Танцовщица для небесного бога (СИ) - Лакомка Ната Страница 2

— Это для того, чтобы ты знала свое место, — жестко сказала Мекха. — Хула на богов — самое страшное преступление. Твое имя означает «покорность», так будь его достойна. Или назовись Авахаси.[2]

Анджали вышла из дома наставницы с горящими щеками, и к ней тут же подбежали две девушки, ждавшие до этого в тени. Такие же красивые, но смуглые, как палочки корицы, они сочувственно заахали, сразу поняв, что произошло. Одна из них — маленькая и подвижная, как птичка, с дерзким взглядом и коротковатой верхней губой, укоризненно покачала головой:

— Всегда одно и то же… Когда же ты угомонишься, моя дерзкая подруга? Приложи браслеты к щекам, чтобы не осталось следов.

— Нам надо поторопиться, скоро начнется урок танца, а наставница не любит, когда опаздывают, — робко сказала вторая — тоненькая, как бамбук, с коровьими томными глазами. — Тогда мы все будем наказаны.

— Ты думаешь только о себе, Ревати! — раздраженно бросила маленькая. — Как Анджали покажется с таким лицом⁈

— Она права, Хема, — Анджали прижимала к щекам стеклянные браслеты, но они мало помогали. — Наставница Сахаджанья не любит опозданий, а я не люблю пропускать ее уроки. Поспешим!

Девушки побежали в сторону разросшегося баньяна, под которым виднелся длинный дом, обмазанный известью. Анджали бежала посредине, а Хема и Ревати — по обеим сторонам от нее, как верные телохранители.

В их союзе Анджали была самой яркой и талантливой, Хема добавляла озорства и дерзости, а Ревати находилась в тени подруг, слепо восхищаясь всем, что бы они ни говорили и ни делали. Каждую из трех устраивала такая дружба, и давно, еще только поступив в школу апсар, они принесли клятву верности, пообещав, что никогда не расстанутся, и всегда будут любить друг друга крепче, чем сестры.

Возле дома под баньяном раздавались звонкие голоса. На занятия пришли и старшие ученицы, которым уже в этом году предстояло выйти на сцену с танцем, представляющим их мастерство. Они важничали и держались в стороне, высокомерно поглядывая на младших, которые усердно повторяли задания прошлого урока, вспоминая замысловатые ритмы и разминая мышцы.

Как ни старалась Анджали скрыть пылающие щеки, ей это не удалось, и одна из старших девушек тут же обратила на нее внимание.

— Эй, натертая известью! Теперь ты красная, как будто тебя натерли глиной! Похоже, сегодня досталось не только твоим пяткам.

Анджали не успела ответить на насмешку, потому что вперед выскочила малютка Хема, уперев кулаки в бока и воинственно выпятив подбородок:

— Анджали белокожая, потому что ее мать на сносях смотрела на луну! А твоя мать, Джавохири, смотрела на коровьи лепешки! Потому ты и цветом похожа на них!

Девушки оставили разминку и подошли ближе. Ссоры — это всегда интересно. Тем более что опять намечалась ссора между двумя лучшими танцовщицами школы — Анджали и Джавохири. И у той и у другой девушки были свои сторонники среди ровесниц и поклонницы среди младших. Маленькие девочки, только принятые в школу, почитали обязанностью поклоняться кому-то из старших апсар. Считалось привилегией поднести объекту поклонения венок, воду или куркуму с кармином для нанесения знака благословения на лоб.

— О боги! — вскричала Джавохири притворно-испуганно. — Где эта страшная ракшаси,[3] чей грозный голос я слышу⁈

Намек на маленький рост Хемы вызвал громкий смех.

— Она прямо перед тобой! — прыская в кулак подсказала подруга Джавохири. — Смотри, не наступи на нее, а то раздавишь!

Анджали гибким прыжком подалась вперед и встала лицом к лицу с Джавохири. Та была старше на три года, но ростом девушки были одинаковы.

— Меня ты тоже не заметишь? — спросила Анджали, раздувая ноздри.

— Разве ты не знаешь, невежа, что младшая апсара должна во всем угождать старшим? — с издевкой спросила Джавохири. — Принять прах от ног и со вниманием и благодарностью слушать, что тебе говорят? И главное — молчать, пока тебе не велят говорить.

— А разве ты не знаешь, что я всегда поступаю по-своему? — произнесла Анджали сквозь зубы. — И терпеть не могу заносчивых кривляк вроде тебя.

— Ты вся раскалилась, как кусок железа в горниле, — заметила с усмешкой Джавохири. — Остынь. А то плюну — и зашипишь.

— Это ты шипишь! — не осталась в долгу Анджали. — И не потому, что разгорячена! Шипишь, как змея под кустом!

Соперницы уже примерялись, как бы вцепиться друг другу в волосы, но их остановил голос, полный негодования:

— Туда ли вы направляете свою силу, негодницы?

К ним подошла наставница Сахаджанья — очень красивая, хотя и не очень молодая уже апсара, в зеленом сари, расшитом серебром. Она гневалась, и тонкие брови были сведены к переносью, а взгляды, которыми она награждала нарушительниц спокойствия, могли бы воспламенить сухие листья.

— Не сметь устраивать ссору возле моего дома! — она веером шлепнула Джавохири и Анджали по макушкам, и поправила сползший с плеча край одежд. — Вы двое сегодня останетесь на дополнительный час занятий. А если я еще раз замечу что-то подобное, то немедленно доложу старшей наставнице, а там уже — как она решит… — Сахаджанья выразительно указала пальцем в сторону городской стены, за которой — это знали все — гора Сумеру обрывалась, как обрезанная ножом, а у ее подножья ютились те самые жалкие люди, жизнью с которыми пугали каждую непокорную ученицу.

Девушки сразу присмирели и поклонились, принимая прах от ног наставницы. Та кивнула и прошла в дом, ученицы потянулись следом.

Уроки наставницы танца отличались от уроков наставницы Мекхи. Наставница Сахаджанья говорила громко и резко, чеканя слова и пристукивая в такт ладонью, а особо невнимательных награждала ударами веера по голове. Пока ученицы исполняли упражнения, разогревающие мышцы, наставница Сахаджанья читала краткое наставление. Обычно это были практические советы по исполнению танцевальных движений или какие-то сведения из истории танца.

— Танец — это не просто движения руками-ногами и головой под музыку, — говорила Сахаджанья, жуя бетель.[4] Он лежал в круглой корзине, туго обернутый листьями с печатью из сусального серебра. Такой бетель продавался в Джаналоке, и стоил по сто панов за корзину — очень, очень дорого. Такую покупку мог позволить себе только бог или… возлюбленная бога. — Танец — это слияние трех прекрасных — ритма, музыки и божественного наития. Нельзя стать танцовщицей, если ты некрасива телом или лицом, но и красота — еще не главное. Если танцовщица суетна мыслями и сердцем, она никогда не получит божественного благословения в танце. А без него танец — всего лишь деревенские пляски по случаю отела коров, а не божественное служение.

Анджали слушала наставницу вполуха. В окно она заметила пролетающую в небе виману — небесную колесницу. Судя по черным полосам на крыльях, колесница принадлежала господину Читрасене, царю гандхарвов. Анджали невольно замечталась. Как хорошо было бы хоть раз пролететь по небу, посмотреть на землю с высоты птичьего полета, ощутить биение ветра в лицо. Владельцы виман могут в любой момент покинуть Тринаку и отправиться, куда им вздумается.

— Анджали, повтори, что я только что сейчас сказала, — велела наставница танца, и Анджали вернулась из сверкающих поднебесий в домик под баньяном.

— Говори же, говори! — шептала Ревати, подталкивая Анджали острым локотком.

Но легко сказать «говори». Гораздо труднее — ответить тому, кто только что парил в небе наравне с птицами. Пауза затягивалась, и ученицы начали посмеиваться.

— В чем дело? Почему ты молчишь? — спросила Сахаджанья хмурясь и постукивая сложенным веером по ладони.

— Я спрашиваю себя, о наставница, как может мой недостойный язык повторить те мудрые слова, что сказали вы? Не будет ли это святотатством? — нашлась Анджали, склонившись со смирением и покорностью, делавшими честь ее имени.

Ученицы смеялись все громче, и даже наставница танца еле заметно улыбнулась, ее позабавила такая находчивость.

— Смотри, чтобы твой недостойный язык не принес бед твоим достойным пяткам, — заметила она, чем вызвала еще больший смех. — Джавохири, сможешь повторить?