Дочь атамана - Тата Алатова Страница 21

— Барышня не принимают-с, у них мигрень.

— Глупая девка, — процедил граф, — твое дело — доложить. Уж меня-то примут.

— Никак невозможно, — твердея голосом, возразила Саша. — Батюшка-атаман строго-настрого запретил молодой барышне знаться с чужими господами. Они тут коротают дни в уединении и размышлениях праведных. К постригу готовятся!

Он замахнулся сердито, выведенный из себя дворовой непочтительностью, но Саша только отскочила.

— А чего это вы на чужих людей руку заносите, — завопила она, — своих лупите, а нас атаман в обиду не даст! Хоть графьям, хоть кому!

Плахов смешно вытаращил глаза, кажется, никогда в жизни он не встречался с подобной наглостью.

— М-да, — выдохнул он, — распустил Лядов челядь. И дочь его, знать, от рук отбилась. Виданое ли это дело — молодой барышне одной в деревне жить!

— А вы почем знаете, что одной? — удивилась Саша. Они ведь только вчера приехали. Неужели слухи тут носятся быстрее ветра?

Плахов не удостоил ее ответом, поднялся по ступеням и бестрепетно вошел в дом, будто его пригласил кто.

— Экая пакость, — выругалась тихонько Саша и поспешила следом.

Изабелла Наумовна, бледнея от волнения, стояла перед гостем в передней с шубой в руках. Видимо, спешила по своим делам, да так и обмерла от такого роскошества.

— Александровна Александровна? — переспросила она тонким голосом и бросила преисполненный муки взгляд на Сашу, стоявшую за спиной Плахова.

Саша поспешно схватилась за голову, кривясь, будто от боли.

— Мигрень у барышни, — с неуместным счастьем выпалила гувернантка. Кажется, мысль, что ей придется представлять воспитанницу, обмотанную крестьянскими тряпками, привела ее в ужас.

Плахов отшатнулся от ее радости, но быстро совладал с собой.

— Бумагу несите, — высокомерно обронил он. — Записку писать изволю.

Изволит он!

Саша тихонько попятилась и снова выскользнула на улицу, торопливо сворачивая к саду. Подумаешь, попоны! Лошади-то под ними обыкновенные, да у отца солдаты ездят на лучших. Да и сам граф тот еще жеребец напыщенный.

— Пакость, пакость, — приговаривала она, протаптывая дорожку по свежему снегу, — хоть бы провалился куда.

Ох, какую головомойку устроила ей часом позже Изабелла Наумовна!

— Такой обходительный господин, — причитала она, — граф! И тут наша егоза! Вот стыдоба! Стыдобище!

Саша послушала ее, послушала да и пошла к Марфе Марьяновне помогать чесать кудель. Кормилицу, по крайней мере, этот казус только рассмешил.

Михаил Алексеевич вернулся к вечеру, да не с пустыми руками. С собой он привез дородную, преисполненную достоинства женщину, которая оказалась кухаркой, перекупленной у какого-то местного дворянчика.

— А Семенович? — растерялась Саша.

— А что Семенович? — мягко переспросил управляющий. — Он ведь стряпать терпеть не может. Я его Шишкину отдал, на конюшни, а радости было — будто изумрудами осыпал. Что же вы за столько лет не спросили, к чему у человека душа лежит?

— Так не жаловался ведь…

Михаил Алексеевич тихо рассмеялся, отчего у Саши отчего-то в животе стало тепло и щекотно.

— Саша Александровна, — удивительно по-доброму произнес он, и она вспыхнула, ощутив неприличную интимность этого обращения, хотя казалось — привыкла с детства. Но так ее называли только свои и никогда — посторонние. Михаил Алексеевич будто шагнул в невидимый ближний круг, и захотелось увернуться от теплоты его голоса и спокойного, открытого взгляда. — Вот и вышло, что вы столько лет питались отравой, а человек страдал. Хорошо разве?

Она замотала головой, будто лошадь, увидевшая препятствие, чтобы отогнать чары этого мгновения.

— Михаил Алексеевич, — пожаловалась тут же, — ко мне граф прилип!

— Как прилип? — нахмурился Михаил Алексеевич обескураженно.

Она поспешно извлекла из складок поневы записку, полную витиеватостей, комплиментов и угроз совершить еще один визит на днях.

Гранин внимательно ознакомился с написанным:

— И чем он вам не угодил?

— Так ведь едва не побил, Михаил Алексеевич.

Он вскинул на нее взгляд — из туманной синевы неожиданно проступила режущая колкость льда. Ух, порезаться ведь можно!

Саша облизала пересохшие губы, ощущая себя ребенком, прибежавшим с ябедами к нянюшке.

— И как же вы позволили? — спросил он холодно. — Разве разучились давать отпор? Разве о ваших дуэлях не судачила вся столица?

— За дворовую девку принял, — торопливо пояснила она, пока лед не сковал Михаила Алексеевича совершенно. — Я ведь вон какая, — и она развела руками. — Разуверять его я не стала.

В отличие от Изабеллы Наумовны он не принялся винить Сашу в приключившихся бедах. Прищурился только задумчиво, а потом усмехнулся.

— Предоставьте графа мне, — сказал уверенно, — он сюда дорогу забудет.

— Да вы ведь поди не знаете, с какого конца за шпагу браться!

— Я с ним и без шпаги совладаю, — заверил ее Михаил Алексеевич, все еще недобро усмехаясь, — голыми руками.

И Саша — поверила.

Глава 10

Возвращаясь из уездного города, Гранин вместе с Шишкиным объехали часть пашен и лугов. Конечно, те уже были припорошены снегом, но земля все помнила.

Земля говорила с сыном травницы.

Последние сомнения оказались развеяны: Мелехов продавал на сторону большую часть хозяйского урожая, что подтвердил и городской староста накануне. А беззаботный атаман, очевидно, не утруждал себя чтением отчетов и хоть каким-то интересом к усадьбе. Он прекрасно жил на средства, которые выделяла казна на содержание его войск. Императрица, хоть и всячески отлынивала от дел государственных, безопасность границ блюла неукоснительно.

Меньше всего Гранину хотелось начинать свою службу на Лядова с доносов, ему претила мысль о том, какая расправа может ожидать Мелехова.

Однако позволять обкрадывать Лядова и впредь было невозможно тоже, и после ужина Гранин все же написал длинное письмо атаману, заодно испрашивая разрешения на постройку каменных конюшен и прикладывая стоимость их возведения. Он подробно перечислил достоинства таких конюшен, ссылаясь на мнение Шишкина, а также попросил дополнительных работников, держа в уме, что Лядовой может понадобиться дополнительная охрана, ведь кто знает, каких хлопот теперь ждать от графа Плахова.

Того самого Плахова, которого канцлер твердо решил обвенчать с Лядовой.

Это и было вторым поручением для Гранина: сделать все возможное, чтобы девица прониклась графскими достоинствами и одарила Плахова несвойственной ей благосклонностью.

Выступать в роли сватьи Гранин и прежде не собирался, а после того, что