Драконы и ведьмы - Мартиша Риш Страница 23

— Доволен, тоже мне скажешь. Вчера, когда ему объяснили, куда его забирают, он все время падал на колени и улыбался. Еле отучили от этой привычки, пока шли из порта, и то я не уверен. Он не доволен, он счастлив. Понятия не имею, где его подобрало наше судно, вроде в каком-то порту работал.

— Здоровый хоть?

— Абсолютно, только молчун. Целитель считает, что говорить он может, почему не говорит — никто не понял. Ну и ладно, молчит и молчит, нам-то это не важно.

— А в бумагах что?

— В купчей даже имени нет, а ему тут понравилось. Смысла оставлять его на судне я не вижу, в порту тоже нет лишней работы, а тут в замке ему самое место.

— Амелия зовет его Дином, парень не против. Он вообще на все согласен, по-моему, только бы не выгнали. Длинноволосый, спокойный, веселый, покорный. Пусть живет, проблем от него быть не должно.

— Делай, как знаешь, Эмиль, просто прозвучало это сначала очень странно. А так как ты мой наместник в этом феоде, тебе тут все и обустраивать.

— Спасибо за доверие, Марцелла.

Глава 17

Джинджер и кок

Комната полукруглая, но довольно большая, угасающий свет заходящего солнца пробивается сверху из узких щелей-бойниц. Пол выстлан грубой доскою на манер старинного. Стены из серого камня, гладкие, почти лишены уступов. Не может быть, чтобы замок был старым, скорее всего новодел, овеществленная мечта какого-нибудь заевшегося олигарха, воплощённая на диком африканском берегу. Зачем это нужно было тут строить, кому? Что за странный, ангар, в который вошло наше судно? Или он предназначается для разгрузки особо ценных грузов? Осталось неясным, как мы сошли на берег и самое главное, почему море внезапно "встало".

Кровати нам застелили удобные, одежда грубая и без карманов, зато чистая и пахнет приятно. Да и наши вещи вскоре вернули и, что самое странное, чистыми.

Что ждет нас? Как дела обстоят с теми, кто остался на судне? Стараюсь не думать. Тешу себя слабой надеждой, что парнишку все же показали врачу. Может, дадут ему хоть какой-то шанс? Согласится он жить калекой? Нет уж, лучше не думать.

Ближе к ночи, когда солнце почти погасло, дверь отворилась — занесли зажженные свечи и установили в канделябры на стенах, принесли низенький столик, пару тарелок с супом, кувшин воды и даже тяжелые деревянные кружки. Все молча, все те же солдаты в странной одежде, что были тогда на берегу. Все как один они сухощавы, у всех на поясах висят клинки и более ничего. Ни кобуры, ни пистолета.

Солдаты, хотя откуда я знаю, кто они на самом-то деле, но выправка как у военных, вышли. Кок медленно встал из своего угла, потянулся немного, расправил плечи.

— Как думаешь, Джинджер, это есть можно? Бабушка твоя что говорит?

— Иди ты…к столу!

— Ну, не сердись, я шутя.

— Какие тут могут быть шутки?

— Самые что ни на есть простые. Что еще остается делать? Мы живы, здоровы и целы, и это несмотря на наши геройства. Будем надеяться, что главный режиссёр этого современного африканского «средневековья» нас поутру не повесит.

— Суп-то хоть с чем?

— А я знаю? Но пахнет вкусно. Я, конечно, лучше готовлю и, хотя бы, знаю из чего, но выглядит сносно.

— Вроде курятина.

— Неа, заяц.

— А заяц-то тут откуда?

— Может водится? Ты не знаешь, в Африке водятся зайцы?

— Наверное.

— Сейчас поедим, а дальше что? Как думаешь, к нам еще зайдут?

— Эти могут. А что ты хочешь?

Кок склонился ко мне пониже.

— Я бы рискнул достать до окон.

— Не пролезем, они узкие.

— Так-то — да, но есть шанс хоть примерно узнать, где мы. Башня стоит высоко, вид будет отличный.

— Рискнем, но ближе к утру.

Приблизительно через час после ужина к нам вошел остроухий брюнет в сопровождении одного солдата. Замер на пороге, повел носом, чуть хмыкнул глядя на кока и сделал жест мне идти к выходу. Вот что тут скажешь? Пока что относятся к нам нормаль но, плохо только то, откровенно плохо, что лиц никто из них не прячет. А, значит, нас никто не собирается отпускать. «Алес капут», как сказал бы старпом. Где он? Жив ли?

Встал, чуть шикнул на дернувшегося, было, кока. Солдат вышел, остроухий пропустил меня следом. Опасно оставлять врага за спиной, а что еще остается делать? Засов нашей камеры за мной неприятно щелкнул. Кок заперт, меня же куда-то ведут. Вечером тут в коридорах довольно мрачно. Серый камень, кое-где гобелены, алеющее пламя свечей в редких канделябрах на стенах и ни одной электрической лампы. А пчелы у них трудоголики — производить столько воска. Шли недолго, притормозили у какой-то изящной двери. Солдат замер у косяка, брюнет легко повернул ручку и пропустил меня вперед.

Светлая комната с огромным окном, кровать у стены. Перед ней на полу сидит парень в тонком ошейнике и с длинной косой, небрежно перекинутой через плечо. Завидя нас парень вскочил и согнулся в низком поклоне. Мозг выдал тираду мата. Что за сборище идиотов тут осело? Провожатый что-то гаркнул в полголоса. Парнишка резво скинул одеяло с кровати и замер у стенки.

Кадет! Дышит! Живой, гад! Меня просто привели на него посмотреть! Вот же ж! И нога у парня на месте, даже отек вроде спал. Точно, уже даже не бурая. Я сделал пару шагов до постели. Лежит, спит, паразит, а мы его уж похоронили. Протянул руку, трогаю лоб — почти холодный. Только спит он беспробудным сном, но, может, чем накачали? С другой стороны, пожалуй, так и нужно. Трогаю ногу, отек еще очень большой, но кожа уже не горит и даже видны силуэты колена. Значит, спадает воспаление. Чем же его так накололи, что помогло?

Обернулся, остроухий чуть кивнул и вроде как одобрительно хмыкнул. Я поклонился от всей души. Вот уж не думал, что парню помогут, стою, улыбаюсь как идиот.

Остроухий снова что-то сказал парнишке с косой, тот закинул одеяло на место и поклонился. Жестом остроухий указал мне на дверь. Не дурак, понял, уже иду. Обратно возвращался только с одним солдатом, остроухий куда-то ушел. А тут и в коридоре ничего так, уютно, знать бы еще, куда мы попали?

В камере встречает взволнованный кок. Дверь за мной лязгнула, заперли опять, ну ничего.

— Куда тебя выводили? Чего так улыбаешься?

— Серджо жив! Лечат!

— Нога?

— На месте, отек сходит, температура почти спала.

— Это невозможно! Ты же видел. Сам-то он что