Ворон и радуга. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда Страница 2

Утренний Эсендар Ворон любил больше всего.

В тени центральной улицы ещё ютилась свежая ночная прохлада. Камни под ногами искрились, омытые ночным дождём. Но первые мягкие лучики солнца слепили глаза и ласковым прикосновением грели правую щеку. Тихо, сонно, спокойно.

Народ уже просыпался, начинал сновать по каменным лабиринтам, спешил успеть по своим делам, пока раскалённый южный полдень не накрыл Великий Город, убивая всякое движение. Летом, в жару, днём, все прятались по своим каменным мешкам, погружаясь в ленивую дрёму да потягивая холодное рину. Зато вечером и ночью жизнь кипела, как в ярмарочный день на рынке: шла торговля, люди ходили в гости и, разумеется, в кабаки и трактиры.

Работы в такой толпе и суматохе всегда хватало. Сам он уже давно не промышлял по мелочам, но иногда не мог удержаться, заметив, как у какого-нибудь простофили беспечно болтается на поясе тяжёлый кошель. А ребятки, что ходили у него в подчинении, трудились на совесть – шайка Вифрийского Ворона богатела с каждым днём, лишая покоя стражей порядка.

Солнце лениво выползало из-за величавых колонн Храма Великой Матери, и статуя Милосердной в глубине строения сияла огнём, так что приходилось щурить глаза.

Это свечение снова пробудило в памяти необычный сон. Он, как правило, смеялся над разными суевериями. Но это видение ночью запало в душу, эдакое не просто так приснилось.

Что это всё значило? Пожар – это опасность, ясно-понятно. Надо поосторожничать пока. Мало ли…

А женщина?

Девочка… Красивая тонкая девочка с изумрудными глазами… Странная незнакомка с локонами, как у исчезнувших навеки бессмертных «детей солнца».

Почему она хотела спасти? Почему он ей поверил вопреки рассудку?

И почему в её объятьях было так… как никогда не было с Аллондой?

Ведь он любил её, любил свою белокурую голубку, любил так, как никого прежде. Уже дружки из вольницы подтрунивали, что этак скоро она вовсе обломает крылья Ворону и позабудет тот и небо, и свободу.

А зачем ему теперь небо? Ведь всё небо умещается в её глазах.

Даже лучший друг не мог его понять. Нивирт вовсе бурчал постоянно, что белокурая ведьма Эливерта приворожила, что иначе его одержимость объяснить нельзя.

Эл временами был почти готов с ним согласиться. Если случалось им разлучиться на несколько дней, он делался раздражительным и злым, рычал на всех, кто попадал под руку. И ловил себя на том, что всё время вспоминает о ней: манящие губы улыбались, поддразнивая, насмешливые глаза заглядывали в лицо, он чувствовал её мягкие волосы в своих пальцах, улавливал запах её цветочной воды, ему чудилось, как она прижимается к нему своей роскошной тяжёлой грудью, что не умещалась в ладони, и возбуждённые соски скользят по его коже. Его начинало трясти от этих мыслей, ощущений, незримых прикосновений, и хотелось немедленно оказаться рядом.

И когда он возвращался после таких отлучек, с порога утаскивал Аллонду в спальню. Впрочем, чаще всего, до спальни дойти они не успевали.

Ну да, как всё началось тогда, так и продолжалось по сей день!

Эливерт усмехнулся, припомнив, как он увидел её впервые, и как впервые…

Вот ведь действительно дурак! Безумец! Прав Нивирт, только будучи не в себе, такое выкинуть можно было. Хорошо, что он везунчик каких мало! Теперь они вместе.

Уже почти год он был неизлечимо болен своей белокурой голубкой.

И, скажи кому из вольницы – засмеют, ведь за это время не изменил ей ни разу, ни одну другую девчонку даже не целовал. Куда делось вечное стремление отыметь каждую? С той самой первой встречи – как отрезало. Одно единственное желание осталось…

А ведь всё могло иначе сложиться – Аллонда могла бы выставить его вон. И правильно бы сделала! Но иногда наглость, действительно, второе счастье…

***

– Нивирт! Глянь! Глянь скорее! Кто это?

Был тогда погожий осенний денёк. Солнце припекало по-летнему. И на сердце было легко и радостно, а вот в голове наоборот – тяжело.

Вчера они неплохо гульнули в «Золотом кубке» и сегодня собирались повторить, а пока слонялись бесцельно по самому большому эсендарскому рынку, время от времени покупая разные лакомства, вроде орешек в глазури, или просто пробуя и уходя, заигрывали с симпатичными торговками, лениво препирались со старыми и некрасивыми. И вдруг Эл пихнул приятеля в бок и вид у него был такой, что у Нивирта тотчас стало пакостно на душе. Он обернулся и сразу понял, о ком шла речь, хоть у лавки на углу стояло сразу несколько девиц.

– Ты не знаешь, кто это? – повторил Эливерт как заворожённый, ни на миг не отводя взгляда.

– Эй, брат Ворон, клюв закрой! – хмыкнул Нивирт. – Неужто ты её ещё не видел? Ты же ни одной красотки не пропускаешь мимо, а такую проглядел!

– Проглядел… – озадаченно согласился Эл.

– Ну и верно сделал, – неожиданно заявил Нивирт. – Не про нашу честь…

– Из благородных, что ли? – нахмурился Ворон – белокурая круглолицая красавица с высокой пышной грудью и статной фигурой хоть и одета была роскошно, с иголочки, на дворянку никак не походила.

– Купчиха. Аллондой звать.

– Да ну-у-у! – протянул Ворон. – Стало быть, та самая Аллонда… Я слыхал, что она своей лавкой одна заправляет, сама, да так, что любого мужика за пояс уткнёт. Думал, там этакая гром-баба! А она-то, глянь, какая краля! Я б её…

– И не ты один! – заржал Нивирт. – Многие облизываются. Да только гонору уж больно в ней много! Сколько красоты, столько и дури!

От белокурой прелестницы не укрылось пристальное внимание парней, она покосилась на них надменно и шепнула что-то своей спутнице, после чего обе захохотали весело и явно напоказ.

– Ишь, зубы скалят, дуры! – обиделся Нивирт. – Мне рассказывали, лавка ей от папаши досталась. Как единственной дочери. Старик был скряга и богатей, и всё что имел, только на неё и тратил. Избаловал заразу. А уж теперь её приструнить и вовсе некому – знает цену себе: денег у этой Аллонды поболе, чем у нас в общаке, сиськи вон какие, мужики аж оборачиваются вслед. К роскоши привыкла. На таких, как мы, она и не смотрит!

Нивирт злился, и, зная его насквозь, Эл сейчас очень хорошо понимал причину – они привыкли считать себя хозяевами этого города, и невозможность получить то, что очень хочется – дико раздражала.

– Может, ждёт, когда её король под венец позовёт… – насмешливо хмыкнул приятель Ворона, глядя, как Аллонда исчезает за углом.

– Перебьётся Его Величество! – холодно процедил Ворон. – Нашим всем передай, хоть кого-то рядом с ней увижу – кишки выпущу.

– Ворон, ты чего? Сбрендил? – Нивирт оглянулся на него ошеломлённо. – На хрена она тебе сдалась?

– Я всё сказал.

***

В «Золотой кубок» вечером того дня он уже не пошёл, и на завтра тоже…

А пошёл он к лавке той самой Аллонды. Белокурая купчиха жила в роскошном особняке в самом центре города, на первом этаже которого она собственноручно продавала всякую всячину.

Он сидел напротив, в приятной тени навеса, смотрел на входящих и выходящих покупателей (а таковых было немало), ждал, когда она появится. Некоторых (видимо, особо почётных) Аллонда выходила провожать на крыльцо. И он смотрел, как она лучезарно улыбалась им и махала на прощание ухоженной белой ручкой, а потом снова исчезала внутри.

Тогда он переводил взгляд на застеклённые окна второго этажа и начинал представлять себе, как выглядит её спальня, её кровать… Интересно, спит она нагишом или в ночной сорочке?

Пару раз ему чудилось, когда красотка показывалась с очередным покупателем на крыльце, что она бросала взгляд в его сторону и, кажется, даже заметила и узнала, слегка удивлённо приподняла красивые тонкие брови.

Чушь, ясно-понятно! С чего бы ей запоминать какого-то парнишку с рынка, который на неё пялился утром. Ей вслед столько взглядов летит – только отмахивайся.

Когда надоело сидеть просто так, и в животе заурчало с голодухи, Эл перебрался в ближайший открытый трактир, откуда был превосходный вид на лавку Аллонды, и просидел там до глубокой ночи, пока все окна в её доме не потемнели.