И остался только пепел (СИ) - Осокина Анна Страница 22

Вдруг она увидела Грига. Жрец медленно шел, опираясь на руку княжеского лекаря. Они о чем-то беседовали. Женщина затаила дыхание. Они дошли до каменной скамьи и присели. Исха все это время сидела прямо на траве, в окружении кустов, поэтому осталась незамеченной. О чем мужчины говорили, слышно не было, но лекарь вскоре оставил своего пациента в одиночестве. Ведьма долго не двигалась, наблюдая за Григом. Тот просто сидел, жмурясь на мягком осеннем солнце.

«Трусиха», — сообщил внутренний голос. На это Исха только вздохнула. Не замечая того, она грызла кожу вокруг ногтя на большом пальце. «Трусиха», — повторил голос.

— Ладно. Хорошо.

Одним резким движением она встала, и, поплотнее запахнувшись в шарф, с книгой наперевес, пошла к нему. Сердце билось, как сумасшедшее.

— Здравствуй.

Ему пришлось приставить ладонь козырьком к глазам, чтобы посмотреть на нее против солнца.

— Исха, — растерялся жрец.

— Я не помешаю?

Он отрицательно замотал головой. Она присела рядом.

— Как ты?

Он приложил руку к груди, прислушиваясь к сердцу.

— Заживает потихоньку… А как ты?

— В норме.

Они замолчали. Пауза затягивалась.

— Уезжаешь? — наконец, первая заговорила ведьма.

— Исха, я…

— Не объясняй, я все понимаю, — соврала она. По правде говоря, она мало что сейчас понимала.

— Поверь, я хотел бы, чтобы все было по-другому, но… — он снова смотрел на нее этим странным взглядом. То ли мольба, то ли сожаление, то ли просто жалость. Исха не могла его вынести. Только не от Грига. Она подхватилась со скамьи.

— Я желаю тебе счастья, — выдавила она, отвернувшись. — Прощай.

Мужчина дернулся встать, но скривился от боли и остался сидеть.

— Подожди, Исха! Сейчас рядом со мной ты в опасности! Исха, постой!

Но она, не слушая его, быстрым шагом удалилась из сада.

***

Ночь выдалась безлунной. Небо сплошь затянулось тучами, которые, впрочем, не спешили делиться дождем. Было невыносимо душно. Григ не спал. Уже хорошо затянувшаяся рана сейчас давала о себе знать, каждый вздох отдавался глухой болью в груди. Он широко распахнул ставни, чтобы словить хотя бы немного свежего ветра, но все было без толку. Мужчина в изнеможении лег в кровать. Замок жил своей приглушенной ночной жизнью. Где-то скреблась мышь. Григ задремал.

Но резкое колебание воздуха заставило его распахнуть веки. Над ним навис черный силуэт. Мужчина хотел было закричать, но грубая рука в кожаной перчатке наглухо зажала ему рот. Шеи коснулось обжигающе холодное лезвие.

— Один лишний звук и ты покойник. На этот раз — уж точно, — прошипел силуэт жрецу в самое ухо.

Тот сглотнул и кивнул. Ночной гость убрал руку от его рта.

— Что она знает? — все так же тихо спросил пришелец.

— Ничего, я ничего не сказал ей, — тоже шепотом ответил жрец.

— За вами следили. Ты несколько раз разговаривал с ней, — лезвие сильнее вдавилось в кожу, еще чуть — и появится кровь. — Что. Ты. Ей. Рассказал?

Жрец шумно вздохнул, тут же скривившись от боли. Но взгляд его был решителен и без капли страха.

— Я не такой дурак, как вы все думаете. Она и так натерпелась. Она нихрена не знает! Убей меня уже, наконец, и прекратим весь это фарс!

— О нет, убить тебя сейчас было бы очень подозрительно. Хотя одно твое неверное движение, и я это сделаю без всяких колебаний, — в доказательство этому мужчина еще сильнее надавил на кожу, Григ почувствовал, как лезвие прорезало ее, вниз потекла капля крови. — Предположим, ты говоришь правду. Как ты объяснил деснице то, что тебя пытались убить?

— Никак. Он не спрашивал. Вернее, сам предположил, что это местные, логовцы. Я не стал его разубеждать в этом.

Силуэт хмыкнул. Григ все еще не видел его лица. Да это и неважно. Все равно он проиграл. Еще в тот момент, когда поддался на шантаж и согласился на все их условия. Кто эти люди Григ не знал, но их было много, и они были сильны.

— К утру тебя здесь быть не должно. Не только в замке, но и вообще в Вольмире. Иначе я займусь ведьмой. Все равно теперь от нее мало толку.

***

Работать после захода солнца Верениру было привычно. Так спокойнее, днем его то и дело отвлекали. Ночью, конечно, тоже, особенно в последнее время. Но все же большая часть обитателей замка спала, а в относительной тишине думать было гораздо приятнее. После такого выброса силы, чтобы вытащить Исху с того света, Веренир еще не в полной мере пришел в себя и старался как можно меньше использовать свои способности, чтобы поскорее вернуться в форму. Кто знает, в какой момент он может понадобиться князю в делах государственной важности?

Но сейчас накопившаяся усталость брала верх: маг не мог сосредоточиться. Строчки на свитке, разложенном на столе, сливались в какое-то сплошное болото. Было уже около полуночи, но он был уверен, что Эйла еще не ложилась, а потому дернул за шнур небольшого колокольчика, расположенного на стене рядом с письменным столом. В том, что в такой час к нему явится непременно Эйла, он не сомневался.

Долго ждать не пришлось, послышался тихий стук в дверь. Потом она чуть приоткрылась, и внутрь проскользнул гибкий силуэт. Его можно было бы назвать тенью, если бы не длинная ночная рубашка, настолько белая, что, казалось, даже немного светилась в темноте.

— Ты похожа на призрака, — улыбнулся Веренир.

Служанка смутилась и посмотрела на него испуганным взглядом.

— Пусть господин так не шутит, пожалуйста!

— Эйла, не находишь, что ты слишком суеверна? — поддразнил он девушку. Она протестующе замотала головой. Десница, не вставая с кресла, поманил ее к себе пальцем. Служанка без колебания подошла и положила руки ему на плечи.

— Господин знает, что Эйла немного играет на лютне? — спросила та, разминая его мышцы.

Веренир кивнул, размышляя о том, почему служанка, столько лет прожив в княжестве и в сущности хорошо зная язык, до сих пор не научилась говорить о себе в первом лице.

— Так вот, господин весь как натянутая струна. Нужно лечь, Эйла знает, как это исправить.

Веренир беспрекословно позволил снять с себя рубаху и с удовлетворенным вздохом растянулся животом на перине. Он услышал, как чуть скрипнула дверца прикроватного шкафчика, а потом — звук пробки, которая высвободилась из горлышка бутылки. Через мгновение его кожи коснулись маленькие, но сильные ладони, которые медленно заскользили по спине. Веренир уловил какой-то цветочный запах.

— Розовое масло, — пояснила служанка, продолжая разминать мышцы.

В ответ десница промычал что-то неразборчивое. Прикосновения, которые становились сильнее и настойчивее, были настолько приятны, что говорить ничего не хотелось. Веки сами опустились.

***

…заходящее солнце просвечивало сквозь пушистые рыжие волосы и создавало огненный ореол вокруг ее головы. Невероятно зеленые глаза лучились улыбкой. Смеясь, она словно прошла сквозь него и побежала в сторону леса, все время оборачиваясь к нему, словно зовя за собой…

***

Исхе не спалось. Сначала она пыталась устроиться в постели, которая казалась слишком мягкой и чересчур теплой. Раскрывалась, снова накрывалась, вытягивала из-под одеяла только одну ногу. Сон никак не приходил. В конце концов, она вообще встала. По ощущениям уже перевалило за полночь. Она шире распахнула ставни и полной грудью вдохнула теплый осенний воздух. Мысли не давали покоя. Сейчас бы выйти в свой двор или даже выбраться в лес. Нет, жить в этой каменной громадине не для нее. Слишком много людей рядом и слишком мало простора, несмотря на невообразимые размеры замка.

Почти в полной тишине внутреннего двора она услышала чьи-то негромкие шаги, отражавшиеся эхом о каменные стены. Кто-то тяжелыми, чуть подшаркивающими шагами, медленно двигался в сторону ворот. Однако разглядеть его было невозможно. Слишком темно сегодня из-за туч. Должно быть, кто-то из стражи. Они же то и дело обходят территорию. Исха снова вернулась к своим размышлениям.

А еще Григ. Что-то в его поведении не давало покоя женщине. Что-то было не так, но она не могла понять, что именно. Она рада была бы объяснить его странное поведение тем, что на него так много всего свалилось за последние дни. Но нет. Было еще что-то. Интуиция никогда ее не подводила. Ведьма поняла, что просто должна поговорить с ним еще раз. При том прямо сейчас. Какое-то неприятное волнение ворочалось в середине груди, когда она думала о жреце.