Классная дама (СИ) - Брэйн Даниэль Страница 19

А ведь в семинарии должна быть прекрасная программа. Тот же Алмазов мог учить девочек понятным и интересным для их возраста вещам, а не пытаться впихнуть в юные головы основы человеконенавистничества. Этому научатся сами, когда подрастут, но грамота! И снова — кстати.

— Что у тебя была за оценка по словесности? — предчувствуя неладное, спросила я у Софьи.

— В гимназии — отлично, — равнодушно откликнулась она.

Ах вот… Софья попала в академию, уже окончив три или четыре класса обычной или привилегированной гимназии. Не удивляет, что она обозлилась на дядю, который спровадил ее из дома на несколько лет, чтобы не мозолила глаза, а не обеспечил ей нормальное образование за те же или намного меньшие деньги.

— Языки ты учила там же? В гимназии?

Мне ответом была грустная улыбка. Бедная козочка, тебе очень не повезло. Я думала, только Алмазову облагодетельствовали непонятно зачем, оказалось, тебя тоже, что же… еще раз скажу, что мне жаль. У тебя могло все сложиться иначе, даже если бы твои мать с отцом не изменили своим бунтарским желаниям, но вышло как вышло.

Мы все равно справимся. Мы молодцы, мы многое знаем и многое можем. А сколько нам еще предстоит друг о друге узнать.

Танцевальный класс был — кто бы сомневался: гулок, сыр и сер. Вопреки моим предсказаниям, стекло лизал мутный день, ни единого проблеска солнца. Девочки не переодевались перед занятиями, научиться двигаться они должны были в своей привычной одежде. И танцы, как я подозревала, не спорт, а зачатки санкционированного флирта. В свет девочек выводили в шестнадцать лет, и они уже должны были освоить азы соблазнения, чтобы их родителям было проще заключить выгодную сделку, то есть брак.

Мрак. Мрак, мрак, мрак.

— Встать! — раздался крик за моей спиной, и девочки, хотя никто из них не сидел, кинулись выстраиваться в подобие неровного строя. Я же наоборот чуть не села, услышав голос. 

В отличие от отца Павла или Алмазова, хозяйка этого класса определенно была мне не рада.

Глава двенадцатая

— Спину ровно! Еще ровнее! Ларина, голову выше! Трубецкая, во имя Владыки, плечи назад, подбородок держите! Алмазова, поменьше гонора, скромнее, вы не графиня! Епифанова, шаг вперед, покажите фигуры!

Раздражение в каждом слове и в каждом жесте. Она ненавидит детей или то, чем занимается в жизни, или все действо нацелено на меня? Дать этой барышне нож — моя жизнь повиснет на волоске, и кто побьется об заклад, что эта гадина уже не припрятала склянку с ядом?

Епифанова, та самая рыженькая, которой я плела косу, вышла из ряда, показала несколько несложных танцевальных движений. На мой взгляд вышло неплохо, Софья подтвердила, что для ее возраста она отлично справилась, но учительница танцев закатывала глаза и поощряла неприятной улыбкой довольно злые, но редкие пока и осторожные детские смешки.

— Вернитесь на место. У вас отвратительно заплетены волосы. Ларина, прошу.

Девочки одна за другой выходили вперед. Над Алмазовой смеялись громче, чем над остальными, и нет, мне не показалось, издевательства одобрялись, это был ритуал, насмешки звучали все смелее. Учительница отошла к столику, взяла классный журнал, что-то начала в нем отмечать. Я не вмешивалась, терпела и наблюдала, хотя руки чесались накрутить этой дряни патлы на швабру. Проверка умений прошла быстро, учительница замахала руками, разгоняя девочек в два ряда.

— Становитесь. Быстрее, мадемуазель, быстрее. Епифанова, здесь не базар, перестаньте кривляться как торгашка. — Епифанова — дочь купца, подумала я, раз ей отдельно на это намекнули. — Трубецкая, в первый ряд. Алмазова на ее место. Ларина, левее. Арман, во второй ряд. 

Я пыталась понять систему. Что она мне сказала — я стояла за спинами, но я понятно почему, чтобы не привлекать ненужный интерес к своей персоне, меньше кривотолков, меньше проблем, а девочки? Во втором ряду оказались низенькие, серенькие, погрубее и победнее, в первом ряду те, кто повыше, поблагороднее, поизящнее. Такой принцип? Если ты не вышла лицом, статью, фамилией, влиянием семьи, твой удел — пожизненное второе место. Я — Софья — могла бы всегда красоваться в первых рядах, но прошлое подкачало и красота не спасла. Я догадывалась, что и сама моя бывшая одноклассница в первый ряд попала случайно… возможно, единственный значимый раз в ее никчемной жизни. Таких же блеклых и неказистых она только что отправила с глаз долой.

— Смотрим на меня! Повторяем! И спину прямо!

— Минуту, пожалуйста!

Я не собиралась ничего говорить, это все Софья. Она, а не я, властно подняла руку и заставила учительницу замереть, как и девочек. Она, а не я, не выдержала. Ай да Софья.

— Я не согласна с тем, как стоят девочки, — говорила я, не зная, что вырвется у меня в следующий момент. Ладно, козочка, я тебе доверяю. — Позвольте, Анастасия Ивановна? — И я не дождалась разрешения. — Прошу, Арман, сюда, а ты сюда, и вы поменяйтесь местами, Алмазова, встань справа, Ларина, ты сюда, Трубецкая, тебе будет прекрасно видно из второго ряда.

Софья само очарование. Со стороны — ах, как жаль, что я не видела ее со стороны! — она добрая фея, которой никто не смеет слова сказать поперек, потому что у нее топор за поясом. Да, она очень быстро училась, и не у одной меня, а у всех, с кем общалась все это время после выпуска. Училась у кузины, у соседей по доходному дому, у лавочников и портних, у городовых, у дворника и подвернувшихся аристократок. Она многое подмечала и, как выяснилось, великолепно умела применять. Два года за стенами академии, затем три дня со мной — и от цыпленка-заморыша не осталось следа. Софья взрослая лебедь с огромными сильными крыльями, я только подстегнула ее, показав, что можно быть такой, как прочие люди. И это даже останется без последствий. Не всегда, но в большинстве случаев.

— Прекрасно! — Я хлопнула в ладоши. — Анастасия Ивановна, помните, чему нас учила мадам Беранже? Почему бы не показать девочкам?

Анастасия Ивановна побледнела. Я не знала, чему учила воспитанниц мадам Беранже, но по интонации Софьи поняла, что она из преподавателей, чудом уцелевших после увольнения инспектора-реформатора, и Софья с Анастасией еще получили уроки чего-то важного и полезного. Анастасии это почему-то сильно не нравилось.

— Ты невероятна! — восторженно завопила я Софье и получила в ответ теплое чувство полного удовлетворения. Одно на двоих.

— Софья Ильинична… — выдавила перекошенная от гнева Анастасия. Без сомнения, мадам Беранже не могла учить девочек чему-то дурному, значит, дело в самой мадам, в ее личности? Что ты затеяла, козочка? Вперед, покажи мне! Я с тобой.

— Я настаиваю, — широко улыбнулась я — Софья, и это была ее сольная партия. Какое дивное исполнение, какая игра. Так величественно и свободно королевы отправляют на плаху изменников, ничего не подозревающих, уверенных в своей непогрешимости. — Дорогие мои, это называется «гимнастика», и она поможет вам выправить осанку и двигаться легче и непринужденнее. Я могу показать вам сама, но убеждена, что у Анастасии Ивановны выйдет намного лучше. 

Мне, во-первых, мешает книга. При ходьбе я ее не замечаю, но будет фурор, если она у меня выпадет. Во-вторых, мне за это не платят ни академия, ни Ветлицкий. В-третьих, не наживаем себе врага окончательно, а переманиваем его на свою сторону. Это, конечно, всего лишь видимость и явное самоуспокоение, но когда человека гладишь по шерстке, он оттаивает. Как правило, а не всегда.

Отступать Анастасии было некуда. Бросив на меня полный ярости взгляд, она встала перед девочками и начала показывать им самые простые упражнения — руки вверх, вниз, голову к правому плечу, к левому… 

— В чем подвох? — прошептала я. — Я тобой восхищена, козочка.

— Беранже актриса, танцовщица, у нее свой театр, и она преподавала у нас два года, ее уволили одной из последних, — охотно объяснила польщенная Софья. — Да, ее тоже пригласил преподавать инспектор Рауш, и она учила нас не столько танцам, сколько уделяла внимание развитию нашего тела.