Илинара. Драготариус (СИ) - Шмидт Елена Страница 22

Моралус проводил человека в белом халате, который сказал, что тело негодно, недовольным взглядом. «Три недели — это очень долго, — размышлял он. — Мне нужно здоровое тело». Оказалось, что при желании, он очень легко занимал мозг мыслящего существа. Правда, пока устраивался в первый раз, немного неподрасчитал и испортил его. Значит, надо искать другого носителя. Сейчас здесь сильно явно было его присутствие, а он не любил, когда его видели. Он повернул голову и посмотрел на соседа. Тот, боялся на него взглянуть, сидел к нему спиной и что-то бормотал. Потом встал и ушёл в коридор. Моралус усмехнулся, он знает, как уйдёт с больницы, незачем ему здесь лежать.

Мужчина вернулся и сел на кровать, собираясь лечь.

— Эй, — окликнул его Викрецкий, — дай попить.

Тот на секунду задумался, а Моралус не стал смотреть на него, лежал уставясь в потолок. Сосед потоптался, потом подошёл и, не смотря на Викрецкого, протянул кружку. Что-то чёрное стало отделяться от лейтенанта, и тот затрясся. Мужчина, бросив кружку, дёрнулся было в сторону, но оказалось слишком поздно. Тёмное нечто зависло напротив него, вспыхнули кроваво-красные глаза, секунда, и субстанция устремилась на смотрящего на неё с ужасом человека. Тело Олега Романовича Викрецкого обмякло и больше не подавало признаков жизни.

А Павел Михайлович Крутиков вышел из палаты, спустился и, выпрыгнув из окна туалета на первом этаже, устремился домой в больничной одежде. Прохожие провожали его удивлёнными взглядами, но он шёл быстрым шагом, не поднимая головы. Дома он завалился на кровать и стал смотреть в потолок невидящим взглядом.

Крутиков работал бухгалтером в строительной компании «КСТехнологии». Всю свою жизнь он пытался куда-то пробиться и что-то заработать, но, кроме больного желудка ничего не приобрёл. И не потому, что мало платили. А потому что сначала сбережения съела проклятая инфляция, а потом выяснилось, что он, собирая рублик к рублику, как-то незаметно прошёл мимо семьи и детей и остался на свете один. Теперь растущий счёт мало его радовал. Да, он любил летом ездить поправлять здоровье в санатории Кавказа и Крыма, и даже заводил там романы, но ни один из них в нечто большее не перерос. А всё потому, что Павел Михайлович стал поклоняться своему банковскому счёту, считая его самой верным своим другом, и тщательно следя за его сохранностью, даже на отдыхе.

Сейчас же в его голове происходило нечто странное. Он точно ощущал там чужое присутствие и с ужасом думал о том, что он, кажется, видел того, кто вылез из еле живого, внушающего ужас, лейтенанта и проник в него. И Крутикову было страшно. Так страшно, что он, хорошо памятуя о глазах лейтенанта, теперь боялся даже посмотреть на себя в зеркало, а потому лежал, зажмурившись, и размышлял о том, что ему делать. Пойти назад в больницу и всё рассказать, да его засмеют, или хуже того признают психом и отправят лечиться. А в психушку Павел Михайлович категорически не хотел. «Да и кто в здравом уме хотел бы туда отправиться? — рассуждал он. — И назад в палату я не вернусь, а значит завтра надо выходить на работу. Придётся сунуть Свиристелову денег, — сокрушался он, — а то не закроет больничный».

Рано утром он первым делом перерыл все ящики, пока не нашёл солнцезащитные очки. Надев, отправился умываться и посмотрел с опаской на себя в зеркало. На лице ничего не изменилось, смотреть же в свои глаза боялся. Чужое присутствие больше не ощущалось, и он слегка успокоился, решив, что мало ли что могло ему показаться.

Свиристелов не стал выяснять и возмущаться, почему тот ушёл, что было, по меньшей мере, странно, молча закрыл ему больничный. Крутиков даже дёрнулся рассказать ему о вчерашнем, но, подумав, не стал, а отправился на работу. Он решил, что обычная обстановка и знакомые люди вернут спокойствие. И угадал. Прошла неделя и он совсем расслабился, только было одно, но… И оно жутко напрягало. Его радужка стала отливать красным. И ему пришлось носить очки даже в помещении. Это было неудобно, но позволить остальным видеть свои глаза, он не мог. Павел Михайлович очень хорошо помнил, как испугался сам, когда встретился взглядом с такими глазами. На работе пришлось сказать, что у него сильно болят глаза, и врач рекомендовал носить очки.

Недели три ничего не происходило. Но как-то возвращаясь поздно вечером с работы, где он доделывал отчёт, Крутиков вылез из автобуса и, помахивая дорогим кожаным портфелем, с которым он не расставался много лет, пошёл сквозь тёмную подворотню к своему дому. Впереди, стуча каблучками, шла молодая женщина. Павел Михайлович неожиданно ощутил приступ жутчайшего голода. Мозг затуманило. Он почувствовал впереди запах жареного мяса и прибавил шаг. Есть хотелось так, что, казалось, ещё пара минут, и он умрёт. А здесь мясо. Именно такое, как он любил, но редко ел из-за своего желудка. Сочное, в меру солёное, со специями, прожаренное до лёгкой корочки. Ему казалось, что он чувствует, как оно тает во рту. Голод стал нестерпим. Настолько, что желудок скрутило в тугую петлю. «Поесть, что-нибудь поесть», — звучало в голове набатом. Что-то щёлкнуло в мозгу, разрешая взять, и он, с вожделением протянув руку, жадно схватил сочащийся соком кусок. Мясо почему-то извивалось, не желая, чтобы он держал его. Но он ел и ел, и не мог насытиться. Когда доел весь огромный кусок, наваждение стало спадать, и он увидел у себя под ногами высохший труп женщины с открытым ртом, взывающим о помощи.

Крутикова замутило от увиденного, он бросился бежать, не осознавая, что только что сотворил. Дома его долго рвало, руки тряслись, но сейчас он очень хорошо осознавал, что внутри головы ворочается кто-то, распространяя удовольствие. Это удовольствие неожиданно успокоило его, и Павел Михайлович лёг спать. Наутро он ничего не помнил, и очень удивился, когда узнал, что вечером у них рядом с домом каким-то странным способом убили молодую женщину.

ГЛАВА 8

Ветров пришёл домой поздно. Стрелка часов давно перевалила за полночь. Дарья не ложилась, она, как обычно, ждала мужа. Во сколько бы он не приходил, женщина дожидалась и кормила ужином. Вот и сейчас она с грустью наблюдала за ним. На лбу мужчины залегла глубокая складка, щёки от недосыпания ввалились. Он заметно похудел за месяц, что пропадал на работе, и даже снова стал припадать на раненую когда-то ногу.

— Может, расскажешь, что происходит, Серёж? — попросила Дарья, когда, накрыв на стол, присела рядом и стала наблюдать, как муж лихорадочно поглощает пищу. — Опять не ел, да?

— Некогда, — буркнул мужчина.

— Это всё убийства? — спросила она наобум, и Ветров перестал жевать. Она видела, как он крепко сжал лежащие на столе руки в кулаки, ей даже на миг показалось, что он сейчас раздавит вилку. Но он, переборов себя, аккуратно положил её на стол.

Город гудел. Странные убийства начались в Нижневартовске в прошлом году. Кто-то убивал молодых девушек и женщин, иссушая тело до состояния тысячелетней мумии. Тогда по телевизору орали про это на всех каналах. Приезжали федералы с центра, но маньяка так и не нашли.

— Серёж, — позвала она, и он поднял на неё глаза.

— Я первый раз не знаю, что тебе сказать, — выдавил он с трудом из себя. — Я даже начинаю думать, что если к нам попала ты с Линой, значит, мог попасть и кто-то другой, — он уставился на неё воспалёнными глазами. — Прости, — тут же выдавил из себя, увидев, как в её глазах метнулась боль.

— Что, всё так плохо? — тихо спросила Дарья, она никогда не видела его таким.

— Страшно, — одними губами прошептал он. — Я впервые чувствую себя беспомощным, и это пугает. Понимаешь, оказывается, ещё в том году было нечто похожее на одной из геологоразведочных буровых. Тогда погибло четырнадцать человек, одного не нашли и один сошёл с ума. Он сейчас полностью неадекватен. Его забрали в лучшую психиатрическую клинику в Москве и теперь усиленно работают, пытаясь узнать, что произошло, но вернуть ему разум кажется маловероятным.

Дарья расширившимися глазами смотрела на Сергея, понимая, что это не всё.