Второй клык (СИ) - Васильева Алиса Страница 2

И все же люди идут навстречу пожеланиям Виктора — как в случае с этими окнами, так и в других вопросах. Наш Клык — крупнейший во всей волчьей Цепи. Двести семей. На нашем участке не просто сдерживают Призрачный Лес, его тут валят. Мы, волки, истребляем призрачных монстров, они, люди, рубят деревья. Для охоты подходит зима, для вырубки лето. Зима тут девять месяцев. Зимой мы тут хозяева. То есть — Виктор.

Раньше Клык был отрезан от человеческих городов с октября по апрель, но пару лет назад люди проложили для нас подземный тоннель. Настоящая дорога под землей! Чего только не придумают. Поэтому они и доминирующая раса Средилесья. Как ни крути, а ремесла, сельское хозяйство и добыча ресурсов даются людям лучше, чем нам. Зато мы сильны в охоте. Люди боятся даже приближаться к Призрачному Лесу, а наши мужчины делают ожерелья для своих возлюбленных из крови и клыков обитающих там монстров. Ну а другие части призрачных чудовищ мы продаем людям. Шкуры, когти, жилы — все это человеческие маги используют в своих делах и щедро за это платят. Да еще вот и строят нам жилища и подземные дороги, чтобы торговля не прекращалась и в зимние месяцы.

Только мне эта дорога не поможет. Вход в тоннель охраняется. Даже если удастся вырубить наших охранников, с другой стороны — люди. У них оружие. Это в Призрачном Лесу оружие не действует, а в человеческих городах все иначе.

Так что мне не сбежать.

Сбежать? Я что, действительно обдумываю побег? Собираюсь сбежать от мужа?

Эта мысль так поразила меня, что я снова едва не задохнулась. Ведь для волка нарушить закон стаи — равнозначно тому, чтобы перестать дышать. Я поклялась Великим Холодом принадлежать Виктору до конца своей жизни. Он надел на меня ожерелье, которое могут снять только вдовы.

Я провела рукой по своей голой шее, напоминая себе, что ожерелья на мне больше нет. Я никогда не слышала, чтобы такое прежде случалось. Убив свою первую призрачную жертву, волк смачивает кожаный шнурок в призрачной крови и надевает на него клык поверженного чудовища. А уже на свадьбе пара произносит древнее заклинание, которое навек скрепляет и супругов, и брачное ожерелье.

То, что наше свадебное украшение порвалось — дурной знак. Может, даже знамение, воля Великой Стужи. Мы с Виктором больше не пара.

Вот только для Виктора это ничего не значит. Он все равно не отпустит меня.

И к людям не сбежать.

Я прошла через огромную гостиную к противоположному окну, обычно плотно зашторенному. Виктор настоял на том, чтобы стекла были и здесь, но кто в своем уме захочет смотреть на Призрачный Лес?

Я отодвинула занавеску.

Он, конечно, был там. Зыбкий, мрачный и вечный. Граница нашего мира — Средилесья, которую люди пытаются сдвинуть и, надо сказать, небезуспешно.

Из Клыка зимой только две дороги — в тоннель, к людям, и в Призрачный Лес, к монстрам. Все остальное заметено многометровым слоем снега.

Еще можно остаться здесь и дождаться, когда Виктор сначала унизит меня перед всей стаей, а потом придет требовать исполнения супружеского долга.

Но это не вариант.

ГЛАВА 2

Плакса

Ненавижу свой день рождения. В детстве любил, конечно, как все. Мама всегда пекла большой сливовый пирог, которым я мог делиться с друзьями. Пару раз даже успел угостить Сэйли, симпатичную смешливую девчонку, которая мне тогда нравилась. Но это осталось в детстве, когда и все мои друзья были щенками. С тех пор прошло много лет, кто-то из них погиб на охоте, остальные, став волками, обзавелись семьями. И только я остался мальчишкой.

Теперь никто не захочет делить со мной сливовый пирог, да и печь его мне некому. Мать, слава Великой Стуже, ушла за год до того, как стало ясно, что мне не стать мужчиной. Отец продержался гораздо дольше, но и он сильно не дотянул до моего тридцатилетия. Я не сожалел об этом. Смотреть ему в глаза было невыносимой пыткой, так что я переселился из нашей квартиры в котельную Клыка в тот день, когда мне исполнилось пятнадцать. И ровно столько же я и живу здесь. Тридцать лет. Мне тридцать!

То, что этот день рождения будет особо мерзким, я понял с самого утра. Пошел на второй этаж посмотреть, что там с батареей в десятой квартире, и напоролся на Сэйли. Ту самую, которую когда-то угощал сливовым пирогом. А ведь я знал, что она вышла замуж за Никса Ухо, и знал, что они в десятой квартире и живут. Второй этаж, он как раз для волков попроще, боевая элита и приближенные к нашему альфе занимают третий.

Просто вовремя не вспомнил. Так бывает с информацией, которую вроде как и знаешь, но долго не пользуешься.

Я ни с кем близко не общаюсь, в гости ни к кому не хожу, так что запоминать номера квартир мне без надобности. Когда потребуется что-нибудь починить, мне в заявке все напишут.

Вот я и не был готов. А Сэйли поправилась, поблекла, выцвела как-то, но вот улыбка у нее осталась такой же искренней и появлялась на ее округлом лице все так же часто.

— Привет, Рик! Проходи, можешь не разуваться. Посмотри, что с нашей батареей, холод собачий со вчерашнего дня, — защебетала она с порога, словно мы не виделись не десяток лет, а самое большее неделю.

От звука собственного имени мне стало душно. Я отвык от него. Я и сам к себе мысленно обращаюсь «Плакса». Как все. Когда меня в последний раз называли Риком? Вот, наверное, на свадьбе Сэйли. Я тогда еще здорово набрался, повеселив всю стаю. Больше я ни на чьи свадьбы не ходил. Да меня и не звали.

— Эй? — Сэйли осторожно подергала меня за рукав. — Все в порядке?

Я очнулся, поняв, что стою, как баран, на пороге.

— Ага. Нормально.

— Извини, я на кухню. Сам разберешься?

— Разберусь.

Я собрал все свои силы в кулак и сделал вид, что я не рассыпаюсь на части. Нет, к Сэйли у меня давно нет никаких чувств, кроме тихой теплоты, но вот находиться в семейных квартирах я не люблю. Все эти покрывала, коврики, детские кроватки. Ненавижу.

Я все-таки разулся, потому что младшему щенку Сэйли было не больше года, и он все еще ползал по полу. Этот не опасен. А вот мелкий семилетний шкет, поглядывающий на меня со старенького дивана, сейчас попортит мне нервы. Я — любимое развлечение всей шпаны Клыка.

Так и вышло. Не успел я еще закончить с ерундовой поломкой, как щенок притопал и встал рядом.

— Плакса, а почему у тебя нет косы? — спросил он, делая вид, что впервые видит мои распущенные волосы.

Я его проигнорировал. За свою жизнь я, наверное, не меньше тысячи раз отвечал на этот вопрос. Волки заплетают тонкую косу от правого виска, когда идут на охоту. Закрепляют ее кожаным шнуром, который смачивают кровью своей первой призрачной добычи и украшают первым добытым клыком. Женатые мужчины отдают ожерелье своим волчицам и носят голые косы, вдовцы снова вплетают в волосы шнурок, но уже без клыков. Так что нет кос только у щенков. У меня, например.

Сначала с каждым годом отвечать, что я никогда не охотился, было все труднее, а потом стало все равно. Но развлекаю я таким незамысловатым образом только подвыпивших охотников, с которыми иным способом не избежать драки. А на насмешки детей и безкосых подростков просто молчу.

Ну вот и готово с их батареей. Я торопился, надеясь поскорее убраться. Второй малыш тоже подполз ко мне. Или это девочка? Глаза как у матери.

Мысль о том, что и маленькая однокомнатная квартира, и ползающий у ног ребенок могли быть моими, пришлось гнать страшным усилием воли. Размечтался.

— Плакса, а почему ты до сих пор не женат? Неужели ни одна волчица не захотела тебя заметить? — решил еще повеселиться старший щенок и получил подзатыльник от появившейся из кухни Сэйли.

— Пошел вон! — скомандовала она.

Все же жаль, что и Сэйли, выражаясь словами ее сына, не захотела меня. Хотя, конечно, уж кому-кому, а ей я бы никогда не стал предлагать брак. Сэйли не заслужила такого позора. Я автоматически бросил взгляд на украшение, клык которого помещался как раз на груди Сэйли. Шикарная, кстати, у нее грудь. Наверное, от молока, ребенок же.