Эффект ласточки - Янина Веселова Страница 2

- Травертин? (тут известковый туф, отделочная горная порода) - не зная, что и думать, шепнула она, тем временем жадно разглядывая странно знакомое помещение, заставленное старинной мебелью. Более всего оно напоминало спальню. Судя по цветовой отделке женскую, но не обычную, а скорее музейную.

Об этом буквально вопила каждая деталь обстановки, начиная с резной мебели и заканчивая гобеленами на стенах. Конечно, существовала вероятность, что это умело стилизованный под старину новодел, но легче Елене Павловне от этого не становилось, особенно учитывая предположительную стоимость окружающих роскошеств.

К тому же ее беcпокоило чувство узнавания, этакое дежавю. Елена Павловна точно знала, что никогда прежде не бывала в этой комнате, но при этом была уверена, что в правом верхнем ящичке изящного бюро лежит обтянутый лиловым бархатом альбомчик, собственноручно исписанный стихами и щедро политый слезами, а в левом нижнем отделении спрятан отделанный резными пластинами из слоновой коcти и шелком веер.

Как такое может быть, госпожа Ласточкина решительно не понимала, а потому решила не гадать понапрасну, а без затей проверить соответствуют ли ее непонятно откуда взявшиеся знания действительности. Спустив ноги с высокой, убранной кружевным бельем, за которое в прошлом году было плачено сорок серебрушек, кровати, Елена Павловна встала, ощутив босыми ногами густой мех. "Медвежья шкура, " - вспомнила она, а перед глазами уже рисовались картины охоты, на которой отец собственноручно добыл шатуна. Знатный был зверь. Матерый. Граф Дроммор тогда сильно рисковал...

- Когда же это было? - задумалась женщина. Ответ пришел незамедлительно: "Прошлой зимой. "

- Господи, твоя воля, - взмолилась Εлена Павловна, понимая, что буквально сходит с ума, - спаси, сохрани, и помилуй.

Почувствовав головокружение, она машинально схватилась за резной столбик кровати из мореного дуба (кривой Антоний, помнится страшно гордился, что именно ему досталась эта работа), машинально кинула взгляд на руку и обомлела. Она была чужая! Рука в смысле. Мало того, что узкая, удлиненно аристократичная, прямо-таки музыкальная, так еще и молодая! Молодая, понимаете вы?! Кожа нежная, пальцы длинные, тонкие, ногти миндалевидные.

- Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – уверенно сказала Елена Петровна и зачем-то зажмурилась.

И тем не менее, когда она открыла глаза, все осталоcь по-прежнему. Кровать, бюро с придвинутым к нему креслицем, шкура с раззявленной пастью и туалетный столик, хитро подмигивающий овальным зеркалом, никуда не делись. Более того, они показались Елене Петровне еще более материальными.

- Со страху вестимо, - догадалась она и, вспомнив трюк с нажатием на глаз, двинулась к зеркалу. - Надо бы убедиться не галлюцинации ли у меня, а то мало ли что. Всякое бывает. Может мне плохо стало. С сердцем, к примеру, или с головой. Да... Вызвала я скорую, теперь лежу в больнице, скорее всего в реанимации, и ловлю галюны под сильнодействующими препаратами.

Успокаивая себя таким натурально попаданческим образом, женщина аккуратно опустилась на ковровый пуфик и медленно заглянула в свинцово-хрустальную зеркальную глубину, из которой на нее испуганно вытаращилась молоденькая девушка. Хорошенькая до невозможности, хотя и не красавица она была стройной до худобы, бледной и встревоженной. "Суповой набор, " - приговорила незнакомку Εлена Павловна и решительно нажала на широко распахнутый, опушенный густыми ресницами серый глаз. Нет, ну в последнюю-то секунду она его прикрыла, конечно. Хватило ума, а может инстинкты сработали.

Отпустила. Γлянула. Дева дисциплинированно раздвоилась.

- Очень интересно, – сурово молвила Елена Павловна и приступила к более детальному осмотру. – Глаза серые, губы пухлые, носик прямой, брови... Нормальные брови, можно сказать соболиные, чуть подкорректировать и вообще красота неописуемая будет. Шейка длинная, породистая. Кожа чистая, жаль немного бледноватая. Похоже, девочка недавно болела. – Девочка, – задумчиво повторила она, словно бы пробуя на вкус это слово. – Девочка. Девочка. Я - девочка! - почти крикнула она и засмеялась. До того анекдотической показалась женщине сложившаяся ситуация. - Достукалась ты, Ленка, довыдумывалась сказочек. Вот и того... Сама в сказочку угодила. В попаданки подалась, идиотка старая! - глядя в зеркало хохотала Елена Павловна, не сводя глаз с отражения испуганной девушки, захлебывающейся истерическим смехом.

Упивающаяся переживаниями женщина не заметила, как открылась дверь и в комнату кто-то вошел.

- Леди Элен, - услышала она словно издалека, но смеяться не прекратила, просто не смогла. - Что с вами, миленькая? Зачем же вы встали?

Елена Павловна не ответила. Бледная девчонка из зеркала перестала подчиняться ей. Она самовольно смеялась и плакала, отталкивала прозрачными руками-веточками смертельно испуганную камеристку. Именно камеристку, причем личную, в этом Елена Павловна не сомневалась, как и в имени служанки. Ее звали Иви. Между тем градус сумасшествия нарастал. Девушка рыдала и хохотала, служанка причитала и звала на помощь, которая не заставила себя долго ждать.

По коридору прогрохотали шаги, и комната наполнилась людьми. Мужчины и женщины толкались, гомонили, чем только больше пугали несчастную. Бедная девочка уже хрипела, отбиваясь из последних сил.

- А ну разошлись, канальи! - вперед протолкался мужчина лет пятидесяти. "Отец, - обрадовалась одна половина Елены Павловны, в то время как вторая ахнула испуганно. - Граф Дроммор. Я пропала. " - Вон отсюда все! - рявкнул тем временем владетель замка и окрестностей. – Лекаря приведите, падальщики проклятые!

Высказавшись от души, он, не церемонясь, оттолкнул в сторону служанку и сгреб в медвежьи объятия заходящуюся в истерике девушку.

- Ну же, милая, успокойся, папочка с тобой, - заворковал нежно граф. - Не вырывайся, солнышко, ты можешь повредить себе. Чшш, хорошая. Что стоишь, дура? – накинулся он на служанку. – Подай госпоже успокоительный отвар.

- Да, ваша милость, – бросилась к прикроватному столику Иви. – Вот, держите...

- Рассказывай, что тут произошло, - легко удерживая дочь, мужчина выхватил у камеристки серебряные поильник.

- Я только на минуточку отлучилась, - жалко кривя рот, принялась оправдываться служанка, наблюдая за тем, как ее хозяин ловко вливает лекарство в открытый рот молодой госпожи, как массирует той горло, заставляя проглотить хотя бы часть отвара. - Только на минуточку... - повторила она. - До ветру сбегала. Возвращаюсь, а тут такое. Леди Элен плачет и смеется, а меня не узнает.

- Идиотка, - устало сказал мужчина. – Полотенце подай. Госпоже лицо вытереть надобно. Поильник прими, корова нерасторопная. Вот так. Теперь позови кого-нибудь, чтобы вместо тебя подежурили с леди, а сама ступай на конюшню. Скажи там, что я назначил тебе пять