Сделка с профессором (СИ) - Краншевская Полина Страница 23

  Дойдя до небольшой двери в дальнем конце первого этажа, Жуль обернулся, никого не увидев, достал из кармана брюк ключ, без лишнего шума открыл замок, видимо, хорошо смазанный, и вышел на улицу.

– Бесхвостый демон мне в глотку! – процедил Эдман и бросился за ним.

Больше всего он боялся, что Жуль закроет за собой дверь на ключ, но, к его вящей радости, этого не произошло. Эдман пустил поисковое заклятие, убедился, что преподавателя арифметики нет рядом, и осторожно нажал на ручку, приоткрыв узкую щель.

От административного здания шла заросшая, еле заметная тропинка, огибающая низкую ограду школьного сада. Тощая фигура Жуля в черном сюртуке мелькнула впереди, и Эдман поспешил за ним.

Солнце уже коснулось горизонта, намереваясь в скором времени окончательно покинуть небосклон, а пока его лучи окрасили все строения Камелии и верхушки деревьев в саду прощальными багряными тонами. В вышине темные облака собирались в тучи и грозили затянуть сплошным мрачным покрывалом угасающее небо и едва проступившие звезды.

Тропинка привела Эдмана к одноэтажному, вытянутому строению с небольшими квадратными окошками. Человек среднего роста вряд ли смог бы заглянуть внутрь здания, а вот долговязому Жулю это вполне было под силу. Он стоял у дальнего окна, смотрел, не отрываясь, сквозь стекло и с предвкушением улыбался. Эдман с удивлением отметил, что еще ни разу не видел такого довольного выражения лица у вечно брюзжащего, словно древняя, брошенная богатыми наследниками на попечение сиделок старуха, преподавателя.

Он притаился за углом и стал украдкой наблюдать за Жулем. Вскоре окончательно стемнело, и до него донеслись звонкие девичьи голоса и плеск воды.

«Всесильный Эльвин! Да ведь это баня для адепток, а сегодня день купания! – осенила его внезапная догадка. – И ради какого класса Жуль сюда притащился? Или ему вовсе не важно, кто там демонстрирует свои прелести, лишь бы поглазеть?»

Эдман взглянул на преподавателя арифметики, но в тусклом свете маленьких окон увидел лишь очертания нескладной фигуры, притаившейся у стены. Скрипнув зубами, он решил подойти ближе и двинулся вперед, отойдя от бани настолько, чтобы скрыться в темноте и не попасть в пятна света от окон. Он подкрался к Жулю, встал поодаль и шепнул заклинание, улучшающее зрение в темное время суток; правда, оно имело значительный недостаток – действовало исключительно на коротком расстоянии, шагов десять до цели, не больше.

Как только неясные очертания обрели четкость, Эдман увидел, как Жуль, спустив брюки до колен, таращится в окно, дрожит от возбуждения и с упоением ласкает себя.  

«Вот старый пес! – выругался про себя Эдман. – Мог бы и шлюху в городе снять, чего уж там. Не мальчик уже».

В этот момент Жуль с блаженным стоном затрясся и привалился к стене, тяжело дыша. Эдман двинулся вперед, подошел вплотную и сказал:

– И как, Жуль, хороши местные адептки в обнаженном виде?

Тот вскрикнул и шарахнулся в сторону, но спущенные брюки не позволили далеко уйти, и Жуль принялся возиться с застежкой и ремнем.

– Вижу, что и впрямь хороши, – тоном истинного ценителя женской красоты произнес Эдман и зацокал языком, поглядев в окно бани. – Особенно Дорн. Ты только посмотри, какая торчащая, упругая грудь, так и просится в руки. А, Жуль?

  Эдман не был уверен в том, какая именно ученица приглянулась преподавателю арифметики до такой степени, что пробудила в хроническом зануде один из самых насущных для мужчины инстинктов, но неожиданно попал в точку.

– Не смей на нее смотреть, никчемный выскочка! – взвизгнул Жуль и кинулся на Эдмана, неуклюже хлопая того ладонями по широким плечам и пытаясь попасть по лицу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Потише, приятель, – усмехнулся Эдман, с легкостью скрутив преподавателя арифметики и заломив ему костлявые руки за спину. – А то девушки услышат и поднимут шум. Бонна Виклин, между прочим, вполне может посчитать себя опозоренной. И тогда она вправе будет подать прошение в департамент с просьбой о возмещении нанесенного ее непогрешимой персоне оскорбления. Тебе придется наконец закончить свои холостяцкие мытарства и жениться на обворожительной бонне Жозефине. Думаю, для тебя это лучший выход. Хоть будешь ночевать в мягкой постели, согретой живым женским телом, а не торчать возле бани раз в неделю, довольствуясь нетвердой рукой.

– Мерзавец! – зашипел Жуль, не хуже схваченной за глотку безвредной змеи, тщетно пытающейся ужалить врага. – Не бывать этому!

– На твоем месте я не был бы столь уверен, – переменил Эдман тон на более суровый и сжал удерживаемые руки сильнее. – А теперь не дергайся и ступай к административному корпусу.

Пока они добирались до заднего входа, начал накрапывать мелкий дождик, и преподаватель арифметики все сильнее дрожал, то ли от сырости, то ли от страха.

– Да не трясись ты! – дернул его руки Эдман и втолкнул внутрь здания. – Закрывай ключом дверь и быстро наверх.

– Ты что, следил за мной? – с негодованием повысил голос Жуль, никак не попадая в замочную скважину подрагивающими руками. – Это отвратительно!

– Отвратительно то, чем ты у бани занимался, – отрезал Эдман и, схватив своего пленника за плечо, потянул к лестнице на второй этаж.

Когда они очутились в преподавательском крыле, Жуль задергался и с тревогой спросил:

– Что ты намерен делать? Отпусти меня!

– Сейчас узнаешь, – усмехнулся Эдман, отпер свои апартаменты и втащил упирающегося преподавателя в гостиную. – Располагайся.

Он с силой швырнул тщедушного Жуля на диван, тот врезался в спинку, охнул, ударившись головой о деревянный остов, и затих, прикрыв глаза. Эдман хмыкнул, снял темно-синий сюртук, бросил его и трость на банкетку, плюхнулся в кресло напротив преподавателя арифметики и задрал ноги на чайный столик.

– Не притворяйся тяжелораненым, – сказал он, расстегивая накрахмаленные манжеты и заворачивая рукава рубашки до локтей. – Это тебе все равно не поможет.

– Что тебе от меня нужно?! – мгновенно подскочил Жуль на тощие, кривоватые ноги. – Ты не имеете права меня здесь удерживать! Я почетный член преподавательской коллегии! Я подам жалобу!

– Обязательно, – кивнул Эдман, с небрежным видом разваливаясь в кресле. – И не забудь подробно описать свои ежеседьмичные подвиги возле окошка бани. Уверен, члены коллегии будут в восторге и по достоинству их оценят.

Жуль сник, рухнул обратно на диван и закрыл лицо руками.

– Чего ты добиваешься? – глухо спросил он, не поднимая глаз. – Если решил меня шантажировать, то напрасно. Все свое жалование я отправляю в частный пансионат на уход и содержание больной матери.

– Деньги меня не интересуют, – отмахнулся Эдман. – Мне нужны некоторые сведения.

Преподаватель арифметики оторвал наконец жилистые, с синеватой сеткой вен ладони от лица и с удивлением посмотрел на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Полгода назад Камелию закончила адептка Виктория Творф, – ответил Эдман, выпрямляясь и сверля Жуля пристальным взглядом. – Что ты можешь сообщить о ней? Как себя вела? С кем дружила? Как училась? Может быть, кто-то ее здесь посещал?

Жуль ошарашенно уставился на Эдмана круглыми глазами и пролепетал:

– Если ты из магической комиссии, то я ничего не делал. Я и пальцем ни одну адептку не трогал. Да и невозможно это. Девушки проходят медицинский осмотр два раза в месяц. За сохранением их невинности строго следят.

Эдман тут же воспользовался предложенной им версией.

– У Творф есть некоторые разногласия со службой магического контроля. Мне поручено выяснить все о ее пребывании в школе. Но это должно держаться в строжайшей тайне. Если ты готов содействовать комиссии, то придется пожертвовать каплей крови.

– Я готов! – подобострастно закивал Жуль. – Что же ты сразу не сказал? Я все сделаю, что потребуется.

Эдман вытащил из набалдашника своей трости крошечную иголку и сказал: