Анна Гаврилова - Путь долга и любви (СИ) Страница 19

   -  Эмелис , дорогая! - воскликнул красноволосый и картинно уронил на пол три коробки, которые прежде держал в руках.

   Горничная, видя такое обращение с дорогущими нарядами, вздрогнула всем телом.

   - Чай, - напомнила Тильде я.

   Женщина сделала книксен и, протиснувшись мимо застывшего в дверях модельера, удалилась. А Эросит окинул комнату скептическим взглядом, прикрыл двери и обратил взор на меня.

   - Ну ты как? - спросил красноволосый с улыбкой. Тот факт, что стою нечёсаная и в одной лишь ночной сорочке гостя не смущал.

   - Ужасно... Просто ужасно.

   Брови модельера взлетели на середину лба, рот приоткрылся. А потом мастер Эросит стремительно приблизился, ухватил за подбородок и заглянул в глаза.

   - У... - протянул он. - Как всё запущено.

   Настала моя очередь приподнимать брови, но Эросит в моё удивление не поверил.

   - Куколка, мы с тобой сколько лет знакомы?

   - Восемь, - без запинки ответила я.

   - Во-от... И после всего, что между нами было, ты ещё пытаешься мне врать?

   А были между нами платья всех фасонов и материалов, скандалы из-за длины юбок, и дружные попытки вернуть в сознание моего папу после озвучивания мастером Эроситом счетов за услуги.

   С ответом я не нашлась. Отступила, сделала реверанс и пробормотала:

   - Ты сильно спешишь? Или я всё-таки успею умыться?

   - Теперь вообще не спешу, - заверил красноволосый. - Умывайся, куколка. Я пока платья распакую.

   Как бы там ни было, а злоупотреблять терпением приятеля я не стала, в умывальне провела от силы десять минут. Вернулась ровно к тому моменту, как в комнате объявилась Тильда с подносом. Кроме чайника и сахарницы горничная догадалась принести бутерброды и оладьи с мёдом. Она споро сервировала маленький столик и столь же споро покинула спальню.

   - Итак, номер один! - воскликнул Эросит, вытягивая из коробки нечто объёмное и, несомненно, красивое. Отвлекаться на завтрак мастер не собирался...

   Моему взору предстало великолепное розовое платье. Глубокое декольте, рукава-фонарики и пышная, вернее наипышнейшая, юбка, вкупе с алой отделкой, придавали платью чрезвычайно нарядный вид. Я не выдержала и тихо ахнула, а Эросит растянул губы в улыбке и отрицательно качнул головой.

   - На приём в этом платье идти нельзя, - сообщил очевидное кутюрье. - Оно для бала.

   И всё бы хорошо, но...

   - Значит, ты тоже о приёме знаешь?

   - Я потому и примчался, - сказал красноволосый.

   Я досадливо закусила губу. Отлично. Все всё знают, только я не в курсе. Что ж, придётся провести с отцом и Ридкардом просветительскую беседу и предупредить, что повторение подобной ситуации неизбежно приведёт к скандалу. Понимаю, что сейчас им некогда соблюдать протоколы и всё прочее, но узнавать новости мимоходом и от посторонних я не желаю.

   - А вот это... - Эросит отложил розовый наряд и открыл вторую коробку. - ...это, наверное, подойдёт.

   Теперь взору предстало прелестное жемчужное платье с серыми оборками и белоснежными кружевами. Никакого шика, чистый элегант.

   - А третье?

   - В третьей коробке не платье, - сообщил красноволосый. - Там бельё.

   Я не расстроилась, ибо уже решила, что на приём пойду в жемчужном. И, несмотря на неловкость ситуации, не побоялась спросить:

   - Эросит, а подробнее про приём рассказать можешь? Меня, увы, даже в известность не поставили.

   Мужчина скривился и пожал плечами.

   - Что-то официальное. Мне, видишь ли, тем более не докладывают.

   Я шумно вздохнула и бросила взгляд на столик, где остывал чайник и оладьи, но Эросит мои надежды разрушил.

   - Сперва примерка, - отрезал он.

   Пришлось подчиняться.

   Ещё один поход в умывальню с целью сменить ночнушку на традиционный комплект - панталоны и нижняя сорочка. Следом попытка надеть жемчужное платье - это уже в присутствии мастера, ибо стесняться действительно нечего. Платье, разумеется, село, причём превосходно, несмотря на то, что шилось по старым меркам. А вот с заклинанием для застёгивания пуговиц вышел ожидаемый затык.

   - Эросит, помоги, пожалуйста.

   Модельер приблизился, шепнул заклинание и провёл рукой вдоль спины. Пуговички и петли повиновались слову красноволосого мгновенно.

   - Слёзы по-прежнему лишают тебя сил?

   Кивнула, хотя вопрос больше походил на утверждение, а мой ответ... я была не совсем честна. В данный момент у меня не только с бытовыми заклинаниями проблемы возникли - я не чувствовала в себе способность поднять щит. Но это не выгорание, нет. Просто слабость. Впрочем, Эроситу такие подробности ни к чему.

   - Значит, со слезами надо завязывать, - сказал кутюрье уверенно.

   - Уже завязала.

   Я впихнула ноги в принесённые Эроситом туфли, подняла волосы, изображая некое подобие высокой причёски, и покрутилась перед зеркалом. Как бы там ни было, а мне нравилось. Даже припухшие веки образ не портили.

   - А что у нас с украшениями? - спросил красноволосый.

   - На комоде саквояж, - откликнулась я.

   Самый модный стилист столицы стрелой метнулся к комоду, завладел чёрным чемоданчиком. После без лишних церемоний высыпал содержимое саквояжа на постель и удивлённо присвистнул.

   Кажется, помощник ректора говорил, что госпожа комендант женского общежития сложила в саквояж всё самое ценное, но предметов способных вызвать столь бурную реакцию Эросита среди своих вещей не припоминала.

   Я обернулась в желании понять, что именно взволновало мастера, и застыла каменным изваянием. Кутюрье держал в руках массивное колье, подаренное Киром.

   - Убери эту гадость, - в моём голосе проявились брезгливые нотки. - А лучше...

   - Только не говори, что мне следует его выбросить, - перебил Эросит.

   Я чувствовала, что нарываюсь, но всё равно кивнула.

   - Та-ак... и по какому поводу мы разбрасываемся такими вещами? - складывая руки на груди, вопросил красноволосый.

   Объясняться с приятелем не хотелось, поэтому решила привести самый веский, с точки зрения девиц моего круга, аргумент:

   - Эросит, это всего лишь аквамарины.

   Реакция кутюрье была неожиданной - он совершенно искренне поперхнулся воздухом и не менее искренне закашлялся.

   - Что? - выпалила я.

   А в ответ услышала предельно возмущённое: