хотя не о такой жизни мечтала и не сразу оказалась здесь. Сначала мы жили в Риагате… не знаю, приходилось ли тебе там бывать. Неплохое местечко, немного шумное, суета на улицах… чудесные праздничные гулянья всем городом… можно есть орехи в меду прямо на улице, под зажжёнными фонарями, хотя прежде мне никогда не разрешали, мама в обморок бы упала… Наверное, неплохо мы с мужем жили, и я ходила в гости к соседям, и тётю Лиз видела чаще, хотя не очень-то они поладили с Вергеном. Это потом он совсем сошёл с ума в желании вытащить из меня заложенный от рождения дар… Да, я должна была стать магом, но не стала, так тоже бывает. А он два года после свадьбы всё пытался и пытался, опаивал всякой дрянью, проводил ритуалы… Это противно вспоминать и не очень интересно, Рене. – Сыч протестующе хватанул меня клювом за руку, но я помотала головой, не желая бередить воспоминания. Внимательный взгляд разглядит на моих запястьях застарелые шрамы от порезов. Некоторые ритуалы требовали крови. – Но, как ни странно это будет звучать, мне есть за что поблагодарить его. Я жива до сих пор, пусть этой жизни осталось всего несколько лет, пока болезнь окончательно не возьмёт верх.

Птиц отскочил подальше, спрыгнул с колен и заклекотал, яростно сверкая круглыми глазищами и размахивая крыльями. Я невольно отметила, что при обратном переходе из человеческого тела в птичье проблем не наблюдалось: он двигался быстро, уверенно, птичье тело слушалось.

– Мне тоже не нравится, Рене, – согласилась я. – И я уже пыталась отсюда сбежать, но Верген быстро нашёл и вернул обратно. Его не меньше, чем меня волнует состояние здоровья: надо ведь постоянно принимать эту отраву, именуемую целебными снадобьями. Поэтому…

Поэтому повторный побег нужно как следует подготовить, бессчётного числа попыток у меня нет. И если раньше я хотела убежать ради себя самой, чтобы остаток дней провести так, как хочется, в тихом красивом месте, где никто не слышал о старой истории моей семьи и никто не будет искать, чтобы привести приговор в исполнение, ведь некоторые приговоры отмене не подлежат, то теперь к моей цели прибавилась и вторая: Рене. Я знаю, что ничего не могу, но должна, обязана придумать, как вытряхнуть человека из тела совы. Значит, буду откладывать каждый веринг, каждый танс для покупки ключа, буду заново учиться разговаривать с людьми и добывать нужные сведения, уговаривать, убеждать… Пусть всё это не сразу, но это надо осуществить, пока гадкий недуг не взял верх. Времени должно хватить.

Проговаривать это вслух я не стала, только почесала сычика в области шеи, будто он был котёнком. Он недовольно булькнул, вывернулся из-под руки и вспорхнул на изголовье. Я же невольно покосилась толстую веточку-жёрдочку выше. Сколько раз птица оставалась здесь, когда я укладывалась спать! Нет уж, начиная с этой ночи, я буду выгонять Рене отсюда и плотно задёргивать полог.

– Но ты прав: любви между нами нет, – решила я закончить ненужные откровения. – И не было, хотя Верген когда-то, в самом начале, что-то такое пытался… Наверное, считал, что красивыми словами будет проще расположить меня к себе. Мне же было достаточно того, что он знал моего отца, был его учеником и даже другом. Я не видела их дружбы, отец о нём не упоминал, но он вообще не говорил со мной о своих знакомых, если только о том, кто из них мог бы быть хорошей партией для меня… А потом я уехала учиться и домой приезжала два-три раза в год, на каникулы и большие праздники. Так что познакомиться с Вергеном в то время не сыскалось возможности… Зачем я тебе всё это рассказываю? – я подняла голову, нашла мерцающие жёлтые глаза.

Рене не ответил.

Я потянулась, подцепила валявшуюся на покрывале книгу и переложила её на прикроватную тумбочку.

– Гораздо больше меня волнуют твои тайны, – укоризненно сказала я, но птиц тут же состроил непонимающий вид. – Твоё нежелание дать о себе знать родным, какой-то выдуманный позор, задетая честь… Ладно-ладно, я, наверное, берусь судить о том, чего не знаю, больше не буду. Но я обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы найти это перо.

Сыч смотрел на меня очень внимательно.

Дура ты, Гердерия. Нельзя обещать, если нет ресурсов, если нет уверенности в результатах.

Но, раз он прилетел сюда, я должна попытаться.

***

Глава 6.2

Снова покатились дни пребывания Рене в птичьем облике, но круглые совиные глаза умели заглядывать в лицо очень по-человечески, вопросительно и с надеждой. Я же не разрешала себе даже думать о самом плохом, старалась изо всех сил верить, что