Поцелуй феи. Книга1. Часть2 - Иван Сирфидов Страница 19

– Как удивительно и интересно, – молвил герольд с задумчивым видом. – Я суть определённо уловил. Теперь, когда к себе приеду, детальнее над этим поразмыслю, госпожа моя. Ещё есть что-то важное?

– Как будто нет, – поведала Лала. – Ну, может, что не кушаем мы мясо. Сэр, знаете, я видела картину, написанную маслом, пира гномов. Они охочи к мясу, как и люди. Там на столах у них лежали туши. Оленя, поросёнка, гуся. Все без голов. И рыба с головой. Зажаренные. Всякая из фей, попав за данный стол, расплакалась бы горько, я думаю. А ежели при ней ещё и станут туши резать и косточки глодать. Это такой кошмар, который даже страшно и представить. Мы с пониманием относимся к тому, что многие созданья любят мясо. Но если вы хотите пригласить какую-то из фей к себе за стол, желательно чтобы мясные блюда не выставлялись слишком напоказ, завуалированы как-то были. Иначе ей ужасно грустно станет. И тяжело.

– Спасибо, что предупредили, госпожа, это избавит нас от множества ошибок. Что-то ещё?

– Не нужно быть настойчивым ни в чём. Настойчивость есть форма принужденья. Но я здесь не подвластна никому. Ни господам, ни лордам, ни монархам. Галантный кавалер уступит фее. Если она чего-то не желает. Даже когда того желает он.

– Вы пищи много мне для размышлений дали, – благодарно заметил герольд. – Вопросов множество сами собой отпали. Осталась ещё пара, если можно?

– Я слушаю, сэр Амбадосса.

– Как правильно к вам обращаться? Как объявлять вас? Фея? Госпожа? Миледи? Леди? Дама? Дева? Или по имени быть может? У нас никто не знает ваших правил, как обращаться к феям надлежит.

– Как вам удобней, так и обращайтесь. Что вежливым сочтёте, то меня устроит, и не обидит. Только не «миледи». Миледи – это всё же статус. Которым я не обладаю здесь.

– Тогда последнее. Какого вы сословия? Что благородного, я вижу по манерам. И речи. Но какого?

– Это совсем неважно, – мягко сказала Лала.

– Ну как неважно? – искренне удивился герольд. – Это очень важно. А вдруг вы благороднее барона? В подобном случае с почтением глубоким он будет должен относиться к вам.

– Сэр Амбадосса, я же говорила, настойчивость не надо проявлять, – снова очень мягко произнесла Лала. – Любая фея в вашем мире. Всегда равна со всеми. Но если вы другого мненья, то выберите сами, кем меня считать. Хоть королевой, хоть крестьянкой. Мне всё равно.

– Прошу меня простить великодушно, госпожа моя, – смущённо проговорил герольд. – Одна ошибка позволительна любому. Второй раз я вас так не подведу.

***

Рун сидел на корточках, выискивая в посадках гусениц. Бабуля поодаль пропалывала грядку. Всегда работы много в огороде. Сколь бы не делал, а она всё есть.

– Рун, – позвал вдруг сзади звонкий озорной девичий голосок.

Он встал, обернувшись. Лала парила рядом c приветливой улыбкой. Он тоже разулыбался, радуясь ей и её хорошему настроению. Сверху на них светило ярко солнышко, даря тепло, ясный летний денёк наполнял окружающее пространство ощущением праздника. Лала подлетела к Руну совсем вплотную и стала весело буравить его глазками. Парила и молчала, улыбаясь чуть иронично.

– Лала, я немножко замарался, – сказал Рун извиняющимся тоном.

– Очистишься, когда меня обнимешь, – усмехнулась она.

– Соседи смотрят, вон, из-за ограды.

– Рун, ну и что? Ты вроде мой жених.

Он сдался, шагнул к ней и обхватил руками. Лала вздохнула счастливо.

– Ушёл герольд? – спросил он тихо.

– Ушёл.

– Всё выяснил, что надо?

– Вроде всё. Иль нет. Не знаю, Рун. Как будто бы это сейчас столь важно. Нашёл о чём с невестой говорить. В такую романтичную минуту.

– О чём же надо говорить?

– О чём-нибудь. Таком, что будет девушке приятно. О красоте моей. О чувствах пылких. Своих ко мне.

– Но я жених-то вроде понарошку.

– А счастье у меня по правде, Рун.

– И у меня, красавица моя.

– Ну вот, уже чуть-чуть получше. Насколько ж я красива?

– Как улыбка бога. Как пенье соловья, как утренний рассвет. Как полевых цветов благоуханье. Как радость жизни.

– Ой, – промолвила Лала в безмерном приятном удивлении. – Вот это да! Ты прям меня сразил, Рун. Спасибо, мой хороший.

– Да не за что, родная.

Лала снова счастливо вздохнула.

– Сама уже из дома вышла. Не боишься, – порадовался он.

– Ага. Закончилось моё затворничество, – ответила она тепло. – Устала уж сидеть в избушке. Хочу на волю. Мир ваш посмотреть.

– Теперь поди посмотришь. Ты слышала, барон издал указ. Чтоб за тобою люди не ходили. Ослушаться его навряд ли кто посмеет. Включая даже знать.

– Бабушка Ида говорила про указ. По-моему это немножечко жестоко. По отношенью к тем, кто здесь живёт. Ведь все хотят на фею подивиться. Наверное. А им теперь нельзя.

– Нисколько не жестоко, Лала. Иначе бы тебе народ прохода не давал. Барон наш, прямо скажем, молодец. Так выручил. Нам надо в ноги кланяться ему за это.

– Ну, феи так не кланяются, Рун. И нам так не кланяются. Мы вам не слуги и не господа. Но за заботу конечно нужно будет поблагодарить милорда сердечно.

Какое-то время они просто стояли, молча.

– Лала, – позвал Рун через минутку.

– Что, мой котёнок?

– Солнце поднимается, – промолвил он мягко. – Скоро уж и полдень. К кузнецу идти. Хоть сколько-то бы надо поработать. До этого. А то мы обнимаемся, а бабуля одна тут трудится. Обижаться будет.

– Ты нехороший, – с полушутливой печалью произнесла Лала. И отстранилась.

– Побудешь здесь, со мной? Пока я гусениц ищу, – предложил Рун. – Посмотри, что у нас растёт. У вас такие же растенья в огородах?

– Какие-то похожи, другие нет, – ответствовала Лала. – Рун, я хотела бы помочь, тоже поработать. Мне интересно. Ты поучи меня, что делать, тут я и помогу.

– Я гусениц сейчас ищу, – поведал Рун. – Их прям нашествие. Хочешь, тоже их поищи.

– Так просто всё? – обрадовалась Лала. – Рун, а находишь гусеничку, и что потом?

Она уставилась на него с простодушным наивным ожиданием.

– Ну… давишь, – сказал Рун смущённо.

– Ой, – Лала в растерянности посмотрела ему в глаза. – Рун, убивать нехорошо. Гусенички тоже жить хотят. Они же просто кушают, и всё. Они невинны.

– Лала, тут выбор-то невелик, – с сожалением пожал плечами Рун. – Или мы их убьём, или они нас. Съедят всё, и мы с голоду помрём зимой с