Лиза Смит - Дневники вампира: Голод Страница 20

— Вовсе не любым животным по своему усмотрению. Дамон ограничен одним животным — или, максимум, двумя. Сомневаюсь, что даже с его Силой он способен на что-то большее.

— Значит, мы продолжаем искать ворону.

— Верно. Кроме того, внимательно наблюдая за поведением обычных животных, ты сможешь понять, что он где-то неподалеку. Животные обычно не слишком хорошо на нас реагируют — они чуют, что мы охотники.

— Янцзы неистово лаял на ту ворону. Как будто знал, что с ней что-то не так, — припомнила Елена. — Ах… Стефан, — добавила она изменившимся тоном, когда новая мысль ее поразила. — А как на счет зеркал? Я не помню, чтобы ты когда-либо смотрелся в зеркало.

Какое-то время Стефан хранил молчание.

— Легенда гласит, — сказал он затем, — что зеркала отражают душу того человека, который в них заглядывает. Вот почему первобытные люди страшатся зеркал — они боятся, что их души будут пойманы в ловушку и похищены. Предполагается, что мне подобные вообще не отражаются в зеркалах — ведь у нас нет душ.

Медленно-медленно он протянул руку к зеркалу заднего вида, наклоняя его так, чтобы Елена смогла туда заглянуть. В посеребренном стекле она увидела его глаза, потерянные, загнанные и бесконечно грустные.

Она почувствовала, что сейчас просто необходима поддержать Стефана.

— Я люблю тебя, — прошептала Елена.

Это было единственное утешение, которое она могла ему предоставить. Больше у них ничего не оставалось.

Стефан крепко обнял Елену и зарылся лицом в ее волосы.

— Ты — мое зеркало, — прошептал он в ответ.

Напряжение постепенно уходило из его тела, пока теплота и спокойствие, напротив, втекали внутрь. Елена также ощутила облегчение, и покой буквально ее пропитывал. Было так славно, что она чуть не забыла уточнить у Стефана смысл его последней фразы. Вспомнила она об этом, только когда они стали прощаться у входной двери.

— Я — твое зеркало? — спросила Елена тогда, глядя на Стефана.

— Ты забрала мою душу, — пояснил он. — Закрой дверь и сегодня ночью больше ее не открывай.

Затем Стефан ушел.

— Елена, слава богу! — воскликнула тетя Джудит. Когда Елена недоуменно на нее посмотрела, тетя добавила: — Бонни звонила с вечеринки. Она сказала, что тебе вдруг стало плохо. Когда ты не вынулась домой, я встревожилась.

— Мы со Стефаном поехали прокатиться. — Елене очень не понравилось, как изменилось лицо тети после упоминания о Стефане. — А что, есть проблемы?

— Нет-нет, просто… — Тетя Джудит явно не знала, как закончить предложение. — Знаешь, Елена, мне кажется, будет лучше… если ты станешь реже видеться Стефаном.

Елена окаменела.

— И ты туда же?

— Нет, не то чтобы я верила в эти сплетни, — стала убеждать ее тетя Джудит. — Но, ради твоего собственного блага, лучше держать его на определенной дистанции, иначе…

— А может, лучше вообще его бросить? Отвергни Стефана потому, что люди распускают о нем разные слухи? Держаться подальше от оклеветанного из опасения, что часть грязи прилипнет ко мне? — Гнев оказался желанным выходом, и слова буквально прыгали в горле у Елены, пытаясь разом оттуда выбраться. — Нет, тетя Джудит, мне не кажется, что это будет лучше. А если бы речь шла о Роберте?

— Елена, я запрещаю тебе разговаривать со мной в таком тоне!..

— Я все равно уже закончила! — выкрикнула Елена и резко развернулась к лестнице.

Ей удалось сдерживать слезы, пока она не оказалась в своей спальне и не закрыла за собой дверь. Затем Елена бросилась на кровать и горько зарыдала.

Вскоре Елена заставила себя встать, чтобы позвонить Бонни. Бонни была сильно возбуждена и чрезмерно говорлива. Почему Елена спрашивает, не случилось ли чего-нибудь необычного после того, как они со Стефаном ушли? Необычным стал сам их уход! Нет, этот новый парень Дамон ничего такого про Стефана не говорил, он просто поболтался там еще немного, а затем исчез. Нет, Бонни не видела, чтобы он с кем-нибудь уходил. А что? Елена что, ревнует? Да-да, конечно, это шутка! Хотя он действительно был великолепен, разве не так? Чуть ли не великолепнее Стефана — если, конечно, тебе нравятся темные волосы и черные глаза. С другой стороны, если тебе нравятся более светлые волосы и карие глаза…

Тут Елена немедленно заключила, что у Алариха Зальцмана глаза карие.

Наконец она повесила трубку и только тогда вспомнила про записку, которую нашла у себя в сумочке. Пожалуй, Елене следовало спросить у Бонни, не подходил ли кто-нибудь к ее сумочке, когда она была в столовой. С другой стороны, Бонни и Мередит тоже отлучались в столовую. Кто-то мог подложить записку именно тогда. От одного вида темно-лилового листка бумаги Елена ощутила во рту медный привкус. Она едва могла на нее смотреть. Но теперь, оставшись в одиночестве, Елена непременно должна была развернуть записку и прочесть ее снова. Все это время она надеялась, что слова каким-нибудь образом станут другими. Возможно, раньше она просто ошиблась.

Но слова не стали другими. Четкие угловатые буквы так резко выделялись на бледном фоне, как будто они были десять футов в вышину.

Я очень хочу до него дотронуться. Больше, чем до любого из моих знакомых мальчиков. И Стефан тоже хочет до меня дотронуться, потому что явно сдерживается.

Ее слова. Записанные ею самой в дневник. В тот, который похитили.

На следующий день Бонни и Мередит постучали в дверь дома Гилбертов.

— Стефан позвонил мне вчера вечером, — сообщила Мередит. — Он сказал, что не хотел бы, чтобы ты сегодня шла в школу одна. Сам Стефан сегодня в школу не собирается, так что он попросил, чтобы мы с Бонни тебя проводили.

— Эскортировали, — уточнила Бонни, которая явно пребывала в хорошем настроении. — Отконвоировали. По-моему, чертовски мило с его стороны, что он так заботлив.

— Надо думать, он тоже Водолей, — предположила Мередит. — Идем, Елена. А то я убью эту дурочку, прежде чем она заикнется насчет Алариха.

Елена шла молча, размышляя о том, что за дела могли найтись у Стефана, чтобы он решил пропустить занятия в школе. Сегодня она чувствовала себя такой уязвимой и беззащитной, как будто с нее содрали кожу. В такие дни Елена готова была расплакаться от любого пустяка.

На доске объявлений у канцелярии был приколот листок темно-лиловой бумаги.

Ей следовало бы заранее догадаться. Глубоко внутри себя Елена уже это знала. Вор не успокоился на том, что сама Елена узнала о его знакомстве с ее, исключительно личными записями. Теперь он демонстрировал ей, что эти записи вполне можно сделать публичными.

Елена оторвала записку от доски и быстро ее скомкала — после того, как прочла. Слова словно горели у нее перед глазами.