Заповедная тропа - Ольга Богатикова Страница 20

— Они держат собственную мастерскую, — пояснила я. — Правда, именно ювелиром является только мой отец. Мама ведет документацию, занимается бухгалтерией, ищет клиентов, договаривается с магазинами. У них отличный тандем — и в бизнесе, и в быту.

На самом деле, это не удивительно. Маги огня всегда отлично взаимодействуют с деятельными менталистами. Если верить астрологам, у таких пар получаются особенно крепкие и дружные семьи. Мои папа и мама яркое тому доказательство.

— Братья или сестры у тебя есть?

— Нет, я единственная и неповторимая. А ты?

— Я тоже единственный.

Его взгляд отчего-то погрустнел.

— А родители?..

— Они умерли. Оба, — Царев подцепил вилкой кусочек жареной картошки, однако вместо того, чтобы его съесть, окунул в соус и принялся выписывать на тарелке затейливые узоры. — Отец — пару лет назад, а мать — примерно через три года после моего рождения. Я ее совсем не помню.

— Это печально, — тихо заметила я.

Иван пожал плечами.

— Знаешь, Василиса, я очень люблю, когда люди рассказывают о своих семьях, — произнес он. — О том, как по вечерам они собирались за столом, чтобы поужинать и обсудить события прошедшего дня. Как лепили зимой снеговиков, а потом развешивали на батареи промокшие варежки и отогревались липовым чаем. Как ходили за земляникой или купались в реке. От этих рассказов становится тепло, и появляется чувство, будто я тоже причастен к их домашнему уюту.

— У тебя такого уюта не было?

Он неопределенно махнул рукой.

— Был, наверное. Но быстро закончился, — Иван перестал размазывать соус и все-таки съел свою картофелину. — До десяти лет я жил с дедом — тем самым лесником, о котором рассказывал у озера. Он был отцом моей матери, и после ее смерти занимался моим воспитанием. Умный был человек. Учил меня разбираться в травах, общаться с животными. Любить их учил и защищать. Мы с ним фактически жили в лесу, отдельно от других людей. Хозяйство у нас было. Правда, небольшое: коза, три курицы с петухом, да огород, на котором мы картошку с луком выращивали. Когда я тропинки лесные изучил, дед меня в соседние деревни начал отпускать. Я туда часто бегал — к друзьям или в школу. А потом вдруг появился отец. Я ведь знать не знал, что он у меня есть, представляешь? Привык, что мы с дедом вдвоем живем, и никого у нас больше нет. Мне потом рассказали, что отец с матерью даже не были женаты. Встречались какое-то время, потом разошлись. Папа понятия не имел, что у него есть сын. А как узнал, мигом нас отыскал и в гости приехал. Знаешь, он меня тогда поразил своим видом. Высокий, стильный, в красивом пальто и дорогих ботинках. И машина у него была — большая, черная, заграничная. Я такой техники никогда раньше не видел. Отец же, когда меня узрел, за сердце схватился. Сказал, будто самого себя повстречал — десятилетнего. Он у нас тогда два дня прожил. С дедом дрова рубил, ходил в лес, долго о чем-то разговаривал. А затем дед мне сказал, что я должен поехать с отцом в город. Что мне там будет лучше и интереснее. Что отец у меня человек хоть и успешный, однако ж очень одинокий и за ним кто-то должен присматривать.

Иван усмехнулся.

— И ты уехал?

— Конечно, — кивнул он. — Увез меня батя в Москву, и стали мы с ним жить вместе. У него имелась большая трехкомнатная квартира в высоком многоэтажном доме. Мне, деревенскому пареньку, поначалу там было страшно и некомфортно. Большой город меня оглушил, обездвижил. Я ведь к деревьям привык, к тишине, к белкам, а там шум, газоны и бетонные коробки. Потом ничего, привык. В школу пошел, обзавелся новыми друзьями.

— А дедушка?

— Дед к нам в гости всего один раз приезжал — через три месяца после моего отъезда. Видимо, хотел убедиться, что я хорошо устроился. А потом вернулся в свой лесной дом и умер. Соседи сказали, сердце прихватило. Когда оно у него остановилось, по всей округе собаки завыли. Три деревни своим плачем на уши поставили. Тот вой местные жители до сих пор вспоминают.

— Больше ты в тех местах не бывал?

— Отчего же? Мы с отцом дважды в год туда приезжали — на кладбище. Могилы навещали — мамину и деда. Папа лично оградки вокруг них устанавливал и сорняки полол. Хорошим он мужиком оказался, отец-то. Умным, сообразительным. Справедливым. Я к нему долго привыкал, а он меня сразу полюбил. Держал, правда, в строгости. За школьными оценками следил, в кучу спортивных секций записал. Я и плавал, и бегал, и каратэ занимался. Игрушки только по праздникам получал или за какие-нибудь спортивные заслуги. Словом, жили мы нормально, однако в доме у нас здорово не хватало женской руки. Отец, когда с матерью моей расстался, дважды пытался семью создать и дважды разводился. Когда меня к себе перевез, хотел жениться в третий раз, а только ничего у него не вышло. Женщин в его жизни было немало, но ни одной из них он кольца на палец так и не надел. Я после окончания университета тоже жениться поспешил. Очень уж хотелось теплый дом, и чтобы в нем пирогами пахло, дети кричали, собаки лаяли и канарейки пели. В итоге — ни детей, ни канареек, ни пирогов. Наверное, у нас это семейное.

Иван отставил в сторону пустую тарелку и налил себе из маленького чайника облепихового чая.

— От чего умер твой отец? — спросила я.

— От рака, — ответил он. — Сгорел за два месяца, как свечка. О том, что он болен, мы узнали слишком поздно, поделать ничего уже было нельзя.

Несколько минут мы молчали. Царев пил чай, я рассматривала золотистый ободок его чашки.

— Хорошо у вас в заповеднике, — негромко заметил Иван. — Знаешь, я бывал на многих природоохранных территориях, но нигде не встречал такой волшебной атмосферы. Воздух, который можно пить, как нектар, деревья, которые, словно пытаются с тобой говорить, душевные люди… Честное слово, будто вернулся в детство — в дедов лес. Осталось подружиться с белками.

Ну да, со змеями-то ты уже подружился. Жаль, что нельзя, добрый молодец, прямо сейчас отвести тебя к Зеркальной горе. Она всю подноготную людскую показывает. Очень мне любопытно после таких откровений на тебя настоящего посмотреть.

— Не жалко тебе в наш чудесный лес туристов пускать? — с улыбкой поинтересовалась я. — Чудеса хороши, когда скрыты от посторонних глаз. Толпа их растопчет и на сувениры разорвет.

Царев пожал плечами.

— Это, Василиса, решать не мне. Сам-то я