Испытание мечтой или подруги поневоле (СИ) - Ваганова Ирина Львовна Страница 23

У меня голова шла кругом от услышанного.

Наш караван остановился перед воротами усадьбы, студентки щебечущими стайками направились к дому с бирюзовыми стенами, белыми колоннами и скульптурами мифических существ на крыше. Прилучная довольно быстро нагнала меня, за ней подтянулись и остальные девочки четвёртой группы. В суете, сопровождавшей мероприятие, поразмышлять не получалось, я оставила раздумья на потом и переключила внимание на экскурсию. И не пожалела. Карп Порфирьевич рассказывал очень интересно. Усадьба принадлежала известному меценату Доральду Захаровичу Розову. Этот человек покровительствовал многим начинающим художникам, в поддержку их творчества покупал почти всё, выходившее из-под кисти не успевших набрать популярность мастеров. В результате весь его загородный дом заполонили картины. Тогда-то господин Розов и принял решение организовать здесь музей.

Не особенно разбираясь в живописи, я не могла давать профессиональную оценку собранию мецената, но на интуитивном уровне чувствовала нехватку чего-то необходимого, привычного. Покидая один за другим залы, всё больше ощущала дисгармонию.

— Что-то в этой галерее не так, — не выдержав, поделилась впечатлением с Алиной.

— Ясно что! Голых баб нет.

Точно! Женских портретов, тем более картин эротической направленности, не было вообще. Мужские портреты изредка попадались, но висели как-то скромно: либо в углу, либо в простенке. В основном интерес живописцев был направлен на пейзажи и натюрморты. Ещё довольно много было жанровых сцен, но позировали для таких картин тоже мужчины, а если присутствовала женщина, то стояла так, что разглядеть ничего, кроме уха и причёски, невозможно.

Миновав два десятка залов, мы перешли на второй этаж. Здесь висели новейшие приобретения музея. Я порядком устала и уже присматривала диван, где можно отдохнуть, как попала в удивительное место. В новом помещении демонстрировались полотна импрессионистов. Показалось, что передо мной картины любимого мной Клода Моне. Одна из картин напомнила «Дерево на воде». Во всяком случае, цвета были те же. Я изумлённо рассматривала её, когда ко мне подошёл Карп Порфирьевич:

— У вас отменный вкус, леди Морковина, — похвалил он, — за этим направлением — будущее живописи. Арсений Жемчужный весьма талантлив и считается основоположником.

Я присмотрелась к табличке, где был указан автор работ, и согласилась с учителем. Хотя не могла не удивляться, что в столь непохожих мирах картины не знакомых с творчеством друг друга художников имеют перекликающиеся мотивы.

Возвращались мы в общежитие усталые, но довольные. Ничего так не разгружает мозг как смена впечатлений. Красивые интерьеры, росписи потолков, позолота багетов, изящество декора и — особенно — произведения искусства настроили меня на возвышенный лад. Всю обратную дорогу я молча смотрела на пробегавшие мимо зелёные поля и полупрозрачные рощи. Думала почему-то о Лексе: какие картины понравились бы куратору, что бы он сказал о самой поездке. Глупо, конечно. Наверняка Лекс успел побывать в ближайшем художественном музее, и, судя по манерам, это дело для него привычное и необходимое.

Всё что мне хотелось этим вечером — это сразу после ужина улечься на кровать и полистать привезённые из графского дома книги. Была у меня мысль насчёт Ясмины Веровой: раз эта женщина задумывалась над исполнением пророчества, вполне могла подобрать подходящую литературу, а я утащила внушительную стопку из её библиотеки.

Увы, но этим мечтам сбыться не удалось.

Вернувшись из трапезной, Прилучная обнаружила последствия обыска в своём углу. Она догадалась, что шум поднимать не стоит, метнулась ко мне, выпучив глаза не хуже нашей учительницы по бытовым заклятьям:

— Ленка, — всхлипывая шептала она, остановившись в шаге красной линии, — иди сюда! Я не знаю, что делать!

Зайдя на территорию подруги, я увидела разбросанные вещи. Кто-то порылся в ящиках стола и перевернул всё на этажерке. Это случилось впервые. Раньше никто из нас не замечал изменений порядка в комнате, сколько бы мы ни отсутствовали. Устроенный бардак можно было бы считать мелкой неприятностью, чьей-нибудь глупой шуткой или местью, не случись непоправимое: раскрытая шкатулка стояла на полу, а рядом с ней, освещая коврик серебристым сиянием, лежали оба наших свитка. Один из них показался мне поблекшим.

— Так и было? — спросила я, указывая глазами на свитки.

Прилучная взяла меня за руку, пальцы её подрагивали и показались мне ужасно холодными:

— Я хотела поднять. Как только дотронулась до него, он стал угасать. Испугалась и бросила. — Алинка повернулась ко мне, часто-часто моргая. Ещё секунда и расплачется как малышка, у которой отняли куклу.

Понять её нетрудно. На ковре документы не оставишь, нужно спрятать обратно. Граф Веров советовал предложить жениху достать свиток из шкатулки. Не скажешь ведь: «Дорогой, будь добр, подними подтверждающий мой дар документ с пола». Мне тоже никто не позволит учиться в Школе заклятий, обнаружив отсутствие дара у якобы княжеской дочери.

— Давай спрячем свитки и никому не расскажем о том, что они погасли! — зашептала подруга.

— Само собой, мы не станем трубить об этом, — согласилась я, но тут же предположила: — Найдётся кому растрезвонить. Не сама же шкатулка раскрылась, кто-то это сделал целенаправленно.

Слёзы всё-таки покатились по Алинкиным щекам. Именно частые её всхлипы навели меня на мысль. Схватив раскрытую шкатулку, я положила её на бок рядом с сияющим свитком и приказала:

— Дуй!

В следующую минуту две стоящие на четвереньках студентки Школы заклятий синхронно раздували щёки и до истощения выдували воздух, направляя его на свиток. Опыт удался — свиток закатился внутрь. Мы переползли на коленях ко второму. Я, прикрыв шкатулку, чтобы первый экземпляр не выкатился обратно, собиралась пристроить её рядом со вторым, но за нашими спинами раздались шаги и заскрипел голос воспитательницы:

— Девы! Проверка! Девы! Всем подняться! Проверка!

Мы с подругой вскочили на ноги. Клавдия Семёновна наспех произнесла заклинание порядка. Разбросанные вещи мигом вернулись на привычные места, покрывало на кровати разгладились, пыль с поверхностей исчезла. Только одинокий свиток остался лежать на ковре.

Я так и стояла со шкатулкой в руках. Прилучная постаралась загородить потускневший документ, но от пристального взгляда воспитательницы ничего нельзя было скрыть. Клавдия Семёновна прошлась по центру зала и остановилась напротив нас:

— Почему вы вдвоём? — она сверкнула на меня глазами: — Идите к себе, леди Морковина.

— Извините, — я сунула шкатулку в руки Алине и успела сделать шаг в сторону своего угла, но воспитательница, чуть не взвизгнув, спросила:

— А это что? — она указывала на пол.

Прилучная хватала ртом воздух, не находя слов. Я метнулась обратно, быстро подняла свиток, бросила его в шкатулку и захлопнула крышку. Едва подруга успела поставить шкатулку на стол, а я вернуться к себе, как громоподобный голос возвестил о приближении ректора. Мужчина-гигант зашёл в зал, за ним семенил знакомый нам секретарь и ещё несколько клерков, которых мы видели впервые.

Студенки выстроились в две шеренги вдоль линий, отделяющих их владения от центрального прохода. Расстояния между нами было не меньше трёх метров, поэтому ни разговаривать, ни даже переглядываться не могли. Ректор неторопливо вышагивал по залу, поглядывая то в одну то в другую сторону, сопровождающие тянулись за ним. Вся процессия остановилась напротив меня.

— Леди, — обратился ко мне Всеволод Мартынович, старательно сдерживая свой громогласный тембр, — не соблаговолите ли показать царское приглашение в Школу?

Не сразу вникнув в смысл вопроса, я хлопала глазами.

— Свиток леди Морковиной у её кузины, господин ректор, — вмешалась Клавдия Семёновна.

У меня перехватило дыхание. Как? Почему? Казалось, что всё улажено… Как же я ошиблась!

Всеволод Мартынович лишь скосил глаза на воспитательницу, продолжая возвышаться неподвижной скалой напротив моего закутка. У меня в голове, как в запущенной центрифуге, вертелись быстрые мысли: куратор? Он поделился сомнениями о наличии у меня дара? Но говорили мы о Полине, о том, как граф объявил девушку с амнезией своей дочерью. Так вот почему обыски проводили в её хозяйстве! «Лекс! — Догадка острой иглой пронзила сердце. — Как он мог! Обещал же не причинять вреда леди Веровой, даже если она не она». А ректор, похоже, совсем запутался. Следующая сказанная им фраза опровергла моё предположение: