Нина Дьяченко - Зеркальные тени Страница 20

Самыми неприятными были моменты, когда во время использования некоторых магических свойств, он неприятнейшим образом расширялся, отчего возникало довольно некомфортное ощущение растягиваемых мышц вокруг глаза. Да ещё и эти мелкие шрамики…

Глаз был того же серого цвета, что и мой настоящий, и выглядел бы совершенно нормально, если б не вертикальный зрачок. О, да, дедушка, твой знакомый сделал меня незаметным в толпе и совершенно незапоминающимся!

Пришлось спешно отращивать чёлку и учиться носить её так, чтобы она служила надёжной вуалью от чужих взглядов.

Правда, благодаря вертикальному зрачку в искусственном глазу ночью я вижу как кошка, зато днём — немного хуже. Пришлось очень долго приспосабливаться к разнице в способе видения одного глаза и другого. Пришлось надеть очки, чтобы якобы плохим зрением маскировать временную почти слепоту, когда я терял контроль над глазом. Это было больно: слишком яркие или, напротив, чересчур расплывчатые образы ударяли прямо в мозг, принося страдания, в первую очередь острые приступы головной боли.

Кроме того, благодаря искусственному глазу я могу гораздо быстрее влиять на людей с помощью моих магических способностей. Глаз словно усиливает их, будто лупа, концентрирует. И в этом ещё один его плюс.

Позже очки я решил оставить, хотя и снабдил их обычными стеклянными, не увеличивающими линзами. Они мне даже пригодились для создания образа «умного доктора». Без них я выгляжу слишком молодо, и мне в будущем не доверился бы ни один пациент — человеческая уязвимость проявляется и через стереотипы, но как же они мне надоели!

А созданный образ, кстати, великолепно помогает на лекциях — сразу создаёт у большинства преподавателей доверие и уважение. Конечно же, без моего интеллекта и талантов всё это было бы нелепой, шутовской игрой, фикцией, и скорее вызывало бы только насмешку.

И всё-таки… очень многие ловятся на мой образ — я умею выглядеть надёжно и доброжелательно, хотя, по мнению Аояги и Сае, выгляжу чересчур экстравагантно для будущего хирурга.

«У тебя образ кинозвезды или модного стилиста, хотя нет, для стилиста ты выглядишь слишком мужественным», — однажды с весёлой улыбкой заметила Сае. «Обычно они все геи, красят губы и глаза и ведут себя довольно развязно».

«И всё-таки твоё желание одеваться только в белое… согласись, ты слишком помешан на создании ангельского образа или утрируешь привычку врачей носить белые халаты и шапочки», — добавила она.

«А мне очень нравится твой образ, не меняй его», — неожиданно вмешалась в нашу беседу Тензо. Она говорила, старательно отводя от меня взгляд и почему-то краснея.

Я подошёл к застывшей, словно изваяние, медсестре и взял её за руки, проникновенно глядя в глаза. Тряхнув головой, отбросил чёлку, открывая искусственный глаз.

Она сперва вздрогнула, а затем, когда я пристально уставился на неё, и вертикальный зрачок, я это знал, сузился, она замерла и с остекленевшими глазами уставилась на меня, словно кукла, ожидающая приказа кукловода.

Я стал тянуть из неё жизненную энергию, упиваясь своей силой. Я мог бы заставить её сделать всё, что угодно, даже убить собственных родителей или любимого человека, попытаться напасть на совершенно незнакомого прохожего на улице, полностью раздеться и отдаться мне прямо на полу.

Я чувствовал, как её сердце бьётся все реже и реже, как пульс становится почти неощутимым, у меня появился соблазн убить её, сделать на миг прекрасной, но мёртвой куклой, но…

Я не захотел, сам не зная, почему.

Возможно, идея о слишком большом количестве собственных кукол, пусть даже эта коллекция и будет собрана исключительно в моём сознании, показалась мне извращённой, отдающей гнилым привкусом плесени и тошнотой после опьянения.

Я неохотно отпустил её руки, глянул на часы и сообразил, что время посещений уже закончилось пять минут назад.

Улыбнувшись, я приказал ей придти в себя через несколько минут и забыть всё произошедшее, а затем направился к выходу, не скрываясь.

Преимущество магии перед обычными стилями убийств в том, что тебя ни за что будет привлечь. Не садят же у нас за сглазы, чёрную магию и прочие вещи, в которые старательно не верят упрямые обыватели. Зато какой простор для деятельности открывается тем, кто знаком с силами тьмы, имеет власть над демонам, и не только над ними.

Дедушка рассказал, что почти у каждого жителя из потустороннего мира есть своё особенное оружие — это могут быть и животные из Нижних миров, которые подчиняются им. Чем сильнее существо из Междумирья, тем больше у него слуг, рабов, орудий? Я не знаю, но дедушка помог мне составить формулу заклинания и вызывать одного из них. И теперь мне подчиняется жуткая на вид и огромнейшая тварюка, очень напоминающая дракона о семи головах, да ещё и дышащего пламенем. Я даже усмехнулся, представив себя в роли дурацкого рыцаря, сражающегося с драконом. Правда, дракон казался не совсем материальным, иногда он просвечивался, словно был отличной галлюцинацией после трубки с опием.

Странно, что его, в отличие от демонов, я совершенно не боюсь, мне не надо беспокоиться о точности нанесения линий пентаграмм — он верен мне, словно собака, которая нашла своего хозяина. Даже странно, учитывая, что он мог бы уничтожить меня одним движением, сжечь огнём одной из своих голов. И его размеры… если представить себе динозавра и умножить на слона — получится примерный образ моего слуги. Но, к сожалению, получить других подобных животных в подчинение мне больше не светит — эта тварь просветила меня по этому поводу, а то наделал бы я дел, попытавшись приручить других кошмарных созданий. Особенно опасным было вызывать кого-то из тех, у кого уже были свои хозяева — мучительная смерть была гарантирована, как и моментальное нападение.

Но мне хватит и его одного, я надеюсь, моего единственного слуги и моих демонов, и тех магических сил, которыми я научился пользоваться, плюс волшебные свойства глаза, — чтобы отомстить Йоширо, победить его раз и навсегда.

Наверное, дело не столько в мести, сколько в том, что я его действительно побаиваюсь. Ведь я знаю, на что он способен. Если он оказался способен убить не только моих родителей — в том числе нашего общего отца — но и собственную мать, то что ему стоит прикончить меня?

Его безумная любовь требовала уничтожения объекта, и чем сильнее он кого-то любил, тем сильнее желал убить собственными руками.

Я теперь знаю, насколько сильно он меня любит, но… мне не нужны подобные чувства.

Осознание природы его чувства стало таким же болезненным испытанием, как и попытки обнаружить дно в собственных глазах, глядя на себя в зеркало. То тёмное, что было во мне, имелось и в Йоширо, только во мне оно не было настолько сильно выражено… пока.