Тряхнем стариной! (СИ) - Брэйн Даниэль Страница 2

Мамочка!

Я бросилась, точнее, проковыляла, подпрыгивая, к двери, не обратив внимания на мявки кота. Замка не было, снаружи я оказалась в считанные мгновения. Пробежала пару десятков метров — неуклюже, переминаясь с ноги на ногу — и остановилась, задыхаясь. Огромная грудь ходила ходуном, язык неприятно шевелился в пересохшем рту, сердце билось где-то в горле, а на глазах скапливались слезы. Что происходит-то? Мне же просто аппендицит вырезали, когда уже этот наркоманский трип закончится?

Я оглянулась: лес кругом, зелень, солнышко светит и мерзость какая-то опять по мне ползает. Тепло так, дышится полной грудью. Доктор, а можно мне другой дури, более качественной, пожалуйста? Вот чтобы без бабок и котов!

И чтобы за грудь не хвататься.

Пенек обнаружила почти сразу, там я и села. Тело ощущалось неповоротливым, больным и слабым — старым, одним словом. Почему я не чувствую, что лежу на больничной кровати? Почему лес настолько реальный? На нос, кстати, приземлился большой комар. Щекотно. И странно. Вообще я заорать бы должна, не люблю этих насекомых.

Я почесала нос и смахнула комара. Нос как будто не мой, загнут чуть в сторону, потом я дрожащими пальцами нащупала морщины. И волосы длинные, сзади в растрепанном пучке. В зеркало на себя смотреть даже страшно, а вот общупать — это можно было. Картина складывалась не особо радужная. Почему-то я была… бабкой? Самое время было впасть в истерику. Я и впала, вот только любимая поза у меня для рыданий — это голову между коленями сунуть. А как ее сунуть, если грудь баллоном перед глазами болтается и живот никуда не делся, и спина отваливается?.. 

И кто там ржет, а?! Ой.

На меня в упор — ну так, метрах в полутора над головой — смотрела русалка. Точно, русалка. С рыбьим хвостом. Прям как из мультика, и глаза пучит так же. И то, что ниже глаз, колыхается. Эм-м, а зачем русалкам грудь?.. Тьфу ты, нашла о чем думать!

— Ничего себе, — отстраненно заметила я. — Русалка на ветвях... Слушай, как ты туда залезла? Ну, я имею в виду, руки ладно, а хвост тебе не мешал?

Русалка махнула хвостом и наклонила голову. Э, как от нее рыбой несет, причем не первой свежести. Но она мне ничего не ответила, только опять захихикала. Немая, что ли? Или просто тронутая.

— И мозги у тебя тоже рыбьи, — сказала я и поднялась на ноги. Что-то хрустнуло в стопе, я скривилась и посмотрела на ноги. Вместо привычных ботинок лапти какие-то. Хотя с такими растоптанными ножищами только в лаптях и ходить. Вот откуда у меня такое воображение?

Неужели у меня настолько низкая самооценка, что в наркоманском трипе я себя не Анжелиной Джоли в лучшие годы представляю, а Бабой Ягой? То есть вот как оно работает, проклятое подсознание: я старая, страшная, но одета зато хорошо? И кот — это то, что меня поджидает, а мужика если только связать, чтобы не дергался?

Я крепко зажмурилась и попыталась отыскать что-то от меня настоящей. Ну там живот болеть должен был бы, операция все же, голова кружится… Да и от наркоза такое не может вечно видеться. Когда-то же меня отпустит. Потерпеть только нужно и осмотреться. Интересно же все равно.

Я пошла вперед по полянке, оставив русалку позади себя. Может, есть выход из этого кошмара? Или я снова встречу продукт моего подсознания? Если русалка — это любая соперница, мол, главное грудь, остальное неважно, даже рыбьи мозги, то что там еще меня ждет?

Глава вторая

— Эге-гей, костяная карга, ничего не забыла? — Я подпрыгнула и заозиралась. Голос был незнакомый. Но после котов и русалок знакомиться не особо хотелось. Да только меня разве спрашивали?

— Я ж старался, отрабатывал. Ну, как там, на порцию морока уже насобиралось? — из-за кустов поползла длинная, как будто деревянная, рука, а сами кусты зашевелились. Я рассмотрела что-то противное — словно лицо, сложенное из коры, почек и сучьев. И эта штука шевелилась и ждала моего ответа. 

Мама дорогая, но хотя бы оно не дышит. 

— Н-не насобиралось, — ляпнула я, хотя это была уже крайность — разговаривать со своими глюками. Говорящие глюки, конечно, попадались и раньше — кот и мужик в яблоках, но то хоть поддавалось первичному опознанию. А это вот что?

— А не дуришь ты меня, бабка? 

— Не дуришь! — рявкнула я.

— Ну, нет так нет. Не горячись, красавишна, — тут же сменило гнев на милость деревянное чудовище и пропало в кустах, оставив после себя туесок с грибами. Приметными такими. Красивые, упругие, сочные и все с красными шляпками и в белое пятнышко. Высший сорт мухоморчики! Неужели мой мозг дает сигнал: тебя отравили, спасайся! Ау, передоз! На мыло этого анестезиолога! 

Сначала я хотела корзинку оставить, но бросить просто так не позволяла какая-то сверхъестественная бережливость. Зачем мне мухоморы — непонятно. Но нужны. А потом кто-то протяжно провыл откуда-то из кустов, и я решила, что мухоморы точно пригодятся. От волков спасаться ядовитыми грибами. Да и вообще бежать надо было обратно в дом и ни с кем не связываться. Немая русалка на дереве еще полбеды, а следующий встречный-поперечный, какой-нибудь бабколюб, явно захочет меня сожрать! 

Дальше пошла я уже с корзинкой, причем почему-то прислушиваясь к треску кустов. Кто-то там меня определенно преследовал, и я хмурилась. Не люблю, когда за мной сталкерят… Ой еще раз.

Хотя нет, ой тут мало, но и орать смысла нет. Не нравится мне глюки с сюрпризами. Помогите. Эй, там, в реанимационной палате, пора меня выводить из наркоза, сейчас меня здесь сожрут!

— Спаси меня, о чаровница! — запел волк. Волчище серый. Я и не знала, что они такого размера бывают — не волк, а целая лошадь.

— Че? — брякнула я.

— Кудри твои как буйные облака, а око, кхем, очи как острые иглы. И ты вонзаешь их в меня в мое бедное, истерзанное переживаниями сердце. И это любовь! — оскалился волк и даже вроде бы подмигнул. Мне показалось, что в мой глюк забрел кто-то с соседней койки. В принципе, все может быть.

— Мнэ-э, — хлопнула я пару раз этими самыми очами. Волк решил, что атака проведена по всем правилам, и двинулся на меня. Я — от него. Так мы протоптали на полянке кружок. А потом волчище сел на зад, вытянул хвост и поморщился.

— Да ладно, Яга, — примирительно сказал волк. — Ты меня знаешь. Девок я только порчу, а тебя испортить уже сложно. Ты же как настойка на шишках, с каждым годом все забористее. Красотка!

— Ды-а? — я даже слегка поддалась на такую откровенно простенькую лесть. Но даже карге доброе слово приятно! Пусть и от серого волка…

— Да если бы я как раньше в человека обращался, я бы с тобой — ух! — захекал волк и быстро продолжил: — Но ты же знаешь, наложили на меня злые люди наговор. Неча, кричат, девок портить. Еще и этот… поп, чтоб ему пусто было. И сам не гам, — волк клацнул зубами, — и другим не дам.

— Потому что неча играть с тем, что жрать надобно, — проговорили за моей спиной. Я ухнула и подскочила. Там стоял кот и многозначительно покусывал лапу между выдвинутых когтей.

— У нас с тобой разные, тэк-с сказать, пред-поч-тения, — по слогам прорычал волк. — Кому мудя над котлом сушить, а кому красных девок на сеновале валять.

— Красных теток! Бают, в терем к цесаревне залез волк, да только мамки и няньки его изловили да вдоволь натешились, — фыркнул кот и ощерился.

У них с волком, видимо, было какое-то противостояние, но я не вмешивалась, а тихонько отступала назад. Фиг его знает, что там у меня в подсознании творится, раз оно такое выдает. Нечего еще у глюков конфликтологом работать. «Надо бежать!» — скомандовала я себе и юркнула задом в ближайшие кусты.

Отползать с места действия хотела я тихо, но разве такое возможно, когда мои тылы так увеличились, что я едва могла обхватить себя руками. «Зато ветки не колются», — убеждала я себя. Психолог сказал бы мне, что все из-за моих комплексов. А что? Хочу же быть красивой и молодой, боюсь постареть. Вон, тридцатник уже стукнуло, пару седых волос уже нашла, а морщинка на лбу… Дальше только обмотаться простыней и медленно ползти на кладбище. Или хотя бы в салон красоты за ботоксом. Моя маман так, собственно, и сделала — надула губы и разровняла все остальное.