Нимфа лунного моря - Вера Александровна Петрук Страница 2

Итак, Айрис родилась в борделе, и ее матерью была «нимфа», конечно, не настоящая, потому что Хозяйка заведения могла рассказывать, какие угодно сказки, но правда была в том, что в обитель греха похищали, заманивали и приглашали самых красивых женщин и мужчин со всего архипелага. Дети рождались здесь редко, а если таковое и случалось, то их отдавали в приют, после совершеннолетия же возвращали на работу Хозяйке. «Меченые» городу были не нужны. Каждый человек, попавший в стены приюта — будь то похищенный, новорожденный или доброволец, получал татуировку в форме морской раковины сзади на шею. «Дети шлюх» шанс на нормальную жизнь в городе не имели, за исключением тех, кому, как Айрис, посчастливилось найти семью. Если мотивы Донны были понятны, то почему Максимиллиан Этвелл согласился взять в дом ребенка «нимфы», до сих пор оставалось загадкой.

Таких детей брали до того редко, что клерк, оформлявший семилетнюю девочку, которую мадам Этвелл привела в ратушу, даже не знал, как проводится процедура. Он работал уже пятнадцать лет, но ни разу с подобным не сталкивался. Татуировку морской раковины оставили, зато выдали открепительные документы, подтверждавшие ее свободу. Их Айрис до сих пор показывала патрулям и стражам города. Патрульные Домники давно знали, что Айрис — член семьи Этвеллов, но все равно ее останавливали. Она подозревала, что им просто нравилось смотреть, как она подбирает волосы и показывает татуировку на шее. По закону, даже освобожденные дети «нимф» не имели права сводить метку.

Айрис выдавали глаза. Изумрудно-зеленые, яркие и чистые, словно омытые водой кристаллы, они могли принадлежать только девушке из «Морской нимфы». Таких не было ни у одной островитянки. Ходили слухи, что Хозяйка использует особую магию, которая меняла цвет глаз всех, кто попадал в дом терпимости, в том, числе и рождающихся там детей — мол, чтобы в будущем было легче находить сбежавших. Но факт оставался фактом. Яркие зеленые глаза в Архипелаге назывались не иначе как «глазами нимфы».

Она не знала, что стало с ее родителями. Старая Руяна не обслуживала клиентов, но нянчилась с младенцами, пока они не достигали трехлетнего возраста, и их не забирал приют. Старуха рассказывала, что однажды Хозяйка принесла ей сверток, внутри которого лежала самая прелестная девочка, которую ей только приходилось видеть. Мать Айрис погибла при родах. Вскармливали девочку всем борделем — по очереди. Айрис смутно помнила те времена, но дружбу с Руяной, которая навещала ее и в приюте, сохранила. Старуха была жива до сих пор, хотя ей должно было быть не меньше ста лет.

Чэд уснул, и Айрис осторожно положила малыша в колыбельку. Выпрямившись, потерла затекшую спину и замерла, когда взгляд случайно упал в окно на серебристую полоску моря, выглядывающую из-за белых шпилей усадьб и вилл самого богатого квартала Домники. Море всегда действовало на нее завораживающе, а в полнолуние, когда вода превращалась в зеркало, и вовсе уносило с острова одним своим видом. И хотя луна светила всем морям мира, Айрис была уверена, что море, виднеющиеся у нее из окошка, назвали Лунным не просто так.

В особо лунные ночи оно преображалось, превращаясь в еще одно светило. Вода источала сияние такой силы, что жители прибрежных районов вынуждены были спать с плотно закрытыми шторами, а уличные фонари отключали за ненадобностью. Волны приобретали молочный оттенок и становились ласковыми и игривыми, словно котята. Они манили далеким прибоем, зазывали тоскливыми криками чаек, будоражили соленым ветром и кружили голову запахом водорослей. Айрис жила на острове, видела море со всех сторон, с любой вершины и любого окна, но стояла на его берегу только в детстве, когда Руяна по выходным забирала ее из приюта и вела на побережье. Айрис мало что помнила из этих прогулок, но сохранила в памяти, будто она погостила у кого-то очень близкого и любящего.

У мадам Донны было много причуд, и самой странной из них был запрет на прогулки к морю. Он касался не только Айрис, но и всех слуг, работающих в доме. Донна Этвелл считала морем источником всех зараз, и, хотя она собиралась отдать ему одного из своего сыновей — того самого, что пророчили в капитаны, запрещала слугам ходить к морю на все время, пока они у нее работали. Чтобы не притащили какую напасть с берега и не заразили детей. И хотя Айрис официально слугой не считалась, запрет на нее распространялся в первую очередь.

С трудом оторвавшись от созерцания освещенной луной воды, девушка случайно поймала свое отражение в настенном зеркале. В комнате царил полумрак, частично развеянный сиянием Лунного моря. Из тяжелой рамы на Айрис взглянули усталые глаза и осунувшееся лицо давно не спавшего и не отдыхавшего человека. На прошлой неделе ей исполнилось семнадцать, но на свои года Айрис себя не ощущала. Ей казалось, что она как минимум разменяла полтинник.

Из-за приоткрытой двери послышались частые шаги, мелкий стук каблуков и шуршание кринолиновой юбки. Для мадам Донны домашние туфельки бежали слишком легко, и Айрис догадалась, кто сейчас нарушит покой малыша Чэда, тем самым испортив ее многочасовые старания.

Однако у самой двери туфельки замерли, будто их владелица в последний момент вспомнила, что стоит у детской, и девушка узнала Кристину, осиротевшую дальнюю родственницу Этвеллов, которую мадам приютила, как когда-то Айрис.

Кристе было четырнадцать, что, по мнению мадам, вполне соответствовало тому возрасту, когда можно начинать ухаживать за детьми. Нетрудно было догадаться, что Криста должна была стать заменой Айрис, которая могла покинуть дом в любую минуту. Ведь в прошлом месяце у Айрис официально появился жених, и об их помолвке даже объявили в Церкви. С одной стороны, Донна Этвелл не скрывала радости, потому что за Айрис обещали хорошие откупные, с другой — открыто рыдала, потому что Криста того опыта сидения с детьми, что был у приемной дочери мадам, не имела, и Донна волновалась не без причины. Ведь через шесть месяцев она ждала прибавления, и за грудничком нужно было кому-то ухаживать.

— Там твой жених! — прошептала Криста в приоткрытую щелку двери, скосив глаза на спящего Чэда. О своем предназначении в семье Этвеллов девочка догадывалась, и участь сиделки Кристу явно не радовала. Младенцев она побаивалась.

Айрис покосилась на часы, показывающие половину