Пекарня с сюрпризом для попаданки (СИ) - Гуда Хелен Страница 23

Отец был рад невероятно. Когда он на костылях выбрался из пекарни, то я, не помня себя, бросилась к нему. Благо, что к этому времени успела слезть с лошади.

— Батюшка! — я обняла мужчину. Я помнила, что это по факту это не мой настоящий отец. Но за то, что он так переживал, беспокоился, я прониклась к нему искренними чувствами. Он не побоялся идти и требовать, чтобы инквизитор отпустил меня, полагая, что я в застенках инквизиции. Настоящий отец. И совсем неудивительно, что мать Сабрины и Дианы отказалась от жизни агента инквизиции и захотела спокойного семейного счастья. Просто мужчина слишком мягкий и потому пошел на поводу у Урсулы, когда матери девочек не стало. — Зачем же ты встал?

— Девочки мои! — папаша Джузеппе расплакался, прижимая меня к себе и опираясь всем весом, Сабрина прижалась к нам, обнимая и тоже плача. Так в обнимку мы и зашли обратно в пекарню. Люди инквизитора разогнали зевак и сами исчезли. Уверена, они где-то притаились и просто следили за порядком, чтобы любопытствующие не собирались в группки и не докучали нам.

В пекарне был порядок, что удивительно, так как отец явно в одиночку не смог бы это все поддерживать. Хлеба черствого на полках не было, и даже два свежих пирога были на витрине. Из кухни вышла Брунхильда Петеголла, младшая из сестер. Я непонимающе посмотрела на отца и вопросительно перевела взгляд на инквизитора. Тот в ответ лишь кивнул. Неужто одна из сестер-сплетниц и была агентом инквизиции?

— Потом, все потом, — шепнул снова мужчина. Ох, боюсь, у меня скопится слишком много вопросов, которые я задам, когда наступит это самое “потом”.

— Батюшка, нам надо привести себя в порядок, — честно, очень хотелось залезть в ванну и отмокать там пару часов. Но здесь не было такой роскоши и хотелось хотя бы просто помыться по-человечески.

— Да, конечно, доченька, — мужчина посмотрел на младшую сестру Петеголла. — Хильдочка, ты поможешь девочкам?

— Да, конечно, — и женщина так по-доброму нам улыбнулась, что я снова покосилась на Винченцо, а тот лишь развел руками.

Мы поднялись с Сабриной наверх, а Брунхильда в мановение ока натаскала воды в довольно большую ванну, которую вытащила из кладовки. Я с забинтованными руками была ей не помощник. Руки не болели, но было странное ощущение под повязками. Очень хотела посмотреть, как они, но одновременно было и страшно. Я помнила, что кожа на некоторых особенно поврежденных участках висела лоскутами. Если я и смогу в дальнейшем пользоваться руками, как и прежде, то явно они останутся изуродованными.

Ко мне подсела Сабрина.

— Как твои руки? — девочка уже к этому времени приготовила сменную одежду и мне, и себе. Брунхильда оказалась очень заботливой и вызвалась помочь мне, но я отказалась. Как-то неловко было принимать помощь совершенно посторонней женщины, поэтому я согласилась на помощь Сабрины. Брунхильда ушла, а сестра предложила помочь мне раздеться. Вообще-то, по-хорошему, сперва нужно было вымыть ребенка, но в связи с тем, что я была в более беспомощном состоянии, то омовение начали с меня. Девочка осторожно сняла с меня повязки, и я удивленно посмотрела на мои руки. Раны покрылись корочкой, а на местах, где старуха прикладывала лоскуты кожи, там они прижились и уже начали образовываться рубцы, что свидетельствовало о заживлении. Сабрина осторожно убрала пропитанные непонятной мазью повязки и осторожно промокнула мои руки. Было видно, как ребенку не по себе от вида моих рук, и я хотела их спрятать подальше, но она не дала. Она закрыла глаза и, положив мои руки себе на колени, накрыла их своими ладонями. Я, если честно, не понимала, что она делает, но не мешала. Между руками Сабрины и моими образовался какой-то неясный свет, который щекотал кожу рук. Я пораженно смотрела на то, что делала Сабрина.

Когда свечение прекратилось, сестра открыла глаза и посмотрела на меня. Я во все глаза смотрела на девочку, так как мои руки были практически как до травмы. Да, на них были свежие шрамы и рубцы, но словно я получила травму как минимум полгода назад, а не накануне. Я не могла поверить тому, что видела, и радостная обняла Сабрину. Но новая седая прядь, что обозначила детскую голову, привлекала мое внимание. Ее точно там не было пару минут назад, до того момента, как она решила мне вылечить руки.

— И давно ты так умеешь? — я схватила ребенка и заглянула в лицо.

— Нет, это случайно получилось, — девочка словно стеснялась своего дара. — Ты не помнишь, это было до того случая с телегой старьевщика. Я принесла домой воробья. У него было перебито крыло. Я назвала его Чирика, потому что обратила внимание на него в канаве из-за громкого чириканья, — рассказывала девочка. — Ты сказала, что он умрет, а Урсула выгнала меня из кухни, чтоб я дохлятину всякую не таскала. Я ушла в беседку во внутреннем дворе и там гладила Чирику по крылу, молилась, чтобы он поправился. У него ведь есть семья, и он должен ее кормить. А потом руки засветились, и Чирика улетел. Это видела Урсула, потому что она подскочила ко мне и схватила за руки, рассматривала их, — объяснила мне девочка.

— Сабрина, послушай меня, — я наклонилась к девочке и пристально смотрела в ее лицо. — Прошу тебя, никогда не применяй этот дар. Умоляю, — я расплакалась и прижала к себе ребенка. Вот откуда Урсула узнала о способностях Сабрины. Она просто ждала, когда будет гроза, и с помощью природного электричества хотела усилить дар Сабрины. Именно поэтому у малышки появились седые пряди, так как она отдавала часть своих сил и способностей при лечении. Конечно, при лечении воробья этого не произошло, но она совсем малышка и не понимает, что делает. В какой-то момент, если она будет злоупотреблять своим даром, она просто сгорит. И тут я вспомнила про мать девочек. А не произошло ли это и с ней? Ради кого она пожертвовала своей жизнью?

Все эти вопросы роились в голове, пока я прижимала к себе ребенка. Сабрина пообещала, что не будет больше никого так лечить, и я вроде бы успокоилась. Мы помылись и привели себя в порядок. Я Все же забинтовала руки, чтобы не привлекать к ним излишнего внимания. Все же не хотелось объяснять, как я так излечилась за пару часов, проведенных на втором этаже. Постепенно шрамы затянутся окончательно, и я смогу снять повязки. Я еще несколько раз взяла с Сабрины клятву, что она никому не расскажет о своей способности. Я не хотела, чтобы хоть одна живая душа знала об этом. Даже Винченцо.

Мы спустились как раз, когда Брунхильда выносила большой ягодный пирог в беседку во внутренний дворик. Там уже был накрыт стол и стояла пузатая бутыль, снизу оплетенная виноградной лозой. В честь благополучного возвращения дочерей папаша Джузеппе закрыл пекарню раньше положенного времени. Всем любопытствующим сказал приходить завтра с утра. Сообщив, что будет праздник и угощение.

Все-таки Джузеппе Марендино благодушный и щедрый старик. Хотя почему старик? Невзгоды и рано ушедшая жена состарили его раньше времени, но озорной блеск в глазах присутствовал. Особенного когда он посматривал на Брунхильду. Видать, есть порох в пороховницах. Я с интересом посмотрела на эту даму. Она перешла в возраст старых дев довольно давно. Впрочем, как и ее сестры. Но была при этом недурна собой. Почему она не вышла замуж, когда была юной и цветущей, история умалчивает, но факт остается фактом. Дама отвечала благосклонными взглядами на подмигивание папаши Джузеппе. И, видимо, тот момент, когда у Дианы и Сабрины появиться мачеха, не так уж и далек.

Отец радостно улыбался и поглядывал то на нас, то на младшую сестру Петеголла. Винченцо сидел с немного расслабленной улыбкой, и я то и дело ловила на себе его взгляд. Сабрина, забыв о перенесенных невзгодах, бегала радостно вокруг.

Мы все сели за стол.

— В честь счастливого возвращения моих дочерей и поимки преступников объявляю тост! — папаша Джузеппе поднял вверх стакан. Мы принялись за праздничный ужин и весело болтали. Все словно уходили от разговора о том, что произошло. Папаша увлекся празднованием, и вскоре Брунхильда вызвалась откатить его кресло в его комнатушку, в которую мы его переселили, и уложить его спать. Папаша Джузеппе расцеловал всех присутствующих и пожелал доброго сна. Брунхильда вернулась вскоре и села к нам за стол.