Полюбить Дракона (СИ) - Фрес Константин Страница 19

Диана рассмеялась, выпуская из губ плоть Эвана, но тот мотнул головой:

— Полностью, — хрипло произнес он. — Возьми его полностью!

Диана, посмеиваясь, глянула в его глаза, снизу вверх, как кроткая рабыня, да только в ее глазах танцевали лукавые бесенята. Она знала свою власть над этим мужчиной; но приказу его подчинилась. Все так же глядя Эвану в глаза, она сначала облизнула красную головку его члена, пульсирующего от напряжения, и медленно, — так, чтобы Эван поскуливал от нетерпения, — взяла его член в рот, глубоко, до самого горлышка, в которое дракон не терпеливо толкнулся с жалобным стоном.

— О, как хорошо, — стонал он, сжимая пальцами ее затылок, чувствуя, как девушка ласкает его языком и движется туда-сюда, отчего головка его члена скользит по ее языку. — Ирментруда, ты истинно ведьма, раз изобрела такую сладкую ласку.

Диана не ответила; она отпустила Эвана и принялась ласкать член Лео с той же нежностью и желанием, с какими до сих пор дарила удовольствие Эвану.

Она по очереди целовала их члены, ласкала их языком, и эта сцена покорности и нежной страсти заводила мужчин все больше.

— Не кажется ли тебе, — простонал Лео, когда настала его очередь, — что теперь настала наша очередь сделать ей хорошо?..

На самом деле он лукавил.

Просто сил терпеть у него больше не было, хитрая Ирментруда останавливала свои ласки прямо на краю удовольствия, и Лео дрожал от разочарования. Ее ласки были мед и горечь, ад и рай, пламя и холод, наслаждение и страдание, и Лео сам не знал, чего хочет — чтобы они длились вечно или чтобы кончились тотчас же.

Он оказался лежащим на спине, а Ирментруда Диана — верхом на нем. Леонард притянул девушку к себе, поцеловал ее губы, пахнущие им, и со стоном наслаждения почувствовал, как она осторожно надевается на его член горячим мокрым лоном.

Эван, шумно дыша, склонился над нею. Яростно рыкнув, он вцепился в ее плечо зубами, помечая свою самку болью, и взял ее в зад нетерпеливо и грубо, да так, что она вскрикнула и сжалась на членах обоих братьев, тоже причиняя им боль.

— Тише, братец, тише, — шептал Лео, переводя дух. — Она такая узкая, что мне кажется — меня жжет огнем.

— Она измучила, измотала меня! — свирепо рыкнул Эван, безжалостно толкнувшись в нутро женщины.

Диана вскрикнула, выгнувшись, на ее белой коже выступили капли пота, блестящего, как самая мелкая жемчужная чешуя. Но Эван был беспощаден; он прижался к ней, горя, пылая, словно у него жар, снова прикусил ее плечо острыми драконьими клыками, и стал двигаться резко, жестко.

От каждого толчка в ее тело Диана вздрагивала, изнывая. Крепко схваченная зубами за плечо, парализованная болью, она не могла пошевелиться, и лишь шире расставляла ноги, позволяя братьям терзать ее тело, проникая в него глубоко, чувствительно.

Руки братьев гладили и терзали ее. Эван обхватил ее за талию, сильнее прижимая к себе, Лео проник чуткими пальцами меж телами и нащупал горячую упругую точку — клитор. От его ласки Диана взвилась и закричала, мелко дрожа словно от самой сильной боли, потому что наслаждение — болезненное, чрезмерное, развратное, — налило ее тело, его было много, так много, что, казалось, кровь от него закипает и испаряется из вен. И остается только звенящая наслаждением пустота, окутывающая тишина, в которой глохнут ее жалобные стоны и крики.

Братья брали ее жестко и нетерпеливо, даже когда волна навалилась на плечи Эвану и накрыла собой всех троих с головой. Диана сжала губы, чтобы не захлебнуться — и почти сразу же выкрикнула в муке, потому что ей показалось, что об ее спину трется чешуйчатое тело, а в анус входит огромный, нечеловеческий член, растягивая ткани, проникая глубоко, так, что у нее дыхание перебивает. И в лоно ей толкался такой же огромный член, с шипами, сладко массирующими ее клитор. Диана сучила ногами, извивалась, стараясь найти какое-то положение, чтоб не было так мучительно и страшно хорошо, чтобы не сойти с ума и не умереть от разрыва сердца здесь же, но это было невозможно. Члены растягивали ее чувствительные дырочки, достигали внутри каких-то особенных точек, отчего девушка утопала в наслаждении.

Волна схлынула — и наваждение с драконами пропало, Диана отдышалась, зажмурившись, чувствуя лишь жесткие толчки в свое тело. Волна снова облизала их тела — и Диана закричала, вся сжимаясь, чувствуя, как шипы проходят через вход в ее лоно, покалывают анус.

— Это тебе месть за сладкую пытку, которую ты устроила нам, — прошипел на ухо ей Эван, и Диана почувствовала, как все ее существо пульсирует и сжимается в оргазме, который едв не выбил из нее душу.

— Благодарю, благодарю, — шептала она, извиваясь и корчась, не чувствуя ничего, кроме наслаждения, глубокого и огромного, как океан.

Глава 8. Звездный Орден

Звездные колдуны не переносили на дух друг друга.

Их разум погряз во тьме, они не помнили своей родни, своей семьи. Жажда власти овладела ими; только слова Кита им помнились, а еще в неясных видениях во снах приходил венец — давно утраченный, спрятанный, — Венец Когтей и Клыков, черный, страшный. От него веяло силой. Даже во сне Звездные чувствовали, как скрипят, поддаваясь, цепи, сковавшие их крылья, когда сила Венца вливается в кровь…

Итан Среброрукий был самым старым среди Звездных, и он еще помнил, что это такое — быть драконом. Черным и быстрым, как стрела, которая с одинаковой быстротой пронзает и волны моря, и небесную синь.

Он был высок, худощав, черноволос, и глаза его были черными, чернее мертвой бездны, чернее бездонной пропасти.

Если бы самки умели любить, они были бы без ума от Итана. Его черты были тонки и благородны, черные густые волосы обрамляли бледное красивое лицо и ниспадали на плечи, на четко очерченных скулах танцевали под кожей белые и синие звезды. Потеряв крылья, а вместе с ними и часть памяти, Итан долго страдал и бился в яростном припадке. А придя в себя, велел выбить черными чернилами на своей спине утерянную чешую и крылья. Изображение дракона; свой портрет — такой, каким он себя помнил.

Болью тела заливая боль души…

Израненного Андреаса Итан нашел в заливе, куда скинули его драконы, победив. Непонятно, что шевельнулось в душе Звездного, отчего тот решил спасти почти утонувшего собрата, да только спас, перенес в свой дом, и выходил.

Андреас оказался чуть младше Итана. Но так же хитер, коварен и зол. Душа его была еще чернее, чем у старого Звездного, и своего спасителя он не убил только потому, что у Итана не было того, что нужно было Андреасу. А значит, можно было составить временный союз…

***

— …Значит, не подчинилась тебе, — задумчиво произнес Итан. Если не знать, что за черная душа была у Звездного, можно было б подумать, глядя на его умиротворенный вид, что он безмятежен и кроток, а замыслы его благородны. Но только до тех пор, пока он не начинал улыбаться. В улыбке словно другое, страшное и порочное существо проступало сквозь красивые, изысканные черты Итана, и он становился страшен.

От его издевательской улыбки Андреас напрягся, оскалился, как дикий пес. Они с Итаном не имели заблуждений по поводу друг друга, поэтому нужды притворяться не было, и натягивать маску любезности — тоже.

— Ты же говорил, — сладко продолжил Итан, любуясь собой в зеркало, — что самки того мира легко привязываются и следуют потом за своим господином вечно. И ничем их не отвадить, а?

На Итане был новый, черный с серебром, костюм. Он ловко сидел, выгодно подчеркивая стать и широкие плечи Звездного, и Итан, который был весьма тщеславен и очень любил себя, не мог накрасоваться. Он поворачивался так и этак, разглаживал светлое шитье на черном бархате, оправлял светлый пояс, похожий на переплетение шипастых ветвей.

…Венец выглядит именно так во снах всех Звездных…

— Я ошибся, — прорычал Андреас, с ненавистью сжимая кулаки. — Думал, девчонка достаточно привязалась ко мне. Кто же знал, что эти похотливые пресмыкающиеся ей окажутся дороже, чем я?!