Дарья Кузнецова - Модус вивенди (СИ) Страница 20

Моё внимание привлёк звонкий щелчок, который у варов соответствовал нашему междометию «эй!», и я поспешила сосредоточиться на настоящих событиях, а не прошедших. И первым делом мягко, но настойчиво попыталась вывернуться из объятий почему-то не спешившего выпускать меня мужчины. Одержимый на пару мгновений замешкался, но руки убрал. А я с интересом огляделась, добрым словом поминая создателей моего плаща, изнутри почти прозрачного и позволяющего свободно ориентироваться в окружающем пространстве.

Я смотрела голограммы с видами планет и строений, созданными варами, но сейчас отчётливо понимала, что это была бледная тень реальности. Довольно просторная комната имела необычную с нашей точки зрения форму. Здесь не было ни одной прямой грани и острого стыка: сферическая поверхность, образующая стены и потолок, внизу закруглялась внутрь и плавно переходила в неглубокую вогнутую тарелку пола. Отдельного упоминания был достоин и цвет: насыщенная тёмная зелень вершины купола плавно перетекала в солнечную желтизну центральной части пола через яркие, сочные оттенки настолько плавным градиентом, что взгляду было не за что зацепиться.

И я сообразила, что именно это напрягает больше всего: отсутствие «блестящих» точек. Неявные границы совмещения поверхностей и цветов делали очертания расплывчатыми, и вся комната казалась сплошным оптическим обманом. Это ощущение только усиливалось отсутствием видимых источников света; то ли светился сам воздух, то ли стены. Не более реальным чем его окружение выглядел и встречающий нас вар в своём тускло-сером плаще, мерцающем в рассеянном свете как срез авантюрина или свежий снег ясной морозной ночью.

— Рад приветствовать говорящих, — первым нарушил тишину местный.

Язык у них был очень простой для понимания и запоминания, даже почти примитивный. Никаких родов, падежей, склонений и спряжений, слова не меняли свою форму, три простых времени — настоящее, прошлое и предполагаемое, причём последние два образовывались от первого добавлением дополнительных слов, которые можно было перевести как «был» и «буду». А вот произношение на наш взгляд было сложным, череда шипящих и цокающих звуков при почти полном отсутствии гласных. Челюсть и гортань у варов были очень похожи на человеческие, как и прочие части организма, но в строении имелись и отличия, определяющие эту самую сложность произношения.

С другой стороны, им разговаривать на нашем языке тоже было непросто, не говоря уже о том, что некоторые его аспекты они были просто не способны понять; как, например, те самые рода. У них вообще в языке отсутствовали понятия «мужчины» и «женщины», что странно, поскольку сами палачи были такими же двуполыми млекопитающими, как люди.

— Рад приветствовать говорящего, — осторожно ответила я, радуясь, что у меня была возможность потренироваться в этом странном языке. Получилось не идеально, но, насколько я могла судить, вполне правильно, хотя встречающий отчего-то на несколько мгновений завис, задумавшись. И я пожалела, — подозреваю, не последний раз, — о существовании этих дурацких плащей, потому что из-за одежды невозможно было следить за мимикой и реакциями собеседника.

— Следовать за мной отдыхать, — в конце концов решил он. Теперь замешкалась уже я, пытаясь сообразить, как правильно попросить его прихватить наши вещи: мы-то гравитонными полями управлять не умели, а высовывать из-под плащей части тела инструкция запрещала наистрожайше, потому что это всегда заканчивалось плачевно. Но Одержимый умудрился просто и изящно выкрутиться из ситуации: накрыв полой плаща, подобрал сумку, не высовываясь из-под слоёв ткани. Плащ, правда, теперь странно топорщился, но это никаких вопросов и нареканий у провожатого не вызвало.

— И что, эти капюшонники вообще никогда свои тряпки не снимают? — уже на родном языке мрачно уточнил у меня Ветров, пока мы шли по залу.

— Неизвестно, но, мне кажется, иногда всё-таки снимают. Конечно, всякие процедуры вроде мытья или даже размножения можно исхитриться и провернуть так, но в это слабо верится. И зачем им в таком случае комбинезоны под плащами? — с сомнением ответила я. — Может, это просто допустимо только в очень ограниченном кругу лиц. Ну, как у нас раздеваться донага. А публичная демонстрация настолько неприлична, что за это сразу убивают на месте, — я пожала плечами. Версий, объясняющих поведение варов, были тысячи, вот только подтвердить или опровергнуть ни одну из них сами инородцы не хотели: всё это также были «не темы для разговоров». — Во всяком случае, по отзывам наших предшественников, в личных покоях они спокойно ходили без плащей, и это никак не каралось.

— Ты меня утешила, — хмыкнул он.

Дальнейший путь мы проделали в молчании. Лично я была слишком поглощена окружающими видами, а Одержимый… тоже, наверное, осматривался.

Дверь была реализована тоже очень необычно: материал стен по команде раздался в стороны, собираясь мягкими складками и открывая овальный проём. По короткому округлому коридору того же цвета, что и комната, мы прошли в небольшой шарик, очень похожий на мыльный пузырь — такой же радужно-прозрачный. От окружающих видов захватило дух: оказывается, мы находились на огромной высоте. Здание, из которого мы вышли, напоминало большую детскую пирамидку или нитку бус, и состояло из нанизанных на единый стержень ярко-алых дисков разного размера, а тот ярус, который мы покидали, был по кругу облеплен похожими на наш пузырями. И был он далеко не самым верхним.

Пузырь отклеился и плавно двинулся куда-то в сторону между сине-зелёной землёй и бирюзовым небом, среди тонкой паутины облаков. Однородной поверхность внизу казалась только с высоты; на самом деле это был лес. Правда, состоял он из гигантских лишайников.

В небе вокруг хватало разнокалиберных радужных пузырей, летящих во всех направлениях. В некоторых можно было разглядеть по одному или двое палачей, в некоторых летели целые компании, но все без исключения — в неизменных плащах.

Разноцветные «гирлянды» тянулись к небу на весьма внушительных расстояниях друг от друга. При виде таких сочных и ярких цветов было высказано предположение, что вары как-то общаются с их помощью, но попытки выяснить это ни к чему не привели. Когда варам показывали различные цветные изображения, они задавали вопросы, что это за мир и где это находится, или уточняли, что нарисовано, то есть — имели представление о графическом отображении информации, хотя сами им не пользовались. А внешняя окраска зданий скорее всего определяла их назначение: красными разных оттенков были всевозможные общественные, жилые — зелёными. Ещё изредка попадались синие, но людей туда не пускали, и назначение их оставалось неизвестным. Всевозможная автоматическая следящая аппаратура без комментариев и претензий уничтожалась на подходе, людей вежливо заворачивали. Резервным оставался вариант с заброской туда кого-то из Одержимых, но к нему пока не прибегали. Кто знает, как вары отреагируют на такую бесцеремонность!